Архипелаг Земля Франца Иосифа; остров Земля Александры
Март 1945 года
Ранним утром U-3519 миновала остров Самсё и достигла глубоководного фарватера в проливе Каттегат. А едва небо над шведским берегом окрасилось в серые тона, капитан-лейтенант приказал задраить люки и уйти на перископную глубину.
К одиннадцати утра вышли из залива; нырнув на восемьдесят метров, повернули на северо-запад.
В полночь штурман доложил:
– Траверс Бергена.
Обычно штурманами в экипажах подлодок служили унтер-офицеры; в сороковом Людвиг Ланге начал морскую карьеру матросом-ефрейтором. К сегодняшнему дню он носил погоны лейтенанта цур зее и, не смотря на юный возраст, был одним из опытнейших штурманов Кригсмарине.
– Всплываем для подзарядки? – поинтересовался старший помощник.
– Нет, – качнул головой командир.
– Поднимаемся на перископную глубину и идем под шноркелем?
– Нет, – повторил Хайнц Мор. – Идем малым ходом на этой глубине. Всплытие и подзарядка через сутки в Норвежском море…
Дальнейшее продвижение новейшей лодки по указанному в пакете №1 маршруту происходило спокойно и без приключений. Лишь однажды, идя ранним утром под шноркелем для подзарядки аккумуляторов, вахтенный офицер заметил через зенитный перископ воздушную цель. Случилось это неподалеку от острова Медвежий. Какой из воюющих стран принадлежал самолет – определить никто бы не взялся. Капитан-лейтенант Мор приказал убрать выдвижные устройства и произвести срочное погружение на сто двадцать метров.
Следующее подвсплытие на перископную глубину осуществили глубокой ночью через восемнадцать часов…
Война была безнадежно проиграна – Третий рейх содрогался в предсмертных конвульсиях. 18 апреля 1945 года Карл Дениц перевел свой штаб из Берлина в Мюрвик под Фленсбург, а 30 апреля возложил на себя пост президента Германии. В этот же день новый преемник фюрера провозгласил новую задачу нации: «Необходимо спасти Германию от уничтожения большевиками! Во имя одной только этой цели вооруженная борьба будет продолжаться!»
Эти слова, сказанные за несколько дней до капитуляции, многим показались бравадой на эшафоте. Увы, но это оказалось не так. С начала весны 1945 года из морских баз Кригсмарине чуть ли не ежедневно исчезали в неизвестных направлениях подводные лодки. Проверенные рабочие «лошадки» VII серии отправлялись в последние боевые походы. Крупные корабли IX и X серий, выгрузив практически весь боезапас и взяв на борт представителей германской элиты, уходили через океан к берегам Южной Америки. Эти лодки ждала незавидная участь – большинство будет затоплено на мелководье сразу после высадки на берег высокопоставленных пассажиров.
Другая судьба была уготована «Дойным коровам» – субмаринам XIV серии, и некоторым из новейших боевых электролодок XXI и XXIII серий. Им надлежало продолжать тайную войну.
* * *
– Мы на месте, герр капитан, – доложил штурман.
– Хотелось бы поточнее, Людвиг! – недовольно крутанул Мор ручку настройки резкости мощного бинокулярного перископа.
– Архипелаг Земля Франца Иосифа. Пролив Кембридж; справа остров Земля Георга, слева остров Земля Александры. Впереди по курсу бухта Нагурского, координаты которой точно соответствуют заданной в приказе точке.
Хорошенько разглядев каменные холмы с белеющими прожилками ледников, командир выпрямился и достал из внутреннего кармана заветный пакет №2. Пакет был заметно толще первого.
Под напряженными взглядами сослуживцев он разорвал плотную бумагу и заглянул внутрь…
Сначала под тусклым светом плафонов центрального поста появилась подробная лоция всех проливов архипелага. Особенное место в лоции занимал пролив Кембридж с юго-восточным побережьем острова Земля Александры. На подробном плане была изображена линия маршрута, проходящая сквозь узкие ворота в минном заграждении на входе в бухту Нагурского. Далее линия упиралась в высокую скалу, соседствующую с обширным ледником.
Вслед за лоцией Мор извлек из пакета карту самого острова с множеством пометок и пояснительных сносок.
Последним он вынул белоснежный лист, развернул его и пробежал строчки приказа…
– Что там? – нервно сглотнул старший помощник.
– Не томите, Хайнц, – поторопил Нойманн.
– В соответствии с приказом Карла Деница нам надлежит организовать длительное боевое дежурство на территории секретной подскальной базы острова Земля Александры. Здесь указаны точные координаты входа в грот, – капитан-лейтенант протянул листок штурману. – Будьте внимательны, Ланге, впереди нас ждет барьер из двенадцати ударно-гальванических мин.
Приняв лоцию, штурман углубился в ее изучение.
Профессор тихо спросил:
– Это все?
– Нет. Дежурство бессрочное и продлиться до тех пор, пока на рабочей частоте Кригсмарине не пройдет сигнал к возобновлению боевых действий. Сигнал должен подать один из руководителей Рейха. Следующим приказом гросс-адмирал присваивает всему личному составу очередные воинские звания и желает удачи.
Потирая тонкими холеными пальцами подбородок, Нойманн задумчиво сказал:
– Поздравляю. Отныне вы - корветтен-капитан. Кажется, это звание соответствует майору вермахта.
– Вас тоже не обидели, господин оберштурмбанфюрер. И ваше новое звание равнозначно подполковнику.
– У меня к вам личная просьба, Хайнц, – покосился на присутствующих Нойманн и прикрыл блестевшее на безымянном пальце левой руки наградное кольцо «Мертвая голова».
– Слушаю.
– Давайте забудем о чинах и перейдем на «ты».
– Принимается, – кивнул командир подлодки, отлично понимая причину «демилитаризации» отношений. Война проиграна; их могут отыскать даже здесь – на краю земли. Он – Хайнц Мор – простой офицер военно-морского флота Германии. Да, бывало, что приходилось топить беззащитные гражданские суда, обрекая на верную смерть сотни людей. Но эти поступки не сравнить с жестокостью тех, кто служил в гвардии рейхсфюрера СС.
Штурман пыхтел над картой, прокладывая с помощью лоции курс к точке входа в подскальную базу.
– Готово, герр капитан, – доложил он через пару минут. – Прикажете до входа в базу идти в надводном положении?
– Разумеется. Бухта покрыта льдом и нам не поднять перископа.
