Часть четвертая
«Крестовый перевал»
Пролог
СССР; Кавказ
Июль 1942 года
В начале июля 1942 года группа армий «Юг» была разделена гитлеровской ставкой на две части. Левое крыло – группа армий «В» под командованием генерал-фельдмаршала фон Бока устремилось к Сталинграду с целью выхода к Волге. Правое крыло стало именоваться группой армий «А». Командующий группой – генерал-фельдмаршал Вильгельм Лист получил приказ завладеть Ростовом-на-Дону для дальнейшего прорыва к Кавказу и захвату нефтяных полей близ Грозного и Баку.
Этим широкомасштабным наступлением на юг Светской России и решило воспользоваться изворотливое руководство Абвера, ловко увязав с ним старт секретной операции, носящей кодовое название «Крестовый перевал». Более того, в числе отвлекающих факторов во исполнение главной задачи, служили не только массированное наступление частей и соединений вермахта, но и рейды двух разведывательно-диверсионных групп под командованием фельдфебеля Вашадзе и унтер-офицера Якобашвили.
Так или иначе, гениальные разработчики из Абвера учли каждую мелочь, каждую деталь. Уступающие по численности и оснащению регулярные войска Красной Армии были стянуты к линии Ростов-Сталинград. Весь фронт советских войск южнее Воронежа оказался ослабленным; ключ к Кавказскому направлению – город Ростов-на-Дону, сохраненный ценой невероятных усилий в ноябре 1941 гола, был сдан без боя. В русских частях, дислоцированных на данном направлении, царили настроения близкие к панике. Для поддержания дисциплины и порядка большевики срочно и в соответствие с Приказом №227 формировали штрафные роты и батальоны. В тылу дивизий выставлялись заградительные отряды НКВД, а между Грозным и Моздоком подразделения СМЕРША гонялись за неуловимой группой фельдфебеля Вашадзе…
Одним словом, благодаря стараниям стратегов из Абвера, для Работы группы лейтенанта Чхенкели были созданы самые благоприятные условия.
* * *
Длинный караван из вьючных животных в сопровождении двадцати егерей из 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс» задержался всего-то на пятнадцать минут. Что поделаешь – немецкая педантичность. Даже в тылу противника, среди гор и лесов они умудряются держать марку.
Обменявшись паролем и отзывом, офицеры сошлись на тропе. «Эдельвейсами» командовал немецкий капитан – высокий и породистый, со светлыми волосами и баварским акцентом.
– Нойманн, – запросто представился он. – Фридрих Нойманн.
– Лейтенант Чхенкели. Можно просто – Александр, – ответил крепким рукопожатием грузин. И добавил: – В сорок первом мне посчастливилось сражаться рядовым стрелком в одной из рот дивизии «Эдельвейс».
– Вот как?! – вскинул брови капитан. – Уж не в балканской ли кампании?
– Совершенно верно. Нам тогда удалось прорвать линию фронта и овладеть Югославией.
– Рад нашей встрече, коллега! Я за бои в югославских горах получил погоны оберлейтената.
– А я тех боях был ранен. А неделю спустя из рук самого фюрера получил Железный крест 2-го класса и погоны обер-фельдфебеля.
– Похвально, Александр, похвально!
Чхенкели смущенно улыбнулся.
– Мои люди готовы сопровождать вас, Фридрих.
– Отлично. Давайте поступим так: пройдем до восточного склона и выберем место для привала.
– Разумеется – мне поручено выполнять любые ваши приказы. Но… на последнем инструктаже, командование предупредило о дефиците времени. И о том, что привалов не будет.
– Я в курсе всех инструкций командования Абвера. Вам известно, лейтенант, откуда идет мой караван?
– Нет, господин капитан, – вытянулся Чхенкели, не успевший привыкнуть к офицерским погонам.
– То-то, – пробурчал Нойманн. И, улыбнувшись, похлопал коллегу по плечу: – Зовите меня тоже по имени. Да, кстати, познакомьтесь…
К ним подошел невзрачный мужчина лет тридцати восьми в куртке «анорак» оливкового цвета. Знаков различия на куртке не было, не видно было и автомата с тяжелым ранцем за спиной. Вместо этого на ремне висела небольшая кобура, а сбоку болтался плоский планшет.
– Хайнц Бауэр, – пожал тот лейтенанту руку и скромно добавил: – Инженер.
Караван состоял из пяти десятков мулов и лошаков. Каждое животное несло пару специальных мешков, притороченных по обе стороны грузового седла четырьмя вьючными ремнями. Мешки походили на сакву для овса и имели общий вес около восьмидесяти килограммов.
Взяв на себя охранные функции, группа Чхенкели разделилась на два отряда: первый ушел вперед, второй отстал и прикрывал караван сзади. В таком порядке проследовали от точки встречи до пологого, протяженного юго-восточного склона Казбека. Шли неторопливо, экономя силы. И через три часа капитан Нойманн передал приказ лейтенанту:
– Искать место для длительного привала.
Александр и сам подумывал об остановке. Не из-за усталости, конечно – было бы смешно, если бы его хорошо подготовленные люди успели потерять свежесть за три часа. Просто они приближались с запада к Военно-Грузинской дороге, петлявшей светлой змейкой справа и впереди. Уже виднелись крохотные селения, неравномерно нанизанные на эту дорогу, словно бусинки разной величины.
Для стоянки выбрали одну из длинных складок, гигантскими зигзагами расползавшихся по склону. Выставили два дозора. Поснимали на землю груз; осмотрели и накормили каждое животное. После и сами уселись завтракать. Судя по настрою капитана, в лощине предстояло просидеть до наступления темноты.
«Наверное, он прав», – вынужденно соглашался Чхенкели, изучая линейный ориентир в бинокль. Дорога долгое время оставалась пустынной – ни малейшего намека на автомобильное или гужевое движение. Со своей группой Чхенкели незаметно пересек бы ее в любой час суток, а с таким внушительным караваном лучше сделать это ночью.
* * *
Александр не знал дальнейшего плана. Все, касающееся обязанностей взвода горных стрелков и его командира, Теодор Оберлендер охарактеризовал перед вылетом короткой емкой фразой:
– Вы обязаны всецело подчиняться командиру группы «Эдельвейсов». Даже если группой будет командовать ефрейтор.
Тогда эти слова здорово задели самолюбие грузина. Однако, повстречав караван и увидев офицерские знаки различия командира сопровождавшего его отряда, он успокоился: капитан – это отнюдь не ефрейтор.
К выходу приготовились засветло, а с наступлением темноты благополучно пересекли Военно-Грузинскую дорогу. Всего за ночь преодолели около тридцати километров и, миновав эфемерную границу между Грузией и Ингушетией, прибыли в назначенный район, представлявший собой склон относительно короткого хребта Юкуруломдук. Западнее хребта – глубокое и протяженное ущелье Шан-чоч; восточнее – короткое Амаль-чоч, в верховьях которого залегает огромный ледник, а в низовье течет река Армхи.
Первым делом Нойманн приказал развьючить животных, сам же вместе с инженером Бауэром отправился вниз по склону…
Выставив дозоры, Чхенкели уселся завтракать с бойцами. Приглушенный разговор вокруг костерка то угасал, то разгорался вновь. Бойцы робко высказывали предположения относительно последующих обязанностей и действий. Ждать ли от Абвера сюрприза или предстоит обычная работа разведчиков-диверсантов?.. Данный вопрос интересовал и Александра, но участия в разговоре он не принимал – выдерживал положенную дистанцию. А, допив кофе, поднялся и направился к молодому немцу, чинившему застежку грузового седла.
Обойдя его кругом, он остановился у двух небольших мешков. Легонько пнув носком ботинка, попробовал приподнять – вес мешка оказался значительным.
– Что здесь? – спросил Чхенкели.
Егерь из «Эдельвейса» кисло поморщился. Однако, углядев офицерские погоны на ветрозащитной куртке, сменил недовольство на почтительность:
– Цемент, герр лейтенант.
Грузин вскинул брови:
– Цемент? Зачем он в горах?..
– Не знаю.
В первые мгновения внутри всколыхнулась волна возмущения.
Как же так?! Их столько готовили в разведшколе Абвера! Два взвода из батальона «Бергманн» отправились на верную гибель в район грозненских нефтяных полей! Его взвод преодолел на самолетах огромное расстояние, десантировался ночью на склон, встретил караван… И вдруг – мешки с цементом!
