Эффигия (от лат. effigies — изображение, кукла) — тип надгробного памятника, при котором на надгробии возлагается скульптурное изображение усопшего с его портретными чертами.
Считается, что первые эффигии появились у этрусков, чья развитая цивилизация когда-то располагалась на Апеннинском полуострове. Они изображали на крышках саркофагов усопших в полулежащих на ложе позах, будто присутствующих на собственных поминальных трапезах. Известнейшим из таких надгробий считается "Саркофаг супругов", который датируется VI веком до н. э. Как ясно из названия, на нем изображена супружеская пара.
Зарождающаяся римская цивилизация переняла у этрусков многое, от возведения арочных конструкций до гладиаторских боев. Переняла и эффигии. Однако после распространения христианства эта традиция на время исчезла, чтобы возродиться вновь... в Англии. А может, не исчезла, просто старинные надгробия, оставшиеся после приходов римлян на английские земли, не сохранились? Этого мы уже не узнаем, наверно.
Тем не менее, факты таковы, что с XII века в Англии стали появляться первые эффигии. Конечно, это были захоронения знатных особ — Жоффрея де Мандевиля (эффигия примерно 1185 года), Роберта Беркли (эффигия 1170 года), Уильями Лонгспи (примерно 1240 год) и других. Многие имена не дошли до наших дней — а вот точные скульптурные изображения дошли. Сразу стоит написать, что эффигии и по сей день являются одним из ценнейших исторических источников о средневековых одеяниях и вооружениях. Столь ценные надгробия, как правило, размещались ведь в закрытых помещениях соборов, и потому прекрасно сохранили даже мельчайшие сведения о переплетениях кольчужных колец или о распространенных в той или иной местности видах оружия.
В 1327 году при похоронах английского короля Эдуарда II Вестминстерское аббатство "обзавелось" первой эффигией монаршей особы, и это предопределило дальнейшее распространение традиции: вскоре фигуры на надгробиях стали появляться в Германии, Франции, Дании и т.д. Естественно, что средневековые надгробия уже давно не были похожи на своих этрусских предшественников: статуи усопших размещались, как правило, лежа на спине, с руками, сложенными на груди или в молитве. У мужчин одна из рук могла лежать на рукояти меча. Не редки случаи, когда рядом с мужчиной размещалась парная эффигия его супруги.
В конце XIV века появились еще и разновидности эффигий, так называемые брассы — плоские латунные листы, на которых изображения умерших наносили гравировкой. Они стоили дешевле, конечно же, и потому были более доступны. Хотя внимание к деталям и внешности человека при этом никуда не делось. Впоследствии такие изображение начали вырезать и из камня.
В Россию эффигии пришли в XVI веке, но традиция практически не прижилась, разве что в храмах, где начали наносить изображения святого на раку с его мощами. Да, это тоже считается эффигиями.
А вот скульптурные изображения на некрополях нашей страны можно буквально пересчитать по пальцам. Прежде всего, это два надгробия в Некрополе XVIII века в Санкт-Петербурге:
1. На этом надгробии изображен будто бы ненадолго уснувший офицер. Статуя была изготовлена по модели берлинского скульптора Августа Штрейхенберга на Александровском литейном заводе в Петербурге в 1840 году. Изначально она была установлена на Волковском лютеранском кладбище над семейным захоронением Рейссигов после смерти штабс-капитана Иоганна Христиана Рейссига в 1839 году. Там же были похоронены его брат и родители. В 1930х надгробие перенесли на Лазоревское кладбище, ныне Некрополь XVIII века. Так что по сути это теперь кенотаф.
Этот памятник породил интересные городские легенды.
Прежде всего, считается, что постучать по памятнику, — к удаче.
А еще появилась история о том, что однажды молодой офицер заснул на своем посту во дворце. В какой-то момент он проснулся от шума, и увидел перед собой Николая I. И умер на месте: то ли от взгляда повелителя, то ли от стыда.
2. Второе надгробие было установлено над могилой баварского врача Густава Адольфа Магира на Смоленском лютеранском кладбище в 1840х гг. и тоже перенесен сюда без переноса захоронения в 1930х. Изваяние создал французский скульптор Лемольт.