* * *
Взломав рыхлый лед, U-3519 подошла к скале на дистанцию четыре кабельтова. Судя по лоции, глубина под килем сохранялась приличная – не менее пятидесяти метров, что позволило бы в будущем подходить сюда под перископом.
Мор требовательно посмотрел на Ланге:
– Вход в базу здесь – ты уверен?
– Да, герр капитан, ошибки быть не может, – твердо произнес новоиспеченный обер-лейтенант цур зее и, передав бинокль, указал на скалу: – Мы точно в створе.
Створ указывали острые верхушки двух крупных глыб, торчащих из склона на разной высоте. Информация о них была подробно изложена в лоции.
– Смотри, штурман. Я не собираюсь понапрасну уродовать об лед легкий корпус.
Три офицера стояли на рубочной площадке. Лодка покачивалась в проделанной от середины пролива полынье. Ланге волновался за расчеты и молчал; Хайнц надолго прилип к окулярам мощного бинокля, изучая высокую скалу; старший помощник беспрестанно крутился, осматривая воздушное пространство.
Наконец, командир решился.
– Малый вперед тем же курсом, – скомандовал он. – Подойдем поближе.
– Сомневаешься в данных лоции? – уточнил старший помощник.
– Нет. Просто не имею опыта вхождения в подводные гроты.
– Понимаю. Мне тоже не по себе от этой затеи. Промахнешься на пяток метров и…
– Вот что, Рудольф, – опустил бинокль Мор. – Приготовь-ка две пары пловцов для обследования береговых скал. Я поведу корабль под скалу только после того, как удостоверюсь в наличии этой чертовой норы…
Обследование длилось более часа. Подлодка застыла в надводном положении в двух кабельтовых от берега, пока команда пловцов, ведомая опытным обербоцманом, изучала подводную часть отвесных скал.
Все это время Мор прятал лицо от холодного ветра в поднятый воротник кожаной куртки. На голове белела офицерская фуражка – символ командира подлодки. Только командиру по неписаным правилам дозволялось носить подобный головной убор…
Наконец, шлюпка повернула и причалила к борту U-3519. Моряки помогли пловцам взобраться на горизонтальный палубный настил.
– Что там? – крикнул сверху Мор.
– Грот, – отвечал кто-то из пловцов. – Мы нашли большой грот, в точности совпадающий с описанием в лоции.
– Какова глубина перед гротом?
– Около двадцати пяти метров. Дно гладкое, края грота немного скошены.
Командир обернулся к вахтенному офицеру:
– Проводить пловцов вниз и дать шнапса. Экипажу приготовиться к погружению!
* * *
К строительству секретных подскальных баз в заполярных районах Германия приступила задолго до начала Второй Мировой войны. Вначале века при кайзере Вильгельме II был обустроен грот естественного происхождения в проливе Маточкин Шар на Новой Земле. Внутри грота находилось довольно обширное озеро, в акватории которого спокойно размещалось до четырех небольших германских подлодок. С той базы в годы Первой мировой войны они совершали успешные рейды в Белое море для нападения на российские и английские суда.
После поражения в войне и позорного Версальского договора лидерам Германии стало не до содержания отдаленных военных объектов. Однако разведка в полярных районах продолжалась. К примеру, в начале тридцатых годов над значительной частью советской Арктики пролетел, выполняя аэрофотосъемку, дирижабль «Граф Цеппелин». Добравшись до архипелага Земля Франца Иосифа, он обменялся почтой с советским ледоколом «Малыгин» и продолжил свое «мирное» путешествие…
Одним словом, рассекречивать и сдавать свои объекты в Заполярье победителям немцы не собирались. Они пополнили запасами базы на островах Северного Ледовитого океана и законсервировали их до лучших времен.
Лучшие времена наступили довольно скоро.
Войдя самым малым ходом в широкий грот, субмарина вскоре ткнулась носовой частью во что-то мягкое.
– Всплываем, – тотчас приказал Мор.
После всплытия офицеры и боцманская команда выбрались на палубный настил; один из сигнальщиков включил прожектора на рубке и осветил низкие своды.
– Ого! – не сдержался командир, оглядываясь по сторонам. – А здесь довольно просторно!
– И холодновато, – поежился профессор.
Лодка покачивалась во внутреннем водоеме огромной рукотворной пещеры. Водоем имел строгую прямоугольную форму и заканчивался пологим тупиком, предусмотрительно прикрытым отбойником – четырьмя слоями толстой резины. В нее-то и ткнулась носом субмарина.
– Каменный тротуар ведет к какому-то проходу, – прокомментировал старший помощник, поворачивая прожектор. – И все же здесь очень мрачно и неуютно.
– Довольно жалоб, господа, – одернул командир. – Нам следует быть образцами стойкости духа, иначе подчиненных надолго не хватит.
– Вы правы, – поддержал Нойманн. – Одному богу известно, сколько здесь придется торчать…
Тем временем, матросы пришвартовали субмарину к правому причалу; вся команда, за исключением вахты, сошла на ровный каменный тротуар причала, простиравшийся на всю длину между водоемом и вертикальной стеной; такой же тротуар имелся и слева от водоема. Хайнц Мор определил две группы во главе с офицерами, снабдил их фонарями и отправил в разные стороны для изучения секретного объекта. Остальным приказал собрать личные вещи и приготовиться к переселению…
Новое место жительства впечатлило. Буквально все внутри огромной скалы было создано не природой, а человеческими руками. На каменных тротуарах, стенах и сводах отчетливо виднелись следы инструментов. Все говорило о том, что здесь здорово потрудилось несколько сотен или даже тысяч военнопленных, вырубивших в твердой скальной породе убежище для двух подводных лодок и сеть различных помещений. Впрочем, Мор не отрицал природного происхождения подскального водоема – скорее всего грот с небольшим озером существовали изначально, а строители существенно расширили их объем, придав правильную, удобную форму и соорудив ряд вспомогательных зон. После строителей эстафету приняли инженеры, снабдив помещения водопроводами, электрической сетью, телефонной связью, радиорубкой и трансляцией.
Вскоре возвратившиеся группы доложили о результатах разведки. Коридор справа от водоема вел в несколько жилых отсеков, включавших две внушительные казармы, десяток комнат для офицерского состава, два продовольственных склада, банно-прачечный отсек, камбуз и большую столовую. По левую сторону стоянки подлодок находилась техническая зона. У входа в нее возвышалось мощное подъемное устройство, предназначенное для ремонта и перезарядки субмарин торпедами. Вглубь скалы уходил такой же коридор с просторными мастерскими, множеством складов для хранения аккумуляторных батарей, инструментов, обмундирования, топлива, оружия и боеприпасов…
– В дальнем конце технической зоны расположены четыре помещения, – заканчивал доклад один из офицеров. – Двухместный карцер, генераторная и две резервные комнаты.