Что это – очередная проверка на вшивость?
– А в тех мешках? – грозно спросил он, показывая на длинные брезентовые свертки, туго перехваченные ремнями.
– Стальные конструкции.
Ответ озадачил. Уж не доты ли Абвер намерен возводить на Главном Кавказском хребте?
Что за глупость? Бред…
После шестичасового отдыха последовал короткий прием пищи. Судя по времени суток – обед. Покончив с трапезой, Нойманн выплеснул остатки кофе на камни.
– Внимание егерей 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс»! Ниже по склону мы подыскали с инженером Бауэром отличное место для лагеря. Сейчас мы все вместе переправим груз к тому месту, где предстоит разбить лагерь, после чего караван налегке отправится в обратный путь. Я поведу его во главе первого отделения до места встречи со вторым караваном. Приняв груз, мы вернемся. Надеюсь, это произойдет через пять-шесть дней. Второе отделение останется здесь для несения дозорной службы.
«А мой взвод?» – замер Александр, поднеся ко рту плитку шоколада.
Словно прочитав немой вопрос в глазах грузина, капитан отчеканил:
– Взвод лейтенанта Чхенкели поступает в распоряжение инженера Бауэра.
* * *
Несколько суток подряд грузинские легионеры под неустанным руководством инженера копали в склоне тоннель шириной около двух и высотой около трех метров.
Педантичные немцы предусмотрели для исполнения столь нелегкой в горах задачи каждую мелочь, прислав с караваном на «объект» стройматериалы, оборудование, инструменты, рабочую одежду, продукты, шнапс, сигареты…
Для наибольшей эффективности Александр поделил взвод на две смены. Первая пахала с восьми до четырнадцати часов, дважды прерываясь на кофе и сигареты. Вторая смена заступала на работу в четырнадцать и заканчивала в восемь вечера при тех же двух пятнадцатиминутных перерывах. Каждый из восемнадцати работников смены был задействован от начала и до конца. Четверо самых крепких парней, сменяя друг друга, долбили кирками каменистый грунт; четверо, подобно ленте транспортера, отбрасывали этот грунт лопатами. Двое занимались сборкой конструкций временных подпорок; шестеро весь день курсировали к реке Армхи за водой; двое замешивали раствор. Свободная смена в это время собирала в низинах сухие дровишки, готовила на кострах пищу, грела для помывки воду, отдыхала…
Подобную организацию труда одобрил даже аккуратист и зануда Бауэр.
– Согласен, – кивнул он, выслушав предложение Чхенкели, – большее количество людей все равно не сможет работать в узком тоннеле.
Бойцам «Эдельвейса» в этом смысле повезло больше. Два дозора по два человека, обозревая округу на многие километры вокруг, постоянно дежурили на вершинах соседствующих хребтов. Немцы не принимали участия ни в строительстве тоннеля, ни в хозяйственных работах. Грузин поначалу это задевало, но те вели себя ровно, не заносчиво. И постепенно отношения наладились.
Александр никогда не имел дел со строительством и не понимал, для чего могло бы служить возводимое поземное сооружение. Хайнц Бауэр, в свою очередь, пользовался готовым проектом и на вопросы лейтенанта о предназначении бункера давал весьма расплывчатые ответы, ссылаясь на неразговорчивость командования Абвера. Впрочем, Чхенкели не упорствовал и с расспросами не приставал. Он просто выполнял свои обязанности командира взвода.
Строительство продвигалось быстро. К пятому дню стены внутреннего коридора были полностью забетонированы.
– Прикажете монтировать дверные металлические каркасы? – подошел лейтенант к инженеру.
– Да. Монтируйте каркас внутренней двери. Внешний пока подождет…
Немцы в очередной раз подтвердили свою пунктуальность: второй караван прибыл точно к сроку окончания строительных работ. Буквально час в час. Вместе со сменой дозора Александр поднялся по склону метров на триста и встретил шедшего во главе каравана Нойманна.
Сняв темные очки, тот пожал лейтенанту руку и первым делом поинтересовался ходом работ.
– Закончили, – сдержанно ответил Чхенкели. – Сегодня навесили внутреннюю дверь, осталось установить внешний люк и потратить полчаса на его маскировку.
– Неплохо.
– Фридрих, с вами прибыло то, что должно быть спрятано в тоннеле? – указал он на груженых мулов.
– Совершенно верно, но об этом позже. А сейчас хотелось бы чего-нибудь съесть.
– Не вижу проблем – мои люди только что приготовили горячий обед.
– Благодарю, Александр. Вы просто волшебник…
После приема пищи Нойманн объявил выходной день. А затем, прихватив Хайнца Бауэра с шестеью егерями из 1-й горнострелковой дивизии, куда исчез. Их удалявшиеся в северном направлении вдоль берега Армхи фигуры Александр увидел минут через тридцать. Куда они шли, зачем? На этот вопрос ему никто бы не ответил. Даже чистокровные арийцы из «Эдельвейс»…
Вернулись они лишь к обеду следующего дня. Нойманн сразу же принялся осматривать результаты подземной стройки. Инженер находился рядом и зачем-то помешивал кисточкой краску в небольшой жестяной банке.
После осмотра дежурная смена приступила к монтажу внешнего люка, и вскоре объект секретного назначения был полностью закончен.
– Вы отлично поработали, господа! – расстегнул один из ранцев Нойманн. Выудив из него несколько квадратных бутылок, аккуратно завернутых в тонкую папиросную бумагу, он раздал их солдатам. – Предлагаю отметить окончание строительства!
За распитием крепкого рома Фридрих стал более разговорчив.
– Вы спрашивали, лейтенант, что в этих тюках, – надменно улыбаясь, кивнул он на связанные попарно мешки. И наклонившись, шепнул: – В них газ.
– Газ? Как это… газ?
– Баллоны и гранаты с боевым отравляющим веществом в виде газа.
– Вот как? – опешил грузин.
– И это еще не все. Угощайтесь… – достал капитан сигареты. – В узких цилиндрических емкостях содержится новейшая разработка ученых Третьего Рейха. Сильнейшее, ядовитое вещество, от распыления которого большевики подохнут словно мухи в радиусе нескольких километров.
Чхенкели проглотил вставший в горле ком.
– А-а… каким же способом, Фридрих, эти вещества вы… То есть мы собираемся применить?
– Это не наша компетенция, Александр, – вновь наполнил тот алюминиевые кружки. – Пейте. За нашу общую победу над Советской Россией!..
* * *
Вечерело. Отдых подходил к концу.
Усевшись на непочатый мешок с цементом, лейтенант сладко затягивался хорошим немецким табачком. Внезапно боковое зрение уловило слабое движение на краю ледника. Привстав, он поднял бинокль, вгляделся в движущиеся пятна…
И тихо выругался:
– Черт!
– Что вы там увидели, Александр? – встревожился Нойманн.
– Взгляните, – передал тот бинокль.
С юга прямо на объект и расположение горных стрелков топали два мальчугана лет десяти или двенадцати, гнавших впереди себя трех молодых овец. Немецкие дозоры обязаны были их заметить, но… отвлеклись или же используемая мальчуганами тропа была с их позиций не видна.
Разбитый на склоне лагерь, еще не замаскированный вход в тоннель и людей в военной форме юные незваные гости заметили слишком поздно. Заметив, остановились. Растерянно потоптавшись, хотели повернуть обратно, но со склона прогрохотала очередь. Несколько пуль впились в камни возле старых, стоптанных каламани. Мальчишки испуганно присели, прикрывая ручонками головы.
Лейтенант резко обернулся на выстрелы.
Улыбаясь, Фридрих Нойманн держал автомат, из ствола которого тянуло сизым дымком. Судя по нехорошей улыбочке, он намеревался продолжить стрельбу по живым мишеням.
Решительно положив руку на автомат, Чхенкели заставил капитана опустить ствол.
– Не надо. Это же дети. Ингушские или чеченские. Голодно сейчас в деревнях; выменивают в грузинских селениях овец и гонят через перевалы.
Сказав это, он направился к маленьким горцам.
Остановившись в десятке шагов, крикнул по-грузински:
– Кто вы такие?
– Я – Къонах, – отвечал тот, что повыше.
– Я – Зама, – робко вторил другой.
– Что вы здесь делаете?
– Идем в свое село. Нас там ждут…
– Идите обратно! Вы меня понимаете?
