Часть третья
«Беспалый»
Пролог
СССР; Кавказ
Июль 1942 года
Две разведывательно-диверсионные группы грузинских легионеров из батальона «Бергман» взлетели на четырех десантных «Юнкерсах» на полтора часа раньше взвода лейтенанта Чхенкели. Группы были абсолютно идентичны по численности, экипировке и вооружению. Маршрут полета также совпадал с точностью до градуса – все три подразделения горных стрелков направлялись на Кавказ и в его северные предгорные районы.
Выброска первой группы под командованием фельдфебеля Вашадзе произошла глубокой ночью северо-западнее Грозного десять километров. Бойцы второй группы во главе с унтер-офицером Якобашвили в это же время удачно приземлились юго-западнее Грозного.
А за четыре часа до заброски двух групп, в четком соответствии с разработанным планом, начала набирать обороты мощная наземная составляющая этой масштабной операции. 1-я танковая армия генерал-полковника Эвальда фон Клейста и 17-я армия генерал-полковника Рихарда Руоффа одновременно двинулись на Ростов для расчистки пути к Кавказу.
Советское командование обеспокоилось решительным наступлением противника на Северо-Кавказском фронте и немедленно перебросило из Закавказья на Терский рубеж десять стрелковых дивизий. Несколько подразделений из этих дивизий, охранявших Военно-Грузинскую дорогу и важнейшие перевалы главного Кавказского хребта, были вынуждены вернуться в расположение частей для дальнейшей передислокации. Таким образом, коварный план руководства Абвера сработал: плацдарм для действий третьей разведывательно-диверсионной группы батальона «Бергманн» был практически очищен от подразделений Красной Армии.
* * *
В назначенное время два самолета оторвались от серого бетона взлетно-посадочной полосы, и ушли в бездонную черноту июльского неба. Место Чхенкели как старшего группы находилось ближе к хвосту – у закрытого люка ведущего «Юнкерса». Глядя в сумрак десантной кабины, слабо освещенной единственной лампой, он с удовольствием вспоминал разговор с командиром батальона «Бергманн» или предавался мечтам о своем будущем.
Александр чувствовал себя на седьмом небе. И в прямом, и в переносном смысле. Во-первых, несколько часов назад он стал офицером, а лейтенант Абвера – это уже кое-что. Во-вторых, в случае успеха ему обещаны погоны обер-лейтенанта – а значит, не за горами должность командира роты. В-третьих, Теодор Оберлендер ему доверяет. Еще как доверяет, ибо рассказал о двух других группах, часом раньше вылетевших в районы Грозного с целью захвата нефтяных объектов. На самом деле нефть мало интересовала командование Абвера. Эти группы, сами того не ведая, попросту отвлекали на себя внимание советских контрразведчиков, вследствие чего группа Чхенкели получала хорошие шансы для успешного выполнения поставленной задачи. О доверии Оберлендера говорил и тот факт, что Александр знал о двух прикрывавших его группах, а те в свою очередь информации о нем не имели…
Небольшой «Юнкерс» изрядно потряхивало в ночном небе, отчего многие бойцы нервно переглядывались. Горные стрелки батальона имели практику тренировочных парашютных прыжков. Но одно дело подниматься в спокойное небо над немецким аэродромом для тренировок, и совсем другое – лететь несколько часов через линию фронта для реальной заброски в тыл врага.
В каждом из двух самолетов находилось по два отделения – восемнадцать человек. Собственно, взвод горных стрелков отличался от аналогичной пехотной структуры только меньшей численностью бойцов. Четыре отделения вместо семи. Штабное комплектовалось командиром – унтер-офицером, курьером-сигнальщиком, санитаром, снайпером и радистом. Тремя стрелковыми отделениями командовали фельдфебели, имеющие в своем распоряжении по семь автоматчиков и по два номера пулеметного расчета. Перед серьезными экспедициями взвод горных стрелков, как правило, усиливался легким 50-мм минометом образца 1936. В этом случае три бойца проходили соответствующую подготовку и переквалифицировались в минометный расчет.