– Что с генераторами? – поинтересовался Мор.
– Генераторы очень старые – изготовленные при кайзере Вильгельме II. Мы не стали их трогать. Во-первых, в этом закутке невероятно холодно. А во-вторых, непонятно, куда уходит выхлоп от двигателей.
Команда крайне нуждалась в электричестве и нормальном освещении, без которых было невозможно нормально обустроиться на новом месте. Подумав, командир поручил инженеру-механику Гюнтеру разобраться с генераторами. Сам же направился инспектировать склады. Их жизнь отныне зависела от количества продовольствия и топлива.
Глава пятая
Российская Федерация; Москва; Лубянская площадь
Наше время
Последующие пару дней наша жизнь проистекает по давно заведенному распорядку: ранним утром на территорию базы въезжает знакомый автобус, должный вместить в свое чрево нас и огромное количество багажа. В сумках обычный скарб: гидрокомбинезоны «сухого» типа, баллоны с разнообразной дыхательной смесью, дефицитные регенеративные патроны для ребризеров, маски, перчатки, ласты, специальные коробки с оружием, боеприпасы. Да, оружие мы всегда возим с собой – таким где попало не обеспечат.
– Евгений Арнольдович?! – ноет Маринин. – Как же наша резервная пара?..
– А никак, – убиваю последнюю надежду юноши. – Ты семейные проблемы решил? С женой помирился?
– Нет.
– Вот ты и сам ответил.
Он растерянно мнется рядом.
– Свободен, старший лейтенант. Я не знаю, когда состоится следующая командировка, но настоятельно советую привести нервишки и внутреннее состояние в норму. Иначе так и будешь гнить на базе…
Понурив голову, Маринин уходит, а мы принимаемся за дело: для начала плотно завтракаем (обеда может не случиться), потом неспешно грузим в автобус снарягу и усаживаемся неподалеку от водилы. И начинаем трудно продвигаться сквозь череду пробок на один из ближайших аэродромов, где ожидает «конторский» самолет.
Наконец, долгожданный взлет. После набора высоты парни хитро глядят в мою сторону. Ну а что еще делать в салоне самолета, если на загородной базе выспались на неделю вперед?
Снисходительно киваю:
– Ладно, наливайте. Только понемногу.
Бойцы выуживают из закромов пару бутылок хорошего вискаря, простенькую закуску в виде апельсинов, шоколада и минералки. Приняв на грудь сто пятьдесят миллилитров, отворачиваюсь к окну. Мне достаточно, парни тоже свою норму знают – увлекающихся спиртным в моей команде нет, и никогда не будет. Тяжелая, сопряженная с постоянным риском работа боевого пловца требует отменного здоровья и великолепной физической формы. А это с безмерным употреблением алкоголя несовместимо.
Прикрыв глаза, пытаюсь заснуть, но в памяти всплывает разгневанный за мою самовольную отлучку с базы Горчаков. Его сжатые кулачки, дребезжащий тенор и резкие по форме слова…
* * *
У моего шефа много недостатков и странностей, над которыми окружающие втихоря подтрунивают. Посмеивался над ними и я, пока однажды, где-то на первых этапах нашего знакомства, не получил хороший урок.
В тот год меня назначили заместителем командира «Фрегата», следом поменялся куратор – вместо ушедшего на повышение человека к нам приставили Горчакова. Первые впечатления о нем сложились быстро: слишком правильный, очень строгий, невероятно занудливый. Тут же подоспело и соответствующее прозвище – Кощей – за внешнее сходство со сказочным злодеем…
Он был вполне обеспеченным (к тому моменту десять лет носил генеральские погоны): большая квартира в центре, дача в Подмосковье, солидная иномарка, крутые часы и навороченные ноутбуки стоимостью от ста «штук» и выше. Но при этом для мобильной связи почему-то использовал неприличный даже для столетней бабульки аппарат – тяжелый черный брусок, размером с ладонь землепашца.
Когда мы впервые увидели этот телефон, то зажали рты, чтобы не приведи Господи не заржать в голос. Так и сидели, вытаращив глаза и понимая, что первый издавший звук отправится на эшафот.
Нет, мы на самом деле и очень искренне недоумевали:
– Товарищ генерал, да выбросьте вы этот атавизм лихих девяностых – в нем даже дисплей монохромный!..
Он бледнел, глаза наливались яростью.
– Займитесь прямыми обязанностями! А я без вас решу, каким пользоваться телефоном!
Однажды мы скинулись и подарили Сергею Сергеевичу на юбилей очень хороший современный аппарат – громкий, с большим экраном и кучей полезных функций.
Он молча принял коробку, сухо поблагодарил и… продолжал ходить на службу со старым бруском.
Спустя несколько месяцев мы заметили, что ископаемый телефон из-за поломки задней крышки перемотан изоляционной лентой. Однако мы больше не решались предлагать боссу избавиться от хлама.
А кто-то из моих парней остроумно заметил:
– В этом телефоне Кощей прячет яйцо. В яйце лежит игла, а на кончике иглы – его смерть…
А что еще скажешь? Как-то нелепо пытаться учить жизни неглупого и вполне обеспеченного человека.
И все-таки я рискнул. В последний раз.
Буквально на следующий день судьба привела меня по каким-то делам на рынок с развалами разнообразного хлама. Там в голову пришла сумасбродная идея, и я взялся надоедать удивленным торговцам… Задача была не из легких, но через час я ее решил, и при ближайшей встрече с Горчаковым положил на начальственный стол почти новенькую заднюю крышку от бруска-телефона.
Он бережно взял ее, придирчиво осмотрел со всех сторон и… просиял.
– Ты не представляешь, Женя, что для меня значит эта вещица, – впервые назвал он меня по имени. Через пять секунд лопнувшая крышка была заменена целой. – Смотри, он стал как новый! Поживет еще мой телефончик!..
Ни черта не понимая, я поплелся к выходу. И у самой двери услышал:
– Спасибо, Женя. Понимаешь… в памяти этого допотопного аппарата сохранилась диктофонная запись моего последнего разговора с женой. Я был в одной из горячих точек; она возвращалась с работы, позвонила и поздравила с днем рождения, сказала, что очень любит, ждет, считает дни до встречи… С тех пор прошло более десяти лет. Домой она так и не доехала. Сразу после разговора погибла в автокатастрофе…
В полном смятении я вышел из кабинета. А в следующий раз, услышав от своих охламонов насмешки в адрес генерала, резко одернул:
– Так орлы, забудьте об дурацком прозвище – никакой он ни Кощей! Мы слишком плохо его знаем…
* * *
Через два часа пятнадцать минут наш самолет производит посадку на военном аэродроме Североморска. За время службы во «Фрегате» мне довелось бывать здесь довольно часто; в последний раз, если не изменяет память, прилетал сюда около года назад.