Те закивали.
– Да. Понимаем. Обратно.
Чхенкели подошел ближе и негромко добавил:
– Никогда больше тут не ходите. Никогда! На этом склоне спрятана смерть. Вам ясно?
Позабыв об овцах, мальчишки бросились бежать к леднику.
Немного постояв, лейтенант побрел к лагерю… И вдруг от неожиданности пригнул голову – рядом свистели пули, а через полсекунды запоздало донеслись звуки выстрелов. Нойманн и несколько младших чинов выпустили в убегавших мальчишек по длинной очереди.
Под звуки метавшегося по ущелью эха Александр взирал на худенькие тела расстрелянных пацанов, беспорядочно катившихся вниз по камням…
– Ты не должен был так делать! – с тихою злобой сказал Чхенкели.
– Оставьте эмоции, лейтенант. Вы на войне, а не на прогулке и должны помнить все, о чем вам говорили перед вылетом на задание. Не так ли?
Играя желваками, Александр кивнул.
– Чудесно. У вас имеются ко мне вопросы?
– Так точно. Здесь осталось много неиспользованного строительного материала. Какие будут указания?
– Грузите на животных. Через полчаса караван должен быть готов к выходу…
Глава первая
Россия; Саратов
Наше время
Звонок Ирэн застает врасплох. За каскадом неприятных новостей и событий я, признаться, совершенно о ней позабыл.
– Да, слушаю, – говорю в трубку отрывисто и запыхавшись – намекая на дефицит времени.
– Привет, – шелестит неуверенный голосок. – Это я. Узнал?
– Конечно. Есть новости?
– Кое-что выяснила. Но я сейчас на работе. Можешь ближе к вечеру подъехать?
– Куда и во сколько?
Она сбивчиво объясняет, а я лихорадочно втискиваю неурочную встречу в свои спонтанно сплетенные планы. Мама уже предупреждена о звонке командира бригады, якобы срочно вызвавшем меня к месту службы. Уже успела всплакнуть и сбегать на рынок за мукой, дабы испечь в дорожку румяных пирожков. Мастера Серега и Антон пашут с утра до ночи – к завтрашнему полудню мой «Опель» должен быть готов к поездке.
– Я понял, Ира, – останавливаю бесконечный поток слов. – В восемь вечера буду.
Вздохнув, швыряю телефон на диван. В семь собирался навестить Серафиму, попрощаться… а теперь придется ехать в другую сторону – к железнодорожному вокзалу. Где-то там, недалеко от привокзальной пощади – работает и живет Ирэн…
За десять минут до назначенного времени я встаю под огромным козырьком, нависшим над главным входом в вокзал. Внутри духота, шум и жуткая толчея. Хочется курить, но я терплю…
Звонок. Опять Ирэн.
– Ты где? – поглядываю на часы.
– Напротив окошка справочной службы, – вещает тонкий голосок.
– А чего ты там делаешь? Двигай сюда – на воздух! Мы же здесь назначали свиданку…
– Я не могу, – плаксиво обрывает она мою гневную речь. – Подойди, пожалуйста, сюда.
– Хорошо. Сейчас буду…
Ныряю внутрь огромного здания и определяю верное направление. Ага, прямо – кассы, а нужные окна – намного дальше, справа. Начинаю движение, лавируя меж лотков и киосков, провожающих и встречающих, чемоданов и коробок…
Отпуск мой не задался: стрельба, погони, убийства. К сожалению, мне не известны агентурные повадки, шпионские уловки и прочие примочки, используемые в городских кварталах. Я считаю себя обычным бойцом. Пусть не рядовым, пусть отменно подготовленным к ведению войны и выживанию в самых экстремальных условиях. Но бойцом, а не секретным агентом. Да и применять свои знания, помноженные на опыт, среди жилых многоэтажных домов, слава богу, не доводилось. Где-нибудь в предгорьях Северного Кавказа, на поросших дубовым подлеском и кустами кизила склонах или среди голых скал – сколько и как угодно. А здесь… увы. Поэтому третий день поступаю сообразно интуиции: систематически вращаю башкой как перископом над волнами и содержу натренированный организм в готовности №1.
Поступаю правильно – осторожность еще никому не вредила. Уже в центре зала замечаю увязавшегося за мной типа – еще одного уроженца кавказских гор. Идет на удалении пяти шагов, постепенно сближается.
Нарочно лавирую в толпе. Обходя стайку школьников, мимолетно оглядываюсь и вижу, как типчик стремительно нагоняет. Упустив контроль переднего сектора, спотыкаюсь о приземистую спортивную сумку.
Похоже, это меня и спасает. Неуклюже заваливаясь набок, я не позволил смуглому типусу всадить в мою спину лезвие ножа.
Под зарождавшиеся детские смешки перекатываюсь по полу и с силой бью ногой в голень кавказца. Подсечка удается на славу – взмахнув руками, тот великолепно прикладывается затылком о гранитные плитки.
Глядя на скачущий по полу нож, детские смешки смолкают, а я шустро испаряюсь в сторону справочной службы…
Ирэн я замечаю издалека. Издалека же определяю, что и у нее не все в порядке – два парня, подхватив девицу под руки, скоренько волокут ее к боковому выходу из вокзала.
Попалась дура, как мышь в мясорубку!
Заметив меня, горцы ускоряют шаг и выскакивают на улицу первыми.
Вырвавшись на привокзальную площадь, я оказываюсь в водовороте человеческих тел. Однако взгляд сразу и безошибочно определяет беглецов по быстрым нервным движениям. Два кавказца с заложницей подбегают к серебристой иномарке. Один занимает место за рулем, другой – высокий, с лысеющей маленькой головой пытался силой втолкнуть девушку в салон.
Расстояние в двадцать метров мне удается преодолеть в лучших спринтерских традициях. Увидев меня рядом, лысый отталкивает Ирку и запускает руку под полу легкой ветровки. Приходиться слету врезать по его желудям, не дожидаясь, пока на свет божий появится ствол.
Скорчившись и матерясь, тот заползает на заднее сиденье. Иномарка резко срывается назад, разворачивается и мчится по площади с распахнутой задней дверцей…
– Жива? – подаю руку всхлипывающей девице.
Та поднимается, отряхивает платком джинсы, тихо ругается.
– Козлы, диетические…
На счет диетических – не знаю – на вкус не пробовал. А по поводу всего остального – согласен.
– Давай-ка отсюда двигать. Пока менты не прибежали…
Скоренько передвигаемся тротуаром вдоль пятиэтажки; я периодически оглядываюсь… Вроде никого.
Подняв на меня взгляд, Ирэн шмыгает носом:
– У тебя порвана футболка.
– Знаю-знаю. Ты говорила, что живешь тут рядом.
– Рядом. Вон мой дом – через дорогу…
Ползем по лестнице на пятый этаж.
– Ты их знаешь?
– Впервые вижу.
– А как получилось, что они тебя взяли?
– Как… Шла с работы через вокзал – к козырьку, где мы договорились встретиться. Покатили двое, схватили под руки. Хотела заорать, но один козел кольнул чем-то в бок. Ну и все. Подвели к справке, приказали звонить тебе…
Точно – козлы. Спасу от них нигде нет.
Входим в Иркину однокомнатную квартирку, которую она снимает почти за половину своей зарплаты. Стаскиваю и протягиваю ей порванную футболку. Она дефилирует по комнате в своей вызывающе короткой джинсовой юбочке – ищет подходящие по цвету нитки. Будто нарочно вертит бедрами и заглядывает в верхние шкафы мебельной стенки – демонстрирует стройные ноги с ровным загаром и тугие ягодицы. При этом без умолку делится со мной последними новостями…
Из «старых» новостей узнаю о чудесном воскрешении Юрки, о непродолжительном разговоре с ним по телефону.
– Он сказал, что ты в курсе, – поднимает девушка наивный голубоватый взгляд.
– Да. Мне он тоже недавно звонил.
– Почему же ты ничего не сообщил? Мы же договаривались!
– Юрка просил не распространяться. Дело слишком серьезное.
Она возвращается к испорченной вещицей, тянет нитку за иголкой и горделиво вздергивает плечиками:
– Ну, со мной-то можно было поделиться!
И вправду наивная. Нужна ты ему…
Повернувшись к свету и склонив голову, Ирэн латает дырку. Эта несерьезная починка необходима мне для того, чтобы дойти до Белоглинской. А дома одежка будет торжественно передана маме на тряпки.