Относительно тяжелое вооружение покоилось в четырех контейнерах цилиндрической формы – по два в каждом самолете. Кроме оружия, в контейнерах находились боеприпасы, медикаменты и часть альпинистского снаряжения; запас воды, шнапса и сухого питания имелся у каждого бойца в индивидуальном рюкзаке ранцевого типа. Контейнеры прилично превосходили по весу парашютистов, и по этой банальной причине им предстояло отделиться от самолетов первыми, дабы не догнать кого-то в воздухе. Следом обычно прыгал командир. Стараясь не упустить из виду ценный груз, он приземлялся рядом и собирал группу, подавая специальные сигналы.
Места в кабинке «Ju-52» было мало; откидные сиденья удобством не отличались. Холодно, темно, тесно. И очень шумно из-за трех гудящих двигателей. Данная модель «Юнкерса» великолепно подходила для заброски разведчиков или грузов за линию фронта. Самолет был тихоходен, надежен, неприхотлив, но вместе с тем и беззащитен. Если над территорией России появятся большевистские истребители, то шансов на спасение экипажа и десантников практически не останется. Старенький пулемет «MG-15» на верхней открытой турели в этом случае вряд ли поможет…
* * *
Около часа ночи правый борт озарила яркая вспышка. Самолет тряхнуло; десантники заволновались.
«Линия фронта!» – догадался Александр и, обернувшись, приник к квадратному иллюминатору. Зенитные снаряды рвались выше – то далеко от летевших «Юнкерсов», то прямо над ними, освещая белыми всполохами верхние плоскости крыльев.
– С мест не вставать! – осадил он подчиненных. – Проходим линию фронта. Скоро обстрел закончится.
И он действительно стих спустя минуту – вероятно, глубина русских зенитных позиций была небольшой. Парашютисты успокоились, и полет продолжался без приключений…
Примерно через час двигатели изменили тон, дышать в десантной кабине стало труднее.
– Поднимаемся, чтобы преодолеет горы, – прошептал Чхенкели, посмотрев в окно. Но снаружи не было ничего, кроме пугающей черноты. Вздохнув, он повторил: – Поднимаемся. Значит, скоро будем над точкой…
Волнение не оставляло. А когда над дверкой в кабину пилотов вспыхнул тревожным заревом красный плафон, сердце и вовсе затрепыхалось в груди. Тотчас из кабины вывалился здоровяк в летном комбинезоне – то ли механик, то ли стрелок-радист. Молча протиснувшись меж сидящих парашютистов, он открыл внутрь прямоугольную дверцу с квадратным оконцем.
– Приготовится! – скомандовал Александр.
Бойцы дружно зашевелились, покидая надоевшие складные сиденья. Каждый для полной уверенности поправлял лямки подвесной системы и заправленные под них пистолеты-пулеметы «MP-40» с отстегнутыми магазинами, дабы те не торчали и не запутывали строп.
Член летного экипажа подвинул ближе к порогу первый контейнер и прицепил карабин вытяжного фала от его парашюта к продольной балке, проходившей под потолком через всю десантную кабину.
Проверив снаряжение, бойцы построились друг за другом по левому борту лицом к открытому люку. Осматривая каждого, стрелок-радист защелкивал карабин и хлопал по парашюту, сигнализируя полную готовность десантника к прыжку…
Оба отделения готовы покинуть самолет. Бойцы напряженны, сконцентрированы. Все ждут последнего сигнала…
Наконец, красный плафон над дверцей кабины пилотов оповещает тревожными вспышками о достижении заданной точки.
Пора!
Стрелок-радист энергично выбросил за борт оба контейнера. Лейтенант подошел к открытому люку. Широко расставив ноги, ухватился руками за поручни по обеим сторонам проема и, резко оттолкнувшись, ушел головой вниз…
Новый немецкий парашют «RZ20» был гораздо надежнее и лучше своих предшественников. И все же по признанию специалистов оставался жутким примитивом в сравнении с американскими, английскими и русскими парашютными системами. Примитив состоял в сильнейшем динамическом ударе при раскрытии «RZ20»; в неспособности десантника управлять им в полете; а также в большой скорости снижения, достигавшей шести метров в секунду. Имелся еще целый ряд неприятных моментов, с которыми Александру пришлось вплотную познакомиться, выполняя тренировочные прыжки. Плюс у немецкого парашюта наличествовал только один: малое время раскрытия, что позволяло десантироваться с меньшей высоты, чем это делали те же русские, англичане или американцы. Однако в этой экспедиции данное преимущество не играло никакой роли, ибо выброска производилась ночью, да еще в высокогорье.