К самолету подруливает автобус. Молодые матросы шустро помогают забить кормовую часть его салона нашими шмотками, и мы снова трясемся по неровностям гарнизонной дороге…
Североморск. Хоть за бортом и лето, но местные пейзажи сочностью красок не балуют. Все непривычно блекло, тоскливо, пасмурно.
Минут десять петляем по улочкам военного городка, прежде чем тормозим у медленно открывающихся ворот КПП. Последний рывок, и автобус останавливается у предпоследнего пирса.
– Приехали, – радостно докладывает водила.
И в третий раз за короткий временной промежуток стартует разгрузка-погрузка. Теперь наши вещички кочуют из автобуса на борт спасателя «Георгий Титов» – весьма солидного судна с полным водоизмещением около восьми тысяч тонн.
У сходней нас встречает командир корабля. Знакомимся, поднимаемся на борт. Капитан второго ранга – мой ровесник. Он небольшого роста, хорошо сложен и с правильным открытым лицом.
– Когда выходим? – интересуюсь, петляя по коридорным лабиринтам.
– Минут через тридцать. Мы давно готовы – вас ждали. А вот и ваши апартаменты…
В коротком аппендиксе у трех открытых офицерских кают встречает мичман со связкой ключей.
– После размещения прошу в кают-компанию на ужин, – улыбается командир.
Шесть вечера. Покушать не помешает – кроме завтрака и вискаря с легкой закуской в желудок за день ничего не упало.
И аккурат за ужином нас застает объявление по трансляции: строгий голос командира корабля, объявляющий экипажу готовность к бою и походу. Пиликает дудка, звенят пудовые коридорные звонки; по металлическим палубам грохочет тяжелые матросские ботинки.
«Титов» содрогается от набирающей обороты машины. Корпус судна медленно отваливает от пирса, разворачивается на север и набирает ход по Кольскому заливу. Наша командировка в Баренцево море стартовала, а с ней началась и операция «Охота за призраком».
* * *
Четыреста сорок миль, отделяющие Североморск от острова Медвежий, наш корабль резво протопал за тридцать часов.
Мы на месте. Небо серое, низкая облачность медленно проползает над самыми мачтами. Одной из особенностей здешнего климата является резкая смена погоды: сейчас ветерок ласкает приятной прохладой, а через полчаса запросто свалит с ног. Так что обольщаться не следует.
Трагедия с норвежскими рыбаками произошла в тридцати милях к северо-востоку от острова. Затонувшее судно уже найдено, над ним дежурят тральщик типа «Оксёй» и небольшой гражданский спасатель.
Встаем в паре кабельтовых. Командование начинает переговоры…
Прощаясь, Горчаков поставил передо мной две задачи. Первая (официальная): помочь норвежцам разобраться в причинах гибели траулера, а также по возможности найти и поднять тела пропавших рыбаков. О второй задаче на «Титове» не знает никто, кроме меня. В соответствие с ней, я обязан исследовать характер повреждений траулера и сделать подробный анализ случившегося.
Поднимаюсь в ходовую рубку, где помимо командира корабля, комбрига и вахты околачиваются трое гражданских «пиджаков» – сотрудники МИДа. Брать их на борт – обычная практика, когда в походе планируется взаимодействие с иностранцами. Мидовцы через переводчика общаются с норвежцами и сговариваются о времени начала подводных работ.
С комбригом – достаточно молодым контр-адмиралом – я немного знаком. Он отлично осведомлен о секретной специфике работы моей команды. Заметив меня, он подходит, здоровается и негромко поясняет:
– Небольшой траулер «Tynset» занимался промыслом северо-западнее острова Медвежий. Неожиданно прогремел сильный взрыв. Несколько рыбаков оказались в воде, а судно затонуло буквально в течение минуты. Три человека пропали.
– Сигнал бедствия подать успели?
– Нет. Поэтому спасатели с Лонгьира не сразу узнали о трагедии. Короче, вертолет прибыл к месту только через полтора часа и поднял из воды единственного выжившего рыбака. Он и рассказал о подробностях…
Закончив переговоры, «пиджаки» объявляют:
– Траулер «Тинсет» лежит на глубине ста пятнадцати метров. На норвежском спасателе имеются дыхательные смеси для погружения только до ста метров. Они связались с основной базой, и завтра утром вертолет доставит им нужные баллоны.
Тем временем, один из дипломатов (или переводчиков?) интересуется:
– Товарищ адмирал, норвежцы предлагают два варианта. Либо мы одалживаем им снаряжение для немедленного погружения, либо идем на глубину сами. Ваше решение?
Контр-адмирал вопросительно глядит на меня.
Киваю:
– Через час пойдем сами…
* * *
На военных кораблях мы разбиваем свой «бивак» на вертолетных площадках или в районе юта – там, где палуба пониже и удобнее спуститься в шлюпку. «Георгий Титов» внешне напоминает обычный сухогруз, правда с двумя огромными универсальными кранами, установленными ближе к центральной части корпуса. Его корма высоко поднята над водой, поэтому мы «фрахтуем» местечко у левого борта под одним из кранов. Матросы канителятся с трапом, затем спускают на воду катер, а мы готовим вещички…
Вначале извлекаем из сумок самую теплую рабочую одежку, так называемые «сухари» – гидрокомбинезоны-мембраны сухого типа, полностью изолирующие тело и обеспечивающие длительное пребывание в ледяной воде. Одежка склеена из специального многослойного материала, поэтому ей нужно немного повисеть для выпрямления складок. Многие подводники недолюбливают комбинезоны из-за утомительной процедуры одевания. Но, как говориться, здоровье дороже.
После комбинезонов переключаемся на дыхательные аппараты.
В своей работе мы используем ребризеры (re-breathe – повторный вдох) замкнутого цикла с электронным управлением. Это очень дорогие и самые незаметные дыхательные аппараты, в которых углекислый газ поглощается химическим составом регенеративных патронов. В процессе дыхания смесь обогащается так называемой «донной смесью» (кислородом с дилюэнтом, содержащим воздух или нитрокс; чаще смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Ценность аппаратов подобного класса обусловливается наличием микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины. За счет автоматической дозировки происходит эффективная и быстрая декомпрессия, иной раз не требующая выполнения «площадок». В нижней части ребризера размещен двухлитровый резервный баллон, наполненный обычной воздушной смесью. Он предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров, и поэтому шутливо именуется «парашютом дайвера».