Девица откусывает нитку и впервые обращается ко мне по имени:
– Паша, а Юрец ничего не говорил о поездке на Кавказ?
После секундного раздумья решаю соврать наполовину:
– Плел вякую чушь. Точно сказать не могу…
– А ты не хотел бы поехать вместе с ним?
– Вообще-то я в отпуске.
– Он же тебе не чужой, Паша!
Господи, чего ты ко мне пристала?!
– Просто… Просто я хотела… – мямлит она, будто отвечая на мой вопрос.
– Что ты хотела?
– Хотела поехать с тобой.
Начинаю потихоньку звереть:
– Куда?!
– К нему. К Юрке.
– Подожди пару месяцев! Дай суду определится, в какой ему колонии париться – тогда и поедешь.
– Я сейчас хочу. Пока он на свободе.
– Раньше надо было хотеть! И мозгами думать, а не органами оплодотворения! – выхватываю у нее из рук футболку.
Движение получается настолько резким, что футболка опять трещит, а из нагрудного кармана высыпаются на пол мои документы.
Мы ползаем и молча их собираем. Так же молча идем прихожую; Ирэн потягивает мне на прощание руку. Я сухо пожимаю узкую ладошку и выхожу в подъезд.
Прикрывая за собой дверь, замечаю на щеках девушки слезы…
* * *
С Серафимой повидаться не получилось. Придя к назначенному времени в гаражное СТО, я обнаруживаю мастеров Серегу и Антона над еще не собранным двигателем моего «Опеля».
– Извини, брат, – вынырнул из-под капота чумазый парень. – Тут и генератор пришлось менять. Вот гляди…
Он подает старый генератор и тычет пальцем в скол на корпусе, по-видимому, оставленный пулей. От скола поперек корпуса расползается приличная трещина.
– Понятно. Сколько с меня?
Названная сумма не радует. Но и не особенно огорчает, учитывая то, что хозяин машины остался жив и здоров.
Отдавая деньги, интересуюсь временем окончательной готовности железного коня по кличке «Опель».
– Час-полтора. Зато будет лучше нового.
– В квартале от нашего гаражного кооператива есть неплохое кафе, – раздается голос его коллеги. – Ты бы подкрепился пока. А к концу твоего обеда точно закончим…
Ровно через два часа подъезжаю к дому на Белоглинской. Двигатель и подвеска работают великолепно – к Сереге и Антону никаких претензий. Настоящие мастера.
Поднимаюсь в квартиру. Прощаясь с мамой, клятвенно обещаю в случае быстрого разрешения «служебных» проблем, вернуться и догулять положенный отпуск. Подхватываю заранее собранную сумку и спешу вниз по лестнице, дабы не продлевать тяжелых минут расставания…
Покидаю родной уютный дворик; еду по хорошо знакомой дороге в сторону Алтынной горы. С этой же горы я не так давно любовался видами Саратова и радовался предстоящему беззаботному отдыху. Рано радовался.
Задумавшись, прокручиваю последние события…
Перед затяжным подъемом меня заставляет очнуться пузатый гаишник, взмахнувший перед самым носом полосатой палкой. Принимаю вправо, торможу, достаю из нагрудного кармана свежей футболки стопку документов. Нахожу и протягиваю лейтенанту техпаспорт, сложенную вчетверо страховку…
– Права, пожалуйста, – настаивает мент.
– Сейчас, – заново перебираю документы.
Что за хрень? Пластиковой карточки водительского удостоверения нет. Еще раз проверяю все карманы – нет. На всякий случай заглядываю в бардачок. И там нет…
– Пройдемте на пост ДПС, – приглашает лейтенант.
Мда, неплохое начало поездки. Щас начнется… либо гони деньги, либо вывернем ниппеля и отберем звонок.
Покинув машину, плетусь в направлении стационарного поста и представляю дальнейшие «прелести» вызволения автомобиля со штрафной стоянки. После нудных ментовских процедур придется пилить с Алтынной горы попутным транспортом на Белоглинскую, искать дома забытое удостоверение, оплачивать штраф; сегодня вернуться сюда уже не успею, значит, смогу забрать машину только завтра. А если дам денег, то все равно придется каким-то образом мчать домой за удостоверением… Короче, от тоски и смертной безысходности жутко хочется вмазать с правой ноги по толстой заднице шагающего впереди лейтенанта.
За этой заветной мечтой меня застает женский окрик:
– Паша! Паша, стой!!
Оборачиваюсь в недоумении: что за баба голосит в мой адрес на рабочей окраине Саратова?
Вижу стоящий на обочине белый Жигуль и бегущую ко мне Ирку. Опять в юбчонке по то место, где ноги приклепаны к попе; в сером топике, из которого при быстрой ходьбе вываливаются сиськи. Впрочем, все это меня не касается. Каким ураганом ее сюда занесло? И что ей нужно?
– Догнала, слава богу. Держи! – протягивает она мое удостоверение, – из кармана выронил, растяпа!.. Фух, еле успела…
Озадаченно верчу в руках пластиковую карточку. Ирка, конечно, молодец, но как на все это отреагирует гаец?
Девчонка быстренько просекает обстановку и хватает лейтенанта за руку.
– Товарищ инспектор, отпустите нас, а?
Тот насуплено молчит. Понимаю его несчастье: такую подцепил золотую рыбку и вдруг… облом.
– Ну, пожалуйста, – жалостливо канючит Ирэн, торпедируя предплечье лейтенанта острой сиськой. – Мы опаздываем…
Мент настороженно берет мое удостоверение, глянув на лицевую сторону, чешет покатый затылок и бросает косые взгляды на стройные ножки юной совратительницы.
– Езжайте, – возвращает он документы. – В следующий раз оштрафую по полной…
Мы подходим к «Опелю» и только теперь я замечаю, что Ирэн тащит в руке дорожную сумку.
Грозно интересуюсь:
– Ты куда намылилась?
– С тобой. К Юрке.
– А в темя?
– Ну, Паш, пожалуйста, Паш! Я же тебя можно сказать спасла! Представляешь, если бы твою машину здесь не остановили, и ты уехал бы дальше! Представляешь, что бы было!..
Сокрушенно качаю головой.
– Представляю. Сигареты есть?
Она лезет в сумку.
– Держи.
И тотчас щелкает перед моей мордой зажигалкой. Сервис, как в ресторане.
Прикуриваю. Облокотившись на крышу любимого «Опеля», пускаю по ветру дым и цинично рассматриваю нахальную приблуду.
Та не унимается:
– Пашенька, милый, я тебя очень прошу! Ну, войди в мое положение – я же люблю этого дурака Юрку! Понимаешь – очень люблю!..
– А что ты умеешь делать, страдалица?
– Машину водить.
– Не канает. У меня двадцатилетний стаж и список освоенной техники длиннее, чем твоя юбка.
– Ну-у… могу приготовить вкусный витаминный завтрак.
– Была бы нужда. На трассе кафе и кемпинги через каждые десять верст.
– У меня с собой термос крепкого кофе.
– И у меня. Какое замечательное совпадение…
– Тогда… О! Я же врач!
– Ты – врач?!
– Пока без диплома, но я учусь на четвертом курсе. Юрка разве не говорил, что я учусь на заочном в медицинском универе?
– Говорил. Что ты блондинка.
– Он всех так называет. А я не блондинка! Я, между прочим, без «троек» учусь!
Вот же привязалась! Стоит, пожирает глазищами!.. Спасу от нее нет…
– Ну, что Паш, согласен?
Молчу…
– Паш, поехали?! Поехали, а!..
Пуляю окурок в обочину.
– Садись. Гагарин в юбке…
Глава вторая
Россия; Саратов – Северный Кавказ
Наше время
Скоро у меня заболело правое ухо, а после и вся голова.
Понятия не имею, как ей удается учиться в медицинском университете без «троек», но одна мысль о том, что в старости я имею шанс попасть на прием к такому врачу – приводит в уныние. Юрка оказался абсолютно прав относительно ее содержания. Блондинка. Настоящая блондинка девятьсот девяносто девятой пробы. Умишки – как у воробьишки. Словарный запас – атас.