Эта скульптура напоминает о самых древних традициях, когда изображали усопших полулежащими на камне. И здесь доктор медицины и хирургии задумчив, даже мечтателен. Магир прожил всего 35 лет и последние 10 из них жил в России, состоя на службе при дворе герцога Максимилиана Лейхтенбергского.
Посетители некрополя, судя по блеску металла, активно трут подошву туфли и нос скульптуры. То ли это приносит удачу на сложных операциях, то ли просто удачу, версий много.
Еще одна сохранившаяся дореволюционная эффигия находится в Тарусе, на могиле художника Виктора Эльпидифоровича Борисова-Мусатова (1870-1905) и была установлена там в 1911 году его другом, скульптором Александром Терентьевичем Матвеевым.
Жизнь у Борисова-Мусатова сложилась трагическая. Серьезная травма позвоночника в трехлетнем возрасте привела к росту горба и проблемам со здоровьем, которые преследовали художника всю жизнь, они же в итоге и свели его в могилу в 35 лет. А картины его, описывающие старинные усадьбы и будто говорящие последнее "Прощай!" уходящему веку, были наполнены изумительным светом, но... Их больше любили в Париже, нежели в России. Так что к трудностям со здоровьем добавлялись и трудности материальные. Хотя все же Виктор Эльпидифорович получил в итоге свое маленькое счастье: любимая девушка согласилась выйти за него замуж.
На одной из самых известных картин художника, "Водоем", его будущая супруга Елена Владимировна изображена в голубом платье рядом с сестрой.
Надгробие, созданное Матвеевым, быстро получило название "Уснувший мальчик". Захоронение было произведено на высоком берегу Оки, на окраине Тарусы. Ныне это место носит название "Мусатовский косогор".
Естественно, сразу возникла легенда и о мальчике: якобы художник спасал его из воды, простудился и от этого умер.
К слову, местное духовенство долго не давало разрешения на установку надгробия, ибо и мальчик непростительно обнажен, и крест не предусмотрен. Вдова художника долго добивалась разрешения, а крест установили рядом, отдельно.
В завершении истории об "Уснувшем мальчике" стоит отметить, что скульптура не осталась незамеченной в российской культуре. Надгробие писали на своих картинах Лев Аронов, Александр Волков и Владимир Корбаков, про него вспоминал Владимир Железников в повести "Чучело", а у Константина Паустовского есть целый рассказ с названием "Уснувший мальчик"...
В Москве когда-то была единственная эффигия, в некрополе Новодевичьего монастыря. Судя по всему, надгробие создавалось как реплика надгробия Рейссига, очень уж похожи и поза, и антураж.
Установлена эффигия была на захоронении генерала от кавалерии Александра Федоровича Багговута. О его жизни известно, к счастью, больше, нежели о Рейссиге или Магире. Являясь участником восстания декабристов 14 декабря 1825 года, но слишком поздно к ним примкнувший, и потому не получивший "полноценного" наказания, он, тем не менее, был сослан подальше, на войну. Воевал с Персией, после был переброшен в Польшу, потом в Венгрию, потом успел принять участие и в русско-турецкой войне. Выказывал мужество и отвагу, и потому неоднократно был награжден и повышен в звании.
Александр Федорович прожил длинную жизнь (1807-1883) и, не смотря на все войны, умер уже в Москве, от рака печени. Интересно, что внучкой Багговута была писательница Александра Леонтьевна Бостром, а правнуком, соответственно, — писатель Алексей Николаевич Толстой.
Могила Александра Федоровича была уничтожена в процессе разрушения некрополя Новодевичьего монастыря после революции.
На этом я прекращаю пересчитывать российские эффигии.
Как видите, они действительно немногочисленны, и потому каждая особенно запоминается. Но кто знает, какое развитие мемориальная скульптура получит завтра. Прогуливаясь по Троекуровскому некрополю, я в прошлом году наткнулась на современную эффигию... Жаль, нельзя было разобрать, чьей памяти посвящено это надгробие.
Традиционно благодарю за внимание.
Надеюсь, вам было интересно так же, как и мне, когда я это всё писала.