Вообще-то для настоящей тяжелой работенки нас маловато, но для заурядного осмотра затонувшего судна – в самый раз. Делю ребят на три пары. Георгия Устюжанина с молодым пловцом оставлю в резерве на палубе. Миша Жук с Сережей Савченко будут парить на промежуточной глубине, ну а я с Игорем Фурцевым пойду к тральщику выполнять поставленную Горчаковым задачу.
Разобравшись со снарягой, начинаем одеваться.
В северном полушарии сейчас в разгаре лето, к тому же на температурный режим оказывает влияние известное теплое течение. Благодаря этим факторам температура воды в Норвежском море держится на уровне плюс одиннадцати градусов. Это максимум, на который способны расщедрится здешние широты. Неподготовленный человек без соответствующего снаряжения продержится в такой водичке час-полтора; подготовленный протянет немногим дольше. Исходя из данной арифметики, утепляемся по полной программе: вначале натягиваем специальное тонкое бельишко, сшитое швами наружу; поверх него надеваем толстое шерстяное белье. Наконец, очередь доходит до многослойных гидрокомбинезонов. Долго торчать на палубе во всей этой амуниции нельзя – слишком жарко, зато под водой будет в самый раз. А на глубине, когда давление с силой обожмет костюмы вокруг наших тел, не оставляя даже крохотной воздушной прослойки – нам станет холодно. Ужасно холодно. И на этот случай у каждого пловца в снаряжении имеется небольшой баллон с системой аргонного поддува.
Застегивая подвесную систему, замечаю сбегающего по трапу офицера.
– Товарищ капитан второго ранга, это приказали передать вам, – протягивает он пару распечатанных на принтере листов.
– Кто приказал? – рассматриваю карту профиля дна и план с расположением затонувшего судна.
– Командир бригады. А ему передали норвежцы.
– Ясно. Спасибо…
Ознакомившись с глубинами и рельефом, отдаю листы коллегам. И, подхватив автомат, шагаю к трапу. В пришвартованном к трапу катере нас давно поджидает Устюжанин, назначенный мной командиром спуска.
Подготовка закончена, и обе пары пловцов стоят перед Георгием. Опытный взгляд моего товарища цепко выхватывает каждую мелочь: целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы. Параллельно он контролирует давление в заправленных баллонах, наличие свежих регенеративных патронов.
Мои парни не любят высокопарности, но отлично понимают: от исправности и надежной работы всех перечисленных «мелочей» зависит жизнь боевого пловца.
Итак, все в порядке.
Смотрю на часы. С момента разговора с контр-адмиралом минуло пятьдесят пять минут. Уложились.
Георгий дружески хлопает меня по плечу и подает последний элемент – своеобразный символ власти командира группы – навигационно-поисковую панель. На ее экране, светящимся таинственным голубоватым светом, отображается великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.
Устюжанин возвращается на палубу и занимает место у станции гидроакустической связи. Наш катер отваливает от борта и несется к оранжевой точке – бую-маркеру, обозначающему точное место затопления траулера.
Приехали.
Надвигаем на лица маски, открываем баллоны. Садимся на борт и по очереди опрокидываемся назад.
Глава шестая
Архипелаг Земля Франца Иосифа; остров Земля Александры
Март-сентябрь 1945
На протяжении Второй Мировой войны германские подводники имели в Александровской подскальной базе все необходимое для нормальной и относительно комфортной жизни.
Используя бесценный опыт обустройства баз на Новой Земле, немецкое командование решило построить нечто похожее и здесь – вблизи северного пути в Японию, которым из-за малоизученности и сложной ледовой обстановки не осмеливался пользоваться никто, кроме немецких подводников. Во второй половине тридцатых годов на пустынный архипелаг прибыли три судна с оборудованием, инструментами, стройматериалами, продуктами, охраной, инженерами и несколькими сотнями военнопленных.
Некоторое время ушло на изыскательские работы, а спустя две недели на прибрежных скалах бухты Нагурского стояло четыре деревянные постройки, после чего закипела работа по возведению главного сооружения внутри высокой скалы. Вначале пробили наклонный шурф, расширили его до приемлемых размеров, установили рельсы с лебедкой, пустили пяток вагонеток. И приступили к горизонтальной выработке.
Тяжелая работа по расширению природного грота не прекращалась в течение восемнадцати месяцев: три смены круглосуточно вгрызались в твердую скальную породу. В итоге был построен глубокий искусственный водоем, сообщающийся с проливом Кембридж широким подводным тоннелем; влево от водоема внутрь скалы уходила обширная зона технического обслуживания субмарин, вправо вел коридор к жилым отсекам.
Готовую базу приезжал принимать генерал-адмирал – один из заместителей Деница. И говорят, остался весьма доволен. Еще бы – под скалой он увидел целый город! Каменные тротуары, казарменные отсеки; продовольственные, топливные, оружейные склады; небольшая ремонтная мастерская, пара цехов, погрузочно-разгрузочные механизмы, автономная электростанция, система вентиляции… И самое главное – стоянка во внутреннем водоеме, рассчитанная на прием и обслуживание сразу двух современных подводных лодок.
– Что прикажете делать с наклонным шурфом? – спросил у генерал-адмирала начальник строительства.
– А какие имеются варианты?
– Можем засыпать каменными обломками – я специально оставил наверху полтысячи кубов. Или залить бетоном – как вам будет угодно. Главное, выдержать требования маскировки…
– Знаете что, любезный, у меня другое предложение.
– Слушаю вас, – подобострастно глядел на заказчика военный строитель.
– Я уверен в том, что обитателям этой базы иногда придется делать вылазки на остров. Поэтому оборудуйте шурф ступенями и самыми надежными дверьми – внешней и внутренней. Ну и позаботьтесь о маскировке – тут вы абсолютно правы…
Так строители и поступили. А по окончании работ два специальных арктических танкера «Пелагос» и «Кернтерн» выполнили несколько рейсов из Германии в бухту Нагурского, завозя в склады новой базы дизельное топливо, консервированные, сушеные и замороженные продукты, грузоподъемные средства, инструменты и большое количество запасных торпед. В широкой подскальной гавани свободно умещались две небольшие подлодки «второй», «седьмой», «девятой» серии или же одна – «десятой», «четырнадцатой», а также новейшей «двадцать первой» серии. В начале сороковых годов наверху стояли два комфортабельных коттеджа вместимостью двести человек. Оба «этажа» лагеря были прекрасно приспособлены для несения длительной вахты, все было рядом – в двух шагах.