До Красноармейска она повествовала о тяжкой доле студентки-заочницы. У Камышина я назубок знал ее автобиографию. На траверзе Волжского я видимо был зачислен в лучшие подружки, и со мной поделились некоторыми интимными тайнами. А на въезде в Волгоград мне стали известны все подробности знакомства и отношений с Юркой.
Подумывая об ужине, тащу из пачки сигарету. Ирка тут же услужливо щелкает зажигалкой.
- Ладно, не печалься, – выпускаю клуб дыма и киваю на ровное пламя: – Газовая?
- Да. А что?
- Значит, Юрка к тебе вернется.
Девица расплывается в счастливой улыбке:
- Почему ты так считаешь?
- С Газпромом все мечты сбываются…
Растянувшийся вдоль Волги город проезжаем в вечерних сумерках. Затемно останавливаемся у придорожного кафе.
Открывая капот, командую:
– Иди, занимай столик и заказывай ужин.
– А ты?
– Масло проверю…
Едва Ирэн исчезает за дверью кафе, достаю мобилу…
Юрка почему-то молчит, сам я же набирать его номер не решаюсь – как бы не навредить неурочным звонком. Листаю записную книжку в поисках номера капитана Топоркова – моего давнего и надежного товарища.
– Приветствую боевого командира! – бодро отзывается тот. – Как отдыхается на берегах великой русской реки?
– Отдыхается всегда хорошо. А на родине вдвойне приятнее.
– Это точно…
– Дело есть.
– Слушаю.
– Как у тебя с неучтенкой?
Алексей на пару секунд задумывается…
«Неучтенкой» мы называем трофейное и реквизированное у боевиков оружие, не успевшее пройти процедуру регистрации и официальной передачи органам внутренних дел, как того требует закон.
– А сколько нужно? – спрашивает Топорков.
– Устроил бы один длинный комплект.
«Длинный комплект» – автомат, СВД или «вал» с хорошим запасом патронов. Соответственно «короткий» – пистолет.
– О-о! Я-то думал!.. Найду, командир – не проблема. Когда нужно?
– Я уже в дороге – завтра рассчитываю быть в гарнизоне.
– Так быстро! Тогда придется подождать. Или обратись к Бивню – он пока на базе завис, а к моей группе присоединится позже.
– Ты загремел в командировку?
– Типа того. Подрядили тут на юге Осетии херней заниматься.
– В Осетии?! С чего вдруг?
– «Дарьял» на днях открыли – КПП в Верхнем Ларсе. Вот нас и послали на усиление: третий день утюжим асфальт от границы до Владикавказа. Мотаемся туда-сюда, как говно в проруби.
– Так-так-так… – лихорадочно соображаю, каким образом извлечь пользу из этой новости. – Значит, патрулируете Военно-Грузинскую дорогу?
– Ну да.
– А где квартируете?
– У мотострелков во Владикавказе.
– Понятно. Я заеду в Ставрополь, и сразу к вам – оставлю в гарнизоне мотострелков свою машину. А ты меня на броне подкинешь до Джейраха. Договорились?
– А чего ж не подкинуть?! – искренне удивляется Лешка. – Там всего-то верст пять от трассы!..
Прощаюсь, закрываю капот.
Топая в кафешку, вспоминаю карту... Кажется, придется сделать изрядный круг – ехать во Владикавказ через Ставрополь. Что поделаешь – нормальной дороги строго на юг из Элисты попросту нет.
Ирка сидит за столиком и ковыряет вилкой салат.
– Что у нас на ужин? – присаживаюсь напротив.
– Мне ску-учно, – хнычет она вместо ответа на архиважный для меня вопрос.
– Щас я сделаю тебе скандал и будет весело. А потом посажу на автобус и отправлю обратно в Саратов.
– У них есть пельмени со сметаной, яичница с беконом и три вида салатов. А еще растворимый кофе, чай и несколько видов соков.
С бабами всегда так: не рявкнешь – не покормят.
– Пельмени, чай. И салат как у тебя…
* * *
Элисту проезжаем глубокой ночью. Отыскав на окраине круглосуточную забегаловку, останавливаемся выпить горячего чайку.
Приблуда молчит. Глаза осоловевшие. Притомилась.
Я тоже не больно-то свежий – в отпуске избаловался спать по десять часов в сутки, вот и сижу, размышляю глубокими зевками: рвать до Ставрополя или немного отдохнуть здесь.
Размявшись, немного передохнув и взбодрившись чайком, все же решаю ехать дальше. От Элисты до Ставрополя двести пятьдесят верст, зато нормальные условия для отдыха в моей уютной квартирке. А тут придется тесниться в машине…
– Ирэн, подъем!
Девчонка спит на моем диване и не думает просыпаться, а время меж тем близится к вечеру. Мы въехали в жилую территорию гарнизона ранним утром. По очереди помылись в душе и сразу завалились спать. Ирэн на диване, я – на полу.
– Очнись же, солнышко, блин, лесное! – трясу ее за плечи.
В Ставрополе даже ночью очень жарко, и это блондинистое чудо спит, сбросив легкую простынку. Из одежды – одни стринги. Разлепив голубые глаза, с минуту таращится на меня взглядом сумасшедшей антилопы. Типа: «Где я?» и «Сколько я вчера выпила?..»
Окончательно возвратившись в наш мир, садится и сладко тянет руки к потолку, нарочито демонстрируя неплохую форму груди третьего размера. Ускоряю процесс: помогаю встать и звонко хлопаю по голой ягодице. Хихикнув, девица шлепает босыми ногами в ванную.
– Черт с тобой, этим утром я готовлю завтрак! – кричу вдогонку. – Но в следующий раз накажу.
– Как? – доноситься из ванной.
– Заставлю мыть машину…
Через полчаса, переодевшись в камуфляж, быстренько выхожу из дома – проведать старого служаку Бивня. Нужно добыть «неучтенку» и комплект камуфляжной формы небольшого размера…
* * *
Четыре сотни километров от Ставрополя до Владикавказа даются легко – к утру следующего дня «Опель» стоит у ворот мотострелковой части.
С нами увязался и Бивень – мой старый, надежный товарищ. Он должен был сразу ехать с Топорковым в Северную Осетию, но вынужденно задержался в гарнизоне по семейным обстоятельствам. Мы топчемся рядом с машиной – разминаем затекшие спины и ждем Лешу Топоркова.
Мы все одеты в пятнистую форму. Я в свою – с погонами подполковника. Старшина Павлов – в застиранную и выцветшую. Ирэн – в новенькую и без погон. С забранными под кепку волосами, она больше похожа на худощавого мальчишку, попавшего в армию день или два назад. В салоне «Опеля» на заднем сиденье под десантным ранцем лежит полезная вещица под названием ВСС «винторез» – специальная снайперская винтовка с интегрированным прибором бесшумной и беспламенной стрельбы. «Неучтенки» на данный момент у Бивня не оказалось – недавно оформил последнее что было и сдал представителям МВД. Но это даже к лучшему: старшина Павлов попросту прихватил винтовочку из нашей оружейки и документально оформил ее на себя – типа для работы в командировке. Для полноты картины я скопировал его командировочное удостоверение – благо, разнообразных чистых бланков с печатями у меня как у заместителя командира части имеется цельная прорва. Короче, придраться к нашему багажу практически невозможно…
А вот и Топорков.
– Здорово! – тискаю молодого капитана.
– Здравия желаю, – отвечает он крепкими объятиями. И косит в сторону девушки: – А это кто?
– Мой заместитель по тылу. Зовут Ирина. Знакомься…
Через полчаса мы трясемся на юг по Военно-грузинской дороге.
Группа Алексея Топоркова – двенадцать человек. Все из нашей бригады; все, кроме нас и водителей, сидят на броне двух стареньких бэтээров. Мы с Ирэн паримся внутри первого – командирского, дабы не светиться лишний раз и не подставлять Топоркова. Мне пришлось признаться парням, что в здешних краях выполняю некую частную миссию и прошу о моей личности в бригаде не упоминать. Ребятки у нас с понятием, не болтливые. Ну да если командир и прознает – страшного в том ничего нет. В конце-концов, Сергей Ильич и сам мужик неглупый: коли все рассказать – поймет и не осудит.
От наплыва информации, новых впечатлений и мужского внимания Ирка разрумянилась и перестала трещать. Сидит рядом со мной и с восхищением рассматривает внутренности транспортера. Ну и бог с ней. Лишь бы не доставала глупыми вопросами…
Как и договаривались с Топорковым, миновав селение с коротким названием Чми, бэтээры сворачивает с Военно-грузинской дороги на восток, и петляют по менее ухоженной трассе. И трасса, и узкое ущелье с рекой Армхи, и селение Джейрах – все это уже Ингушетия – неспокойная на сегодняшний день республика с множеством мелких разрозненных бандформирований.