Короче говоря, Чхенкели готов был смириться с любым неудобством из вышеперечисленного набора, кроме проклятого рывка, вытрясавшего из него душу. Его он ожидал с леденящим грудь ужасом…
Тряхнуло точно через секунду – когда полностью размотавшийся девятиметровый фал вырвал наружу содержимое ранца. Лямки подвесной системы больно впились в тело, а само тело совершило беспорядочный кульбит. Где небо, где земля – в темноте не разобрать.
Но вот купол наполнился, положение стабилизировалось, неприятные ощущения постепенно ушли.
Отдышавшись, лейтенант осмотрелся.
Ночь выдалась безоблачная, лунная. Внизу отчетливо виднелся гигантский ледник, повторявший замысловатые изгибы ущелья. По краям и много выше белели заснеженные горные вершины. Вскоре Александр заметил и купола грузовых контейнеров, медленно плывшие внизу на фоне темных склонов. Судя по всему, летчики аккуратно выполнили свою часть задания – выбросили группу точно над заданным районом.
Звук авиационных двигателей угас. Задрав голову, Чхенкели попробовал отыскать россыпь куполов…
Тщетно – кроме ярких и очень близких звезд не видно ровным счетом ничего. Однако он уверен: через три-четыре минуты взвод окажется на земле; за оставшиеся час-полтора до рассвета бойцы соберутся около грузовых контейнеров. А потом, разобрав оружие и снаряжение, отправятся в неблизкий путь…
* * *
Приземления Александр тоже побаивался. Несоизмеримо меньше, чем страшного рывка, когда вытяжной фал выдергивал содержимое ранца, но все же встреча с сокрытым в ночном мраке склоном вызывала опасение. Какова будет его крутизна? Что представляет собой поверхность: скальная твердь или рыхлый грунт? Удастся ли развернуться по ветру? Спасут ли при падении от травм массивные щетки-амортизаторы на коленях и локтях?..
Сомнения множились, а громадная неведомая масса наплывала из темноты и становилась с каждой секундой все больше и больше.
Он успел засечь места падения двух контейнеров и принялся определять направление ветра…
Маневр разворота на стропах оказался лишней тратой сил. Время близилось к рассвету, а именно на рассвете разница температур формировала в горах мощные восходящие потоки. Метрах в пятидесяти от поверхности склона купол резко крутануло и будто подбросило; траектория спуска изменилась. Чхенкели упустил контроль дистанции, мгла перепуталась с серыми пятнами, и он едва успел парировать ногами сильный удар о неровные камни.
От беспорядочного и гибельного падения вниз спас не желающий угасать купол. Изловчившись, лейтенант зацепился за каменный уступ и принялся быстро расстегивать пряжки подвесной системы…
Готово! Купол сник и беспомощно накрыл собой груду валунов. Подтянув его и скомкав, Александр отдышался, посмотрел вокруг. Пара бойцов приземлялась рядом – метрах в пятидесяти; еще двоих он сумел разглядеть на фоне темного неба. Остальных не видно.
Что ж, пора идти вниз, к леднику. Оба контейнера должны быть там. И, устроив на плече парашют, он приступил к спуску…
Сам по себе Крестовый перевал не являлся главным плацдармом для намечавшейся операции. На пару с Казбеком он служил важнейшей точкой для ориентации пилотов; плюс начальству Абвера приглянулось словосочетание для общего обозначения операции. Выброска группы производилась севернее десять километров; а те, кого группе надлежало встретить, должны были подойти с юго-запада, также минуя наивысшую точку Военно-Грузинской дороги.