* * *
О наклонном шурфе за бронированной дверью с хитрым замком Мор узнал через день после прибытия лодки на базу. Разбираясь с документаций, оставленной в сейфе командирского жилого отсека, он наткнулся на перечень инструкций, а также подробные чертежи и схемы. На одной из схем и был изображен шурф длинной в две сотни метров. Помимо бумаг на полках вмурованного в стену стального ящика обнаружилась связка ключей от всех основных помещений базы. Получив доступ к запасам, Хайнц прихватил Нойманна и отправился инспектировать хозяйство…
«Да, отныне наше благополучие зависит от количества этих банок и ящиков», – повторял он про себя, прохаживаясь с фонарем между высокими стеллажами одного из продовольственных складов. Здесь же беззвучной тенью ходил профессор…
Вскоре из-за соседнего стеллажа послышался его воодушевленный голос:
– Да-а… эту базу готовили настоящие профессионалы.
Корветтен-капитан вертел в руках банку с тушеным мясом, пытаясь выяснить дату производства…
«Произведено в 1936 году. Верхний Пфальц, Бавария. Хранить при температуре не выше +5», – прочитал он на этикетке.
Поставив банку на место, он вздохнул и зашагал дальше. Лицо Мора с самого начала инспекции было мрачным и неулыбчивым…
Сложность ситуации состояла в том, что никто не догадывался даже о приблизительных сроках заточения под гранитной скалой, соседствующей с толстой шапкой ледника. На первый взгляд продуктов было предостаточно, но… сколько его команде придется прожить в этой норе, насквозь пропитанной запахами машинного масла, смолы и прелых морских водорослей?..
Оба продовольственных склада имели приблизительно равную площадь. Стеллажи первого были плотно заставлены разнокалиберными консервами: от пятидесятикилограммовых жестяных коробок с норвежской патокой, сгущенным молоком, чаем, кофе и шоколадом, до полукилограммовых банок с венгерским яичным порошком, с датской свининой, вареньями, мармеладом, пудингами, печеньем, сушеными фруктами и изюмом. Здесь же высились штабеля ящиков и коробок из толстого картона с восковым покрытием. В них хранились крупы, мука, сахар, макаронные изделия, галеты, стеклянные емкости с превосходным оливковым маслом, тысячи бутылок с разнообразным спиртным, сигареты, спички… Второй склад был устроен ближе к леднику и предназначался для хранения свежезамороженных продуктов – в основном мяса, рыбы, птицы и масла.
Разглядывая этикетки и читая маркировку на упаковочной таре, новоиспеченный корветтен-капитан предавался безрадостным рассуждениям:
– Если нам суждено провести в заточении пару лет, то запасов хватит с избытком – мы ни в чем не будем себе отказывать. Если срок ссылки увеличится вдвое – рацион станет скудноват. Ну а чтобы протянуть лет пять или шесть – придется здорово экономить и жить впроголодь…
Внезапно висящие под потолком лампы весело моргнули и ожили желтоватым светом.
Мор выключил фонарь и удовлетворенно хмыкнул:
– Значит, кайзеровские генераторы в порядке. Хорошая новость.
– Кстати, о новостях, – вторил Нойманн из-за стеллажной полки. – Мне кажется, настала пора объяснить вам, Хайнц, для чего я и мои люди прибыли сюда на вашей замечательной субмарине.
– Разве у вас есть конкретная цель?
– А ты полагаешь, мы просто спасали свои задницы?
Подводник усмехнулся, но промолчал, из чего можно было заключить, что он именно так и считал.
* * *
Команда обустраивалась и продолжала исследовать секретный бункер. В том, что все механизмы и агрегаты исправно работали, ничего удивительного не было – военная промышленность курировалась первыми лицами Рейха, а рабочие, допустившие брак, немедленно попадали в гестапо.
Не смотря на относительно свежие следы пребывания на базе коллег из Кригсмарине (вероятно, подскальное убежище регулярно использовалось для пополнения запасов субмарин и отдыха экипажей), склады были забиты провиантом, обмундированием, топливом и боеприпасами.
Члены экипажа и пассажиры U-3519 перенесли личные вещи из подлодки в казармы и офицерские отсеки. Хайнц Мор оставил на борту сменяемую стояночную вахту, в обязанности которой входило поддержание субмарины в боевой готовности; вторая вахта занималась несением службы внутри базы; третья, состоящая из двух связистов, в назначенные часы крутила ручку выдвижной радиомачты и слушала эфир на волне Кригсмарине. Остальные занимались хозяйственными работами – сделать еще предстояло многое.
К примеру, инженера-механика Гюнтера здорово напрягал вопрос: куда уходит выхлоп от работающего дизель-генератора? В дальнем холодном закутке, где монотонно тарахтел дизель, здорово пахло выхлопными газами, однако дальше железной двери запах не распространялся. «Чудеса!» – подумал Мор и снарядил группу разведчиков. Те обрядились в специальные теплые маскировочные костюмы, прихватили бинокли, оружие. Корветтен-капитан отыскал на заветной связке нужный ключ, открыл сложный замок и дважды провернул круглую ручку. Разведчики помогли открыть невероятно тяжелую дверь и по очереди исчезли в темном жерле наклонного шурфа…
Вернулись они только к вечеру.
– Недалеко от края восточного ледника обнаружены блиндажи и заброшенный метеопост, – докладывал обербоцман. – В блиндажах найдены пустые консервные банки с маркировкой на немецком языке.
– Здесь? – ткнул командир в карту.
– Так точно.
Мор задумался. Значит, и остальные метки, скрупулезно нанесенные на карту в штабе Кригсмарине, должны соответствовать имеющимся на острове объектам.
– Взлетную полосу на северо-восточной оконечности острова не заметили?
– Нет, судя по вашей карте аэродром далековато.
– А насколько заметна выдвижная радиомачта?
– Телескопическая антенна поднимается на скалистом склоне и со стороны моря наверняка сливается со скалами.
– А из глубины острова?
– Оттуда ее не видно вообще.
– Это хорошо. Ну а запах? Сверху чувствуется запах выхлопными газами?
Разведчики переглянулись.
– В чем дело? – насторожился Мор.
– Я не почувствовал. А Шлоссер, вроде, унюхал.
– Я же моторист, – пожал плечами Альберт Шлоссер. – Я этот запах из тысяч других узнаю.