В проеме открытого люка появляется голова Бивня.
– Командир, адресок уточни.
– Джейрах, улица Мамилова, дом четыре, – называю по памяти адрес, вычитанный в паспорте беспалого кавказца.
– А зачем мы туда едем? – хватает меня за руку и шепчет Ирэн.
– Старичок там живет – папаша одного козла. Поговорить с ним надобно.
Пару раз слышно как Бивень стучит каблуком по броне. Механик послушно тормозит, а Топорков громогласно общается с местными жителями.
Наконец, капитан докладывает:
– Приехали, командир.
* * *
Село Джейрах расположилось на живописных террасах южного склона Джерахского ущелья. Эти места еще называют «Солнечная долина» – видимо, из-за малого количества облаков и осадков.
Дорога вьется понизу, но иногда круто взбирается вверх. На террасах растительности мало, зато выше селения склон буквально утопает в густых лесах. По одиночке или целыми россыпями виднеются каменные сторожевые башни – своеобразные символы Ингушетии. В глубокой древности их строили и как жилища, и как защитные сооружения от врагов. Сейчас они понемногу ветшают. А жаль.
Спрыгиваю с брони, неспешно направляюсь к дому…
Большой кирпичный дом – мечта любого ингуша. Дом обязан быть кирпичным, ибо все остальные материалы и архитектурные изыски исключаются на стадии проекта. Дом может быть точь-в-точь таким же, как стоящий напротив или рядом, но главное – превзойти соседский по размеру. Новаторства в бытовом обустройстве не приветствуются. Для чего? Все должно быть однообразно, включая мебель, посуду, одежду.
– Здравствуйте. Газдиевы здесь проживают?
Пожилая женщина лет шестидесяти пяти боязливо смотрит на грозные бронированные машины, застывшие на дороге; на курящих рядом с ними вооруженных людей.
– Здесь, – говорит она с заметным акцентом.
– Меня интересует Зама Газдиев.
– Проходите, – отворяет она дверь. – Только он болеет. Давно болеет и почти не встает.
– Как его отчество?
– По-русски: Зама Хамиданович.
– Понятно. Говорить-то может?
– Может. Когда захочет…
Сняв форменную кепку, захожу в дом. Внутри все по-простому. У окна большой комнаты сидит старый восьмидесятилетний дед. Седой, крупный, с узловатыми натруженными руками.
Здороваюсь. Дед не поворачивает головы и не реагирует. Подхожу ближе и обращаюсь сообразно обычаю вайнахов – называю отчество перед именем:
– Хьамидан Зама, я неплохо знал вашего сына – Бунухо Газдиева.
Ноль эмоций. Взгляд бесцветных подслеповатых глаз бесцельно блуждает по далеким вершинам.
– Хьамидан Зама, Бунухо просил показать вам это, – достаю из кармана старые четки.
Тухлый номер – дед ничего не слышит. Или не хочет слышать.
– Тебя как звать, сынок? – трогает мою руку женщина. По взгляду понятно – четки ей знакомы.
– Павел, – отдаю ей фамильную вещицу, – только это к делу не относится.
– Бунухо – наш средний сын. Что с ним? – спрашивает она дрожащим голосом.
– Прежде чем я расскажу о Бунухо, хотелось бы кое-что услышать от вас.
Женщина обессилено садится рядом с дедом.
– Спрашивайте…
– Бунухо знал от отца какую-то тайну.
– Нет у нас никаких тайн.
Смотрю на нее в упор. Молчу.
– Разве это тайна! – всплескивает она руками. – В сорок втором году родители отправили Зама с его братом Къонахом через перевал в грузинское село. Здесь было голодно, вот и нашли какие-то вещи для обмена на овец. На обратном пути братья наткнулись в ущелье на немецких солдат, и те стали в них стрелять. Къонаха убили, Заму ранили…
Женщина вытирает скупую слезу. Посмотрев на старого мужа, прикасается к его темной жилистой ладони.
– Зама дождался, когда немцы уйдут, и пошел в родное село. Еле дошел, потерял очень много крови…
– Мне очень жаль вашего мужа, – произношу я мягко. И настойчиво добавляю: – Но это не все. Потому что это – не может быть тайной.
Покосившись на мужа, она тихо говорит:
– Зама рассказывал, будто они с братом успели заметить железную дверь.
– Какую дверь?! – ползут на лоб мои брови.
– Кажется, немцы что-то построили на склоне, а вход замуровали этой дверью. И… еще один немец – не из тех, что стреляли – сказал, будто внутри спрятана смерть.
Так-так-так. Уже теплее.
– А по какому ущелью шел ваш муж в сорок втором?
– Над Армхи шел – точно знаю. Наши мужчины всегда там ходили. Через перевал, по леднику и от самого ее истока…
Все сходится. Она упомянула о том проклятом склоне, по которому пронеслась лавина, забрав с собою Андрея и еще двух ребят 17 февраля 2005-го.
Все сходится. Юрка и тип, называющий себя Волковым, тоже намереваются попасть на тот склон.
– Павел, ты обещал рассказать о нашем среднем сыне, – теребит женщина четки.
Смотрю на несчастных одиноких стариков и понимаю, что весь праведный гнев по поводу воспитания бандитского пополнения улетучился. Во-первых, и старики, судя по всему, недовольны выбранной сыном судьбой. Во-вторых, мы тоже не святые.
– Его убили? – шепотом спрашивает мать.
– Нет, – качаю головой. – В последний раз мы встречались в Саратове дня три или четыре назад. Он был жив. Правда, не вполне здоров. Вроде бы… упал с мотоцикла.
Взгляд женщины теплеет. Она благодарна за добрую весть.
Прощаюсь с женщиной и иду на улицу к Топоркову.
– Достань карту.
Тот разворачивает измочаленные листы на покатой броне; вместе находим отрог Юкуруломдук и его восточный склон, ниспадающий в ущелье с ледником и истоком Армхи. Прикидываем расстояние…
Тычу пальцем в окраину села Ольгети, что в десяти километрах к востоку от села Джейрах и на полпути к нужной точке:
– Выбросишь нас здесь и вернешься на Военно-грузинскую дорогу.
– А ты дальше пешком?
– Пешком. На технике там лучше не светиться.
– Без проблем, командир.
– Павел Аркадьевич, – вмешивается Бивень, – может, кого из парней прихватишь на всякий случай? Неспокойно в горах-то.
– Нет, – качаю головой.
Лешка Топорков не сдается:
– Возьми хотя бы парочку радиостанций.
– Не нужно. Возвращайтесь на трассу. Неровен час – хватится местное начальство…
Глава третья
Россия; Кавказ; юг Ингушетии
Наше время
– Мне нужен горячий душ. Я хочу счастья и свободы. Мне стринги врезались в попу…
Третий час маршируем вдоль лесистого и довольно крутого склона, и все это время в лесу не смолкает ее плаксивый голос.
Детский сад. Ну, просто шортики на лямках!
Я естественно иду лидером. Естественно пру на спине тяжелый ранец, а на плече – «винторез». Естественно подбадриваю свою спутницу, частенько останавливаюсь – жду, пока она изволит догнать. И естественно проклинаю себя за согласие взять Ирэн в неблизкое путешествие.
Протопав километров восемь, подходим к месту слияния двух рек – Армхи и Шандоя. Шандой охватывает хребет Юкуруломдук с запада, Армхи – берет начало восточнее.
– Больше не могу, – опять заводит Ирэн знакомую песню.
Подаю руку и помогаю спускаться вниз.
– Терпи, коза – антилопой будешь.
– Все равно не могу, – хнычет она и виснет у меня на шее.
– Видишь, впереди блестит узкая речушка?
– Вижу. Только это не речушка, а ручей.
– Не имеет значения. Сейчас форсируем ее, продвинемся метров на пятьсот и встанем на длинный привал.
– У меня ноги болят. И голова…
– Это моя голова скоро лопнет от твоего нытья. А с твоей-то что случилось?
– Не знаю. Болит.
– Так, – начинаю я закипать, – что ты от меня хочешь?
– Не знаю.