Впрочем, эти маловажные детали лейтенанта беспокоили мало. Десантирование прошло успешно – никто из бойцов на склоне не пострадал. Удача сопутствовала и на следующем этапе: горные стрелки быстро собрались на леднике, разыскали все четыре контейнера и запрятали под снегом парашюты. Теперь главное – вовремя добраться до назначенного места. Встреча должна произойти в восьми километрах южнее вершины, носящей гордое название «Казбек»…
Чхенкели вел группу, частенько оглядывался на светлеющее небо и подбадривал стрелков:
– Двигайтесь! Живее двигайтесь! Чем скорее мы прибудем на место, тем больше времени у нас останется на отдых. Потому что после встречи в назначенном месте об отдыхе придется забыть…
* * *
После приземления, фельдфебель Вашадзе собрал группу и скрытно повел ее к нефтяным промыслам, растянувшимся на многие километры вдоль дороги, уходящей от Грозного на северо-запад. Унтер-офицер Якобашвили со своим взводом атаковал грозненские объекты нефтеперерабатывающего производства с юго-запада.
И в тот момент, когда группа лейтенанта Чхенкели спокойно и в полной тишине спускалась на парашютах в районе главного Кавказского хребта, два первых взвода пытались сломить ожесточенное сопротивление советских подразделений военизированной охраны.
К восьми часам утра к Заводскому району Грозного стянулись дополнительные силы «СМЕРША», а к десяти навсегда затих последний пулеметчик из группы Якобашвили. Из тридцати шести горных стрелков двадцать было убито, двенадцать ранено. Четверо бросили оружие и встали с поднятыми руками.
Вашадзе и его людям повезло больше. Успешно атаковав несколько скважин, они подорвали трубопроводы, подожгли нефть и успели скрыться до подхода крупных армейских сил и отрядов НКВД.
Забегая вперед, следует сказать, что фельдфебель отлично справился с порученным заданием. Его группа почти не понесла потерь и на протяжении семи суток, пока развивалось наступление 1-й и 17-й немецких армий, тревожила большевиков дерзкими нападениями на объекты вокруг Грозного. Боле того, взводу Вашадзе удалось благополучно вернуться назад и даже привести с собой около трехсот дезертировавших из Красной Армии грузин и азербайджанцев, пополнивших ряды батальона «Бергманн».
Удивлению подполковника Оберлендера не было предела – вероятно, ни он, ни руководство Абвера на подобный успех не рассчитывали. Однако подвиг и удачливость грузинского легионера пришлось оценить. Спустя две недели Вашадзе стал лейтенантом и кавалером Железного креста 2-го Класса.
В сентябре 1942 года его взвод был направлен в район Моздок – Нальчик – Минеральные Воды для борьбы с советскими партизанами.
Из этого рейда Вашадзе не вернулся…
Глава первая
Россия; Саратов
Наше время
Выбраться к Дарье Семеновне на следующий день у меня не получается. Во-первых, матушка просит прогуляться с ней до Крытого рынка и поработать носильщиком, пока она закупает продукты. Во-вторых, Серафима, зарывшись в какие-то отчеты, не звонит и не спрашивает о результатах поездки. Наконец, в-третьих, после вчерашнего приключения с расстрелом такси и его водителя, мне просто не до тети Даши с ее непутевым племянником. Тут бы со своими проблемами разобраться.
Разбираюсь весь день. И утром в ванной перед зеркалом, скобля бритвой щеки. И маневрируя меж прилавков Крытого рынка под мамино ворчание в адрес потерявших стыд торгашей. И греясь на солнышке после сытного обеда на крохотном балконе…
Нет, я, конечно, иногда вспоминаю о младшем Ткаче, о его пропаже и, честно набирая номер на мобиле, пытаюсь дозвониться. Но, все усилия напрасны, и я снова возвращаюсь мыслями к убийству несчастного таксиста…
Увы – на ум, кроме предположений и гипотез ничего путного не приходит. У меня не получается всерьез увязать вчерашнюю стрельбу с единственным, подозрительным фактом последней недели – появлением на безоблачном горизонте моего отпуска двух кавказцев. Да, внешность одного из них показалась знакомой, однако восстановить в памяти обстоятельства первой встречи не выходит. Наверное, старею. Приходится довольствоваться фантазиями и размышлять приблизительно так: в одну из своих многочисленных командировок я со своими ребятами крупно насолил какому-то бородатому козлу. Через некоторое время козел припрятал в ближайшем лесочке оружие, сбрил бороду и переехал в Саратов. Насовсем или подвязался поработать курьером: привез здешним упырям – владельцам нефтяных скважин – выручку от нелегального оборота чеченских нефтепродуктов. Ну а, повстречав меня во дворе Серафимы, спонтанно решил выследить и отомстить за прошлые обиды.