– Покажи на карте, где воняло выхлопом?
– Здесь.
– Все верно. Спасибо. Отдыхайте…
Отпустив разведчиков, он вооружился фонарем и прошелся по стометровому шурфу до выхода на поверхность. Снаружи выход из скалы был великолепно замаскирован под каменную породу.
Хайнц удовлетворенно кивнул. Подышав свежим морозным воздухом, он возвратился вниз, тщательно запер массивную стальную дверь и… наткнулся на Нойманна.
– Мы останемся без электричества? – испуганно зашептал тот.
– Не останемся.
– Но моторист унюхал на поверхности выхлоп!
– Сегодня Гюнтер – мой инженер-механик – изучал техническую документацию, найденную в сейфе, и кое-что выяснил.
– Да? И что же?
– Вы заметили течение в нашем внутреннем водоеме?
Судя по выражению лица профессора, он вообще не понимал, о чем речь.
Хайнц улыбнулся невнимательности врача и пояснил:
– Впервые я обратил внимание на течение, бросив в воду окурок. Его довольно резво потащило от грота к тупику с резиновым отбойником.
Нойманн лихорадочно тер высокий лоб.
– Простите, не понимаю.
– Я тоже не сразу догадался, – засмеялся подводник. – Дело в том, что от тупиковой стенки к соседнему заливу пробит неширокая подводная протока, по которой постоянно движется вода.
– Почему она движется?
– Из-за общего течения или благодаря перепаду уровней – пока не знаю. И дело не в этом. Главное состоит в том, что строители этого бункера установили в протоке подводную электростанцию – несколько гребных винтов с генераторами. Ее документацию сегодня и обнаружил инженер-механик…
Команда обживала неуютный, мрачный и холодный бункер. Увы, но поначалу холод оставался главным неудобством нового жилища. После первой же ночи, проведенной на кровати в одной из офицерских комнат, Мор понял, для чего интенданты в Ростоке выдали его команде большое количество комплектов альпийского обмундирования. Утром он еле заставил себя вылезти из-под вороха прихваченной с лодки одежды. И тут же распорядился раздать людям теплые вещи, присовокупив к комплектам по одному лишнему одеялу из местного вещевого склада. Правда через несколько дней механики разобрались с электростанцией и запустили ее в работу, что позволило использовать дизель-генераторы для обогрева жилых отсеков тепловыми вентиляторами. Это немного улучшило ситуацию с ночным отдыхом, однако для нахождения в рабочих помещениях морякам все одно приходилось надевать толстые свитеры…
* * *
Минули первые месяцы длительной вахты.
Нойманн ежедневно занимался своими секретными делами. Одну из казарм профессор моментально нарек «лазаретом» и зарезервировал его за собой и коллегами-врачами. Они долго возились с привезенными на подлодке металлическими частями странного вида и, в конце концов, собрали несколько десятков стальных цилиндров.
– Зачем эти капсулы? – заглянул как-то к профессору Хайнц.
Мор и Нойманн по праву старших офицеров занимали отдельные отсеки; полтора десятка старших унтер-офицеров ютилось в трех больших комнатах, в остальных с относительным комфортом размещались офицеры, врачи, инженеры.
В жилище профессора соблюдался идеальный порядок. Все вещи лежали строго на отведенных местах, исключением был рабочий стол – на нем царил невообразимый бардак.
– Заходи, Хайнц, – оторвался тот на секунду от толстого фолианта.
– Благодарю. Так для чего же вам капсулы? – повторил подводник.
– У меня имеется четкие указания рейхсфюрера, и я обязан их выполнить.
– Я чего-то не знаю, профессор? – в голосе подводника прозвучали угрожающие нотки.
– Я обязан продлить тебе жизнь, Хайнц. Тебе и твоей команде.
– Продлить жизнь?!
– Да, ты не ослышался. Прощаясь со мной, Генрих Гиммлер сказал: «Ожидание благоприятного момента может затянуться на многие десятилетия». Понимаешь?
– Он так и сказал?
– Да, сам рейхсфюрер неуверен в сроках возрождения рейха.
– Так вот почему мой новый экипаж сформирован из моряков, не имеющих родственников, – сокрушенно покачал головой Мор.
Нойманн ехидно улыбнулся:
– Я рад, что постиг эту истину самостоятельно. Кстати, моя команда формировалась по тому же принципу: чем меньше сантиментальных воспоминаний – тем лучше для дела.
– Что же ты предлагаешь?
– Для начала урезать норму довольствия, затем морально подготовить команду к необходимости лечь в капсулы и принять мой препарат «бессмертия».
– А если мои люди откажутся?
– В таком случае, – жестко отчеканил профессор, – через несколько лет им придется собирать на скалах мох и охотиться на белых медведей.
– Хорошо, – сказал корветтен-капитан, – я готов тебя выслушать.
– Присаживайся. Наша беседа будет длинной – мне нужно многое объяснить…
Монолог Нойманна длился более часа и почти не прерывался. Ученый с увлечением повествовал об экспериментальной биологии, об успешных опытах по вводу испытуемых в искусственный гипобиоз – клинический аналог природного обратимого снижения интенсивности жизнедеятельности теплокровных организмов.
Дважды далекий от медицинских вопросов подводник переспрашивал о сути непонятных терминов, и еще дважды сам профессор замолкал, дабы налить в походные металлические рюмки хорошего темного рома.
– Что ж, меня ты почти убедил, – подпалил Мор сигарету. – Но главное – заставить поверить команду. Мы оказались в такой ситуации, в которой лучше действовать посредством убеждения, а не приказов.
– Согласен. Начните издалека, – провожая подводника до стальной двери, приговаривал врач. – Пригласи для ревизии складов кока и еще кого-нибудь. Продолжай сокращать норму довольствия и прилюдно объяви причину. И постоянно напоминай морякам о длительности нашего здесь пребывания…
* * *
С точки зрения профессора Нойманна, изоляция от внешнего мира была огромным благом для науки в целом и для любого конкретного опыта. Занимаясь медицинскими экспериментами в Дахау, он пользовался неограниченной свободой в выборе «материала» и научных методов, имел полную индульгенцию от рейхсфюрера СС. Однако близость высокого начальства, страх ошибиться или не успеть к назначенной дате – висели над ним подобно остро отточенному двуручному рыцарскому мечу. Здесь же – под землей и на краю света не довлели политические задачи и сжатые сроки, здесь не докучало начальство, и никто не мешал делать то, к чему профессор готовился долгие годы.