– Могу дать снайперскую винтовку.
– Зачем? – теряется она.
– Застрелишься.
– Не надо!
На каменистом берегу разуваюсь и закатываю штанины. Попутно предупреждаю девицу о стремительном течении ледяной воды; прошу идти точно за мной и не отставать.
До середины «фарватера» Ирэн послушно следует наставлениям, однако течение «ручейка» берет верх над ее стройными изнеженными городской жизнью ножками. Легковесная девица понемногу отклонятся от заданной линии пути, и когда до сухого бережка остается шагов пять, теряет равновесие и плюхается в воду.
Бросаю ранец на камни, оборачиваюсь.
Приблуда сидит посреди мелкой лужи и размышляет горькими слезами…
Ладно, поплачь – я пока коньячку хлебну. Достаю из нагрудного кармана плоскую флягу, отвинчиваю пробку, делаю один глоток, другой…
– Ты сторонница бездетных браков?
– Нет. Не знаю… А что?
– Хочешь застудить придатки? Или как там они у вас называются?..
Сидит. Вся из себя брошенная и обиженная.
Возвращаюсь, подхватываю это несчастье на руки, несу к берегу. Аккуратно поставив на сухие камни, приказываю снять мокрые брюки, хлебнуть коньяка и согреться на солнце.
Несчастье беспрекословно подчиняется.
Наблюдая за ней, вспоминаю содержимое сумки, которую я велел оставить в ставропольской квартире. Боже, чего там только не было! Полтора килограмма всевозможной косметики и маникюрный набор из двух десятков предметов; купальник и резиновые тапочки; пяток блузок и столько же трусов; лаки и щетки для волос… Из всего этого сейчас сгодился бы сухой купальник. Впрочем, и так не растает.
– Пошли, – тяну ее за руку. – Поищем удобную стоянку для обеда и отдыха…
Расположившись на небольшой ровной полянке посреди смешанного леса, мы перекусили холодными консервами, выпили коньячку и крепкого кофе из термоса. Теперь самое время поваляться на прохладной травке и набраться сил перед последним марш-броском – до цели остается протопать километров пять. Для меня это – часовая прогулка неторопливым шагом, а для Ирэн – пеший поход от Рязани до Тибета.
Я понемногу привыкаю к ее наивной простоте, к полному отсутствию стеснения и других комплексов. Надевать мокрые брюки она решительно отказалась – так и шлепала от реки в стрингах, распугивая по пути лестных сорок. На месте временного бивака первым делом скинула кроссовки и пятнистую куртку, оставшись в вызывающем сером топике со светлыми разводами.
Кажется, она и вправду устала: употребив крепкого алкоголя и немного перекусив, прилично захмелела; улеглась рядом, нахально пристроив голову на моем животе. Лежит и несет всякую чушь. При этом постоянно вертится, отчего топик съезжает вбок, поочередно обнажая то левую, то правую грудь…
Вот опять. Манерно вытянув к синему небу голую ногу с чумазой пяткой, лепечет непослушным языком:
– И вообще, Паша! Куда мы идем?
– Мы не идем. Мы лежим.
– Лежать я могла бы и на волжском пляже, – подносил она к моим губам свою сигарету. – А сюда мы ради какого члена приехали?
Затягиваюсь слабым дымком и наблюдаю за набухающим соском на ее левой груди. Не ко времени…
– Это ты у своего дружка-долбоящера спросишь: какого члена его сюда понесло.
Ирка раскрывает рот для эмоционального возражения, но… вместо возражений выдает мычание из-под моей ладони. Надоело ее одергивать, поэтому попросту зажимаю рот. Реакция на это следует своеобразная: девица одним движением перекладывает мою руку со своего лица на грудь.
«Однако!» – как говаривал незабвенный Ипполит Матвеевич.
Утром в ставропольской квартире обошлось визуальной оценкой ее достоинств, теперь барышня предлагает непосредственный контакт. Ладно, черт с тобой – никакого морального криминала я в этом не нахожу…
Да, сиськи у барышни в полном ажуре: упругие, среднего размера. Мне всегда такие нравились.
– Я хочу сказать тебе всю правду… – томно шепчет Ирка и целует меня в шею, подбородок.
Какая прелесть. Подремать, что ли?..
Отвечаю отеческим поцелуем в лоб и тащу с ветки высохшие камуфлированные брюки.
– Вставай, золотце – труба зовет…
* * *
Перемещаемся вдоль Армхи.
Идти тяжеловато: уклон реки – полторы сотни метров на каждый километр. В низовьях русло скрыто в густой «зеленке», а вот дальше, по мере подъема вырисовывается проблема – лес кончается. Склон над восточным берегом также гол за исключением небольших вертикальных «прожилок» из растительности. Отрог Юкуруломдук пока скрыт хвойником, но впереди – через пару километров и он окончательно лысеет.
«Выбора нет, – заканчиваю осмотр ландшафта. – Продвинемся берегом, а дальше займемся поиском укромного местечка для лагеря…»
Мой план незатейлив: я хочу выбрать скрытную позицию и дождаться появления Юрки. Почему я уверен в его появлении? Ну, во-первых, приходиться исходить из его же упрямого намерения побывать в тех местах, где пропал старший брат Андрей. Пропал он здесь – это абсолютно точно, и человек, назвавшийся Волковым должен привести младшего Ткача именно сюда. Во-вторых, я ощущаю нутром, что запутанная история с появлением «Волкова» и беспалого Бунухо Газдиева каким-то образом связана с таинственным сооружением, якобы построенным немцами во время второй мировой войны. Если, конечно, дедушка Зама (да простит он мой цинизм!) не рехнулся раньше, чем поведал родственникам о встрече с немцами в давнюю голодную годину.
Через час мы с Ирэн на месте.
Для обустройства бивака мной подобран клочок леса, случайно затерявшийся на высоте ста пятидесяти метров над ручьем Армхи. Здесь река действительно смахивает на тонкий ручеек, а немного повыше на дне ущелья пластается ледник – прародитель этого ручейка. Крутой склон отрога, на котором принял последний бой Андрюха, и по которому сошла лавина, находится строго против нашего «наблюдательного пункта». Во второй половине дня солнце нырнуло за хребет, склон затенен и видимость не ахти. Зато завтрашним утром светило появится за нашими спинами и картинка предстанет во всей красе. Впрочем, и сейчас ни одно движение на испещренной «лунной» поверхности не скроется от внимательного взгляда.
Бросив на землю ранец, и с любовной аккуратностью устроив на нем оружие, изучаю «объект» при помощи мощной оптики. Никого. И ни единого намека на рукотворное сооружение. Но чертовски красиво! Даже уставшая Ирэн по достоинству оценивает великолепный вид: безмолвствует и наслаждается.
– Хорошая позиция, – опускаю бинокль. – Остаемся здесь.
– Я хочу в туалет.
Начинается…
– Ближайший туалет в двенадцати километрах. Да и тот с выгребной ямой вместо унитаза.
– Тогда я просто хочу пописать.
– В чем проблема? Мальчики налево, девочки тоже. Но позже. Может быть. Если мальчики выживут и вернутся.
Подхватываю винтовку и, не оборачиваясь, предупреждаю:
– Сидеть тихо и ни шагу с этого места. А я прошвырнусь по нашему лесочку.
– Ты надолго?
– Нет…
Лесочек – громко сказано. Островок неправильной формы шириной сорок метров, длиной – пятьдесят. Карабкаюсь до вершины, поворачиваю на юг, осторожно спускаюсь. Периодически останавливаюсь, ворошу рукой траву, прислушиваюсь… Нет, все спокойно. Ни одного свежего следа присутствия человека.
Возвращаюсь. Девчонка дисциплинированно ждет. Молоток. Глядишь, к концу похода станет человеком.
– Иди. Но не дальше пятнадцати шагов.
– Подумаешь, – кокетливо дефилирует она мимо. – Я не стеснительная. Могу и ближе…
Мы попеременно наблюдаем за склоном до самого вечера; в сумерках садимся ужинать – чем бог послал. А послал он опять коньяк, заветренные бутерброды с сыром и холодные рыбные консервы.
Сытая и немного пьяная Ирэн тянет из кармана сигареты.
– Постой, – торможу блондинку и подсаживаюсь рядом. – Слишком темно и огонек зажигалки могут обнаружить издалека.
– И как же быть?