Примерно так. Наивно и без претензий на гениальность. Но уж как умею.
Если же не сгущать красок, а добавить позитивных пастельных тонов, то картинка вырисовывается менее трагичная и расстраиваться по поводу испорченного отпуска преждевременно. Поэтому я убаюкиваю свою подозрительность негромким ворчанием:
– Спокойно, Павел Аркадьевич – счеты сводили не с тобой, а с таксистом. Машину изрешетили старательно, могли раз пять продырявить и тебя, но не задели. Почему не задели? Почему оставили свидетеля? А хрен их знает… Наверное, дилетанты. Или… Да какой из меня, если разобраться, свидетель? Водителя такси я видел впервые в жизни, мотоциклисты были в глухих шлемах, в марках современных мотоциклов мои познания стремятся к нулю. И что же я имею сообщить следствию в качестве свидетеля? Да ровным счетом ничего, кроме времени и места трагического события. А это товарищи оперативники с легкостью установят и без моей персоны. Значит, есть все основания забыть о дурацком происшествии и продолжать наслаждаться мирной гражданской жизнью.
Что я с успехом и делаю весь следующий день…
* * *
Наконец, звонит Серафима и сообщает об окончании канители с отчетом. И тут же, не отходя от кассы, интересуется:
– Что же ты не позвонил после визита к тете Даше?
Приходиться врать:
– Не получилось. Взял такси, назвал адрес, поехал… А на Чернышевской безнадежно увяз в пробке. В общем, когда рассосалось, заявляться к Дарье Семеновне было поздновато.
– Понятно. Хочешь, съездим вместе?
– Сегодня?
– Да. Когда закончу с работой.
– Ты еще спрашиваешь! Конечно, хочу!
Восемь вечера. Я заехал за Серафимой на своем стареньком «Опеле» и с ветерком везу ее в Заводской район. Девушка выглядит уставшей, но с удовольствием поддерживает разговор, шутит, улыбается.
Солнце висит над горизонтом, но жара спала; дорожные пробки потихоньку рассасываются. Самое время для поездки на другой конец города. Для того чтобы около полуночи совершить романтическое путешествие в обратном направлении…
Вот и знакомый дом. Оставляем машину, идем к подъезду, поднимаемся по ступенькам.
Дарья Семеновна обрадована гостям и одновременно расстроена.
– Уж и не знаю, что думать, – отворачиваясь, смахивает она слезу. – Он и раньше бывало пропадал на день-другой, но обязательно звонил. Или сам появлялся. А тут… Как в воду канул.
Проходим с Серафимой в зал.
– И сколько же его нет?
– После обеда третьи сутки пошли…
Признаться, срок не впечатлил. Три дня для молодого шалопая – ничто. Лупит водочку с друзьями на рыбалке. Или махнул с Иркой на берег Черного моря. А забывчивость и безразличие к близким – так это для Юркиной эгоистичности обычное дело.
Приобняв пожилую женщину, Серафима успокаивает ее, а мне незаметно сигнализирует: звони!
В двадцатый раз набираю Юркин номер…
Глухо. «Абонент выключен или находится вне зоны обслуживания…»
Развожу руками:
– Дарья Семеновна, а номерочка той худенькой девушки, что была у него в гостях у вас случаем нет?
– Ирины-то? Нет, конечно. Зачем мне номера всех его знакомых?..
– Жаль. Через нее получилось бы найти быстрее.
– Покопайся, Павел, у него в комнате. Я пробовала, но вижу-то плохо.