В беседе с командиром подлодки он рассказал далеко не все. «За кадром» остались летальные исходы, случавшиеся в секретной лаборатории Дахау с каждым третьим испытуемым при выходе из экспериментального сна.
«Когда они улягутся в капсулы и заснут – у меня будет время поработать над ошибками, – решил он, закрыв за Хайнцем тяжелую дверь. – Лишь бы ему удалось убедить своих головорезов…»
Но с головорезами вышла заминка.
Мор четко следовал советам профессора: назначил второго помощника ответственным за продовольственные склады; приказал ему совместно с коком произвести полную инвентаризацию и рассчитать новую – уменьшенную норму довольствия; неоднократно в присутствии подводников намекал на необходимость строжайшей экономии…
Бесполезно. Все это вкупе с пугающей неизвестностью только озлобляло людей. И пока Нойманн с помощниками готовил капсулы к первому длительному погружению в сон, в команде моряков-подводников зрел бунт. Офицерам все чаще и чаще приходилось слышать прямые вопросы:
– Сколько нам тут гнить?!
– Надоело жить впроголодь! Склады забиты продуктами – почему нас кормят как юнцов из гитлерюгенд?
– Не пора ли выйти в море на свободную охоту?
– Если здесь закончатся продукты, разве нам не поможет великая Германия?!
Хайнц Мор «охлаждал» активность оглушительными дозами шнапса, всячески убеждал и пускал в ход психологические навыки, коими изредка пользовался в длительных походах в Атлантику. Вначале это помогало – он считался хорошим командиром и пользовался безоговорочным авторитетом. Но к концу лета ситуация стала почти неуправляемой.
* * *
Как ни доказывал Мор необходимость залечь в капсулы и принять препарат профессора Нойманна, как ни старался погасить разгоравшийся пожар всеобщего недовольства – буза все же началась. И грянула она в тот момент, когда ситуация не предвещала взрыва.
Каждый сентябрь великий Рейх отмечал годовщину Имперского партийного съезда в Нюрнберге. Празднество проходило с помпой: гремели военные оркестры, мимо стоящих на трибунах вождей маршировали под штандартами бесконечные колонны. А после трехдневных фестивалей наступал черед кульминации – на трибуну поднимался сам фюрер.
Казалось бы, живя в неопределенности и с ограниченными запасами еды, нет нужды в точном соблюдении традиций Рейха. Однако корветтен-капитан посчитал грядущую дату хорошим поводом для поддержания боевого духа своих людей. Он приказал коку приготовить праздничный ужин и выдать каждому по двойной порции шнапса.
Удивительно, но сие послабление дало обратный эффект: плотно закусив, и изрядно напившись, моряки вспомнили вкус нормальной жизни. И тут началось…
Вначале в кают-компании (так подводники нарекли столовую) вспыхнула драка – после короткой словесной перепалки два десятка младших чинов набросилось на старших унтер-офицеров. Подоспевший офицеры попытались погасить конфликт, но только подлили масла в огонь.
Оберлейтенант Отто Шнайдер, отвечавший за порядок и несение общей вахты, выхватил пистолет и дважды выстрелил вверх. Но и это сработало против здравого смысла – кинувшись к арсеналу, обезумевшие моряки смяли караульного и вооружились. Под высокими сводами базы заметалось эхо беспорядочной пальбы…
Плотным автоматным огнем толпа оттеснила слабо вооруженных офицеров, врачей и инженеров к жилым отсекам.
– Что они намерены с нами сделать, Хайнц?! – прижимался спиной к холодной стене бледный Нойманн.
– А вы не догадываетесь? – стоял Мор по другую сторону дверного проема.
В толстую стальную дверь стучали пули.
– Что мы им сделали? Почему они хотят нас убить?
– Чтобы преспокойно сожрать все запасы, а потом выйти в море на свободную охоту. Пока мы живы – им это не позволено.
– У вас есть какие-нибудь мысли?
– Никаких. Нас спасет только чудо…
Внезапно стрельба за дверью стихла.
Мор с Нойманном переглянулись.
– Не вздумайте открывать! – зашипел профессор, заметив движение руки подводника. – Это ловушка!..
В дверь тихо постучали. Один раз, второй, третий. Стук становился все сильнее и сильнее, пока не превратился в сплошную дробь.
– Господин корветтен-капитан! – донесся голос моториста Альберта Шлоссера – одного из зачинщиков бунта. – Герр командир, пожалуйста, откройте!
Мор процедил сквозь зубы:
– Чтобы ты пристрелил меня?
– Нет-нет, господин корветтен-капитан! Мы не будем стрелять – даю слово!
– Откуда такое милосердие, матрос-ефрейтор? Вы же возомнили себя пиратами и собирались вздернуть нас на рее – не так ли?
– Герр командир, выслушайте! Со стороны моря слышны странные звуки. Кажется, нашу базу обнаружили русские или англичане!
Старшие офицеры вновь переглянулись. Нойманн выразительно покачал головой: не верьте – это заурядная уловка!
– Альберт, пригласите к двери кого-нибудь из офицеров.
Спустя минуту послышался слабый голос оберлейтенанта Шнайдера:
– Господин корветтен-капитан, они говорят правду… Со стороны грота доносится посторонний шум, похожий на звук электромоторов.
– Отто, ты ранен?
– Да, зацепило…
Хайнц крутанул запоры и рванул дверь быстрее, чем Нойманн успел раскрыть рот.
За порогом два матроса поддерживали истекающего кровью Шнайдера. Рядом стоял растерянный Шлоссер.
Хайнц на миг обернулся к врачу:
– Карл, окажите помощь Отто.
– А вы?
– Я к причалу…
Пробежав полсотни метров, командир подлодки выскочил на каменный тротуар, обрамлявший прямоугольный водоем.
Недавние бунтовщики стояли на палубном настиле подводной лодки и, направив стволы автоматов к подводному гроту, напряженно всматривались в бурлящий поток. На лицах был отчаянный испуг.
Мор в два прыжка преодолел сходни, нырнул в рубку, поднялся на мостик и направил луч прожектора к поверхности воды. Огромное темное пятно медленно заползало во внутренний водоем.
Шум нарастал. А вместе с ним все сильнее вскипала вода.
Неожиданно лодка содрогнулась от сильного удара. Хайнц выронил пистолет, но на ногах устоял, ухватился за поручень. Его взгляд по-прежнему метался по узкой полосе водоема между левым бортом субмарины и соседним причалом.
– Ч-черт! – прошептал он.
Под водой явно что-то двигалось, и вот-вот должно было показаться на поверхности…
Продолжение: https://dzen.ru/a/ZRrcjMyqqyxNdDFK