– Сейчас покажу…
Беру вторую сигарету, щелкаю спрятанной в ладони зажигалкой и в ладони же прикуриваю.
– Поняла, – повторяет она мои движения.
– А затягиваешься вот так, – прячу зажженную сигарету в кулак.
Насладившись табачком под тишину и сумеречное безветрие, направляюсь к ранцу.
– Ложись, – бросаю даме толстый шерстяной плед.
– Что это? – в ужасе шепчет она. – Он колючий. И под ним будет жарко!
– Ага. Через часок расскажешь о жаре, когда дрожать устанешь. Принимай горизонтальное положение и сделай так, чтобы до утра тебя никто не слышал.
– А ты?
– И я ложусь.
Расстилаю свой плед рядом с Иркиным. Устраиваюсь на одной половине, укрываюсь другой с горячим желанием забыться крепким сном. Дежурить бессмысленно. Ни черта не увидим – это раз. И не очень-то я верую в способность Юрки таскаться ночью по горам – это два. Коль «Волков» не успел приволочь его на склон засветло, то инфантильный юноша наверняка уже дрыхнет в какой-нибудь живописной долинке, подложив под розовую щеку мягкий рюкзачок.
Забросив руки под затылок, наблюдаю, как девица допускает очередную оплошность – намеривается спать голышом. В сером мраке хорошо видно, как она топчется по пледу и снимает с себя все, включая модные трусики, состоящие из двух тонких тесемок. Ей, видите ли, жарко. Или решает меня подразнить.
Заснуть долго не получается.
Здесь высоковато над уровнем моря – тысячи две с половиной; к тому же очень близко ледник, от которого исходит холодное дыхание. С заходом солнца температура в горах всегда стремительно падает. Естественно Ирэн начинает замерзать и с той же стремительностью переползает под мой плед, набросив свой поверх нас обоих.
Это выход – так немного теплее.
– Коньяк остался? – стучит она зубами и запускает ледяные ладони под мой тельник.
Открываю фляжку, пою ее крепким и хорошим алкоголем. И сам делаю пару добрых глотков…
Немного согревшись, девица расслабляется; прижимаясь, целует меня пахнущими коньяком губами. И сонно шепчет:
– Как ты относишься к сексу?
– Как я к нему отношусь? – обнимаю хрупкое тельце и лениво отвечаю на нежности. – Да я ему жизнью обязан!
– Тогда в чем же дело?
– Что, сразу переходим к сексу?! А конфетно-цветочный период? Неужели опустим?..
Прыснув смешком, она водружает на меня согнутую в коленке ножку…
Я отлично знаю: надолго Ирки не хватит – серьезная нагрузка в виде пятнадцатикилометрового марш-броска по горам на потенцию нетренированного человека в принципе не влияет. Она ее тупо выключает. Часов на десять-двенадцать.
Что ж, пару минут поиграть на грани фола не возбраняется.
Девица страстно дышит и млеет от моих прикосновений. Попа у нее, кстати, тоже ничего: ровненькая, круглая. Кожа на ощупь шелковистая, нежная. И гладко выбритый лобок…
– Хочешь? – еле слышно предлагает Ирэн.
Какая прелесть! А как же большая и чистая любовь к Юрке, о которой ты верещала на всю Алтынную гору? Каких-то пять дней без юного оторвяги, а уже соскучилась по развратно-поступательным движениям. Или я настолько устарел, что не просекаю современных тенденций?..
– Я подумаю, – отвечаю в темноту.
Она тотчас проваливается в сон…
Ночь проходит неспокойно. Я часто просыпаюсь от малейшего звука, от дуновения ветра или от возни Ирэн. Она мерзнет и жмется ко мне.
А иногда что-то шепчет. Тревожное и неразборчивое…
* * *
Едва на востоке светлеет небо, я сбрасываю остатки сна.
Воздух свеж и спокоен – ветви на деревьях не шелохнутся. Моя Приблуда наконец-то успокоилась – спит крепко и непробудно. Поправляю на девушке плед, укрываю сверху курткой; беру в руки бинокль и осматриваю «объект» – восточный склон хребта Юкуруломдук…
Горизонт чист – на склоне ни души. Значит, не проспали.
Прихватив фляжку с водой и полотенце, отхожу шагов на двадцать для окончательного приведения организма в чувство.
Умывшись, завтракаю: запиваю остывшим кофе кусок батона…
Ирэн просыпается часам к десяти, когда температура становится обычной для солнечного летнего денька.
– Привет, – откидывает она плед.
Опускаю бинокль.
– Выспалась?
– Ага. Представляешь, и голова не болит после коньяка.
Она щурится от яркого света, пробивающего густые кроны деревьев, а я дивлюсь старой истине: все девки по утрам выглядят страшнее своих фотографий в паспорте, какими бы красавицами они не казались нам днем и вечером. Все, без исключений.
Ложусь на мягкую травку; тянусь, распрямляя позвоночник.
– Здесь вообще редко болит голова. Все дело в чистоте воздуха.
– А что у нас на завтрак?
– Что сделаешь, то и съешь…
Хмыкнув, девица натягивает нижнее бельишко, берет фляжку с полотенцем и топает умываться…
А я, беззвучно смеясь, решаю на десять минут перерваться – дать отдохнуть глазам…
Дежурим битых шесть часов – изучили каждую складку противоположного склона. Никого.
Ирэн в очередной раз уходит в лесок справить нужду. Возвращается тихо и поспешно, на лице озабоченность. Присев возле меня, берет бинокль, долго смотрит куда-то вправо…
Там никого не может быть, ибо я пялился на «объект» пятью минутами ранее.
– Ты чего бледная, как спирохета? Кого испугалась?
– Полюбуйся, – подает она оптику и, простирая руку, направляет мой взгляд.
В сотый раз осматриваю склон и натыкаюсь на две мужские фигуры, медленно спускающиеся по диагонали. Расстояние до них около полутора километров – это многовато даже хорошей оптики, чтобы узнать личность Юрки.
– Глазастая ты у нас девушка, – впервые хвалю спутницу.
Гордо улыбаясь, та надевает свежий топик.
– Дождались. А что же дальше в вашем плане, товарищ подполковник?
– Дальше? Ну, во-первых, мы должны убедиться в том, что один из них Юрка. Согласна?
Ирэн кивает:
– Конечно. Вдруг это местные пастухи.
– Вот-вот. А во-вторых, необходимо удостовериться в дурных намерениях гражданина, назвавшегося Волковым.
– Как же ты намерен это сделать?
– Полагаю, мы должны еще немного подождать.
– ?
– Понимаешь… Если мнимый Волков затевает какую-то гадость, то работает не один. Это означает появление в скором времени его кунаков, идущих точно по следам первой пары.
– Какой же ты умный! – игриво обнимает меня девица.
– Иди – завтракай. А я послежу за склоном и подготовлюсь к работе.
Ирэн плюхается на плед и шелестит пакетами с провизией. Я же, пока фигуры медленно пересекают наш траверз, придвигаю к себе ранец и отработанными движениями раскладываю на травке «джентльменский набор». Вскоре возле снайперской винтовки аккуратным рядком лежат необходимые на войне вещицы: старенький разгрузочный жилет, шесть запасных магазинов, десантный кинжал, парочка индивидуальных перевязочных пакетов.
Надев жилет, распихиваю имущество по карманам. Сызнова берусь за бинокль…
Предполагаемые Юрка и «Волков» ушли метров на семьсот левее. Медленно перевожу взгляд вправо и натыкаюсь вдалеке на три фигуры. Троица в точности повторяет маршрут лидирующей пары на удалении около километра.
– Оп-па! – предчувствую скорую удачу. – Как мы все верно просчитали. А?..
– Ты чего там бормочешь? – жует за спиной Ирка.
– Молюсь за твоего Юрку.
– Молишься? Почему?
– Да вот смерть его углядел. Идет за ним, ровнехонько соблюдая дистанцию. Но обещает скоро нагнать.
– Зачем ты так говоришь?! – ползет она ко мне с испуганным лицом.
Вручаю бинокль, указываю направление.
Через минуту девушка взволнованно шепчет:
– Они правда хотят убить Юрца?
– Думаю, да. После того, как наш общий знакомый кое-что для них сделает.
– Что же он должен сделать?
– Не знаю. Пока не знаю…
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/krestovyi-pereval-chast-4-glava-4-5-6-651903f70ec9225e4d80234a