Не вопрос. Поищем.
В комнате младшего Ткача все без изменений, за исключением нескольких штрихов, свидетельствующих о поспешных сборах. На спинке кресла висят шорты с футболкой, на полу у раздвинутого дивана разбросаны домашние сланцы.
Стою посередине, осматриваюсь.
Сыщик из меня никудышный, поэтому стараюсь заранее определить объекты поисков. Где Юрка хранит номера телефонов закадычных друзей и подруг? И хранить ли он их вообще? Сейчас ведь вся необходимая информация умещается в памяти мобилы. А мобила, конечно же, в кармане хозяина.
За размышлениями замечаю слегка выдвинутый средний ящик письменного стола. Подхожу, тяну за ручку и начинаю детальный обыск…
Учебники по программированию вперемешку с общими тетрадями. В тетрадях университетские лекции. В них я вряд ли найду нужные записи.
Нижний ящик до отказа забит компьютерными «кишками»: платы, винты, шлейфы… Это не то.
Содержимое верхнего ящика поначалу обрадовало. Множество разноцветных листочков, исписанных мелким почерком, пара блокнотов, вырезки из газет. Ну и всякая попутная дребедень: калькулятор, ручки, маркеры, линейки, степлер. Я воодушевляюсь и принимаюсь читать записи…
Однако скоро воодушевление угасает. Блокноты оказываются из времен Юркиных посиделок в зоне, а газетные вырезки касаются давних поисков работы. С каракулями на стикерсах приходится разбираться дольше. Результат ошеломляет, но желаемого результата не приносит. На всех листках изображены профили бородок от ключей или же какие-то механизмы, похожие на внутренности мудреных замков.
– Вот, зараза! Небось, опять собирается что-нибудь спионерить!.. – в сердцах бросаю бумажный хлам обратно в ящик и вновь осматриваюсь вокруг.
В комнате остается единственное место, где Ткач мог бы припрятать визитки или записную книжку. Этим местом является большой трехстворчатый шкаф.
Полки с аккуратно разложенными вещами внимания не привлекают. А вот висящая на плечиках верхняя одежда – представляет интерес. Особенно ее карманы.
Слава богу! В одном из карманов натыкаюсь на объемный бумажник. Предвкушая скорую победу, раскрываю находку и невольно присвистываю от удивления. Бумажник буквально забит пластиковыми кредитными картами с названиями и логотипами различных коммерческих банков.
Перебираю их в надежде наткнуться на визитки. Черта-с-два! Ни одной! Вздохнув, расслабленно падаю в кресло…
Поискать информацию в ноутбуке? Положительный эффект затеи сомнителен – что-то я не слышал о традициях хранения координат друзей в компьютерных файлах. По крайней мере, с Юркиной феноменальной памятью это выглядит абсурдом.
Не видя других вариантов, легонько прикасаюсь к кнопке включения. Ноутбук оживает, идет загрузка…
– Упс-с, – морщусь, глядя на табличку, требующую ввода пароля. – Этого и следовало ожидать.
От безысходности вновь выдвигаю нижний ящик и копаюсь в разнообразном «железе»…
И вдруг удача – в дальнем углу прижат мордой к стенке старый пыльный мобильник. Пытаюсь оживить находку.
Глухо. Либо сдох аккумулятор, либо сам аппарат реанимации не подлежит. Не найдя ничего похожего на зарядное устройство, решаю конфисковать телефон для проведения дальнейшего расследования. А иначе не останется ни одной ниточки, ведущей к нашему безбашенному молодому человеку.
– Нашел? – с надеждой встречает Серафима.
– Пусто. Ни записок, ни блокнотов.
– А в компьютере нет?
– Ноутбук заблокирован. Для входа требуется пароль.
Дарья Семеновна вздыхает.
– Садись, Паша, попей с нами чайку…
* * *
Романтического путешествия по ночному городу не получается.
Да, мы едем вдвоем с Серафимой по улицам, залитым мягким золотистым светом. Да, на часах полночь, из колонок льется ласкающий слух блюз, нам никто не мешает, и мы никуда не торопимся. Но… состояние Дарьи Семеновны произвело на нас гнетущее впечатление.
«Господи, – удивляюсь я, – старым людям так мало нужно от молодого поколения! Короткого звонка, десятка слов, минуты внимания. А мы подчас не хотим дать и этой малости. Что же мы за люди?..»
В Заводском районе автотранспорта мало, зато ближе к центру улицы и проспекты полнятся припозднившимися машинами. Миновав бойкий перекресток на Ильинской площади, сворачиваю на узкую Шелковичную. До улицы Пугачевской, где находится дом Серафимы, остается ехать несколько кварталов. Изредка поглядывая в зеркало заднего вида, сожалею о скорой разлуке…
И вдруг замечаю догоняющего нас мотоциклиста.
Парней, оседлавших резвый байк, двое; оба в темной одежде и в глухих шлемаках – точь-в-точь как стрелявший в таксиста тандем.
Догоняют очень быстро. На принятие решения у меня две-три секунды. Промедлю – парни окажутся вровень с моим «Опелем» и тогда…
Замечаю справа разрыв в газоне – въезд во двор незнакомой многоэтажки.
Торможу и одновременно резко выкручиваю руль.
Пересекаю тротуар под визг покрышек и отчаянные сигналы, доносящиеся сзади. Влетая во двор, торможу и оглядываюсь…
Повторить мой внезапный маневр мотоциклистам мешает поток легковушек, проносящихся дальше по улочке.
– Павел, что случилось?! – восклицает Серафима
– Потом объясню. Держись крепче…
Я не в курсе, имеется ли у этого двора сквозной проезд, поэтому живенько – в два присеста – разворачиваюсь на крохотном пятачке и аккуратно подкрадываюсь тем же путем к выезду…
Руки ноги напряжены. В любое мгновение я готов утопить в пол педаль газа и таранить наглых ребят вместе с опостылевшим мотоциклом.
Никого. В смысле движение по улице теплится, а мотоциклистов словно и не было.
Показалось? Опять сгущаю краски и исподволь жду подвоха?
Что ж… В таком случае, саечка за испуг, товарищ подполковник.
– Паша, – нежно касается моей руки Серафима, – что случилось?
– Долго рассказывать.
– Ничего, я терпеливая, – настаивает она. – Рассказывай.
Выруливаю на проезжую часть, внимательно осматриваюсь по сторонам. Убедившись в отсутствии подозрительных рокеров, продолжаю движение и невзначай интересуюсь:
– У тебя есть хороший кофе?
– Ты же знаешь: я кофе не пью.
Хотел расстроиться. Не успел – Серафима делает легкий встречный реверанс:
– Зато имеется вкусный фитнес-чай.
Ромашки с лютиками? Подойдет – я не привередливый.
Вот и Пугачевская. Темная сквозная арка. Широкий, забитый машинами двор.
Кое-как отыскав свободное место, паркуюсь. Помогаю выйти из салона даме и, взяв ее под локоток, веду к подъезду. А про себя отмечаю нелепую странность: в мирном Саратове приходиться вести себя как на войне – то и дело вертеть башкой в поисках потенциальной угрозы.
Глава вторая
Россия; Москва
Наше время
Юрка и в самом деле боготворил Андрея, ставшего после смерти родителей единственным человеком, которого любил, уважал, побаивался. Нет, не смотря на врожденный эгоизм, упрекать в чем-то Дарью Семеновну у него не повернулся бы язык – она всегда была невероятно заботливой теткой и просто замечательным, добрейшим человеком, но… все же Андрюха с родителями были много ближе.
Однажды в летние каникулы Юрке посчастливилось впервые побывать за границей. Десятидневную горящую путевку в Италию оформил и оплатил старший брат. В честь, так сказать, успешного окончания Юркой первого университетского курса. Тур начался с севера Италии, закончился почти на юге: Милан, Флоренция, Рим, Неаполь. Десять дней безмятежного счастья просвистели как пули у виска. Все смешалось в Юркиной голове: море и великолепная солнечная погода; идеальные дороги и отели; магазины и уличные кафе; стройные итальянки и неповторимая архитектура… С деньгами тогда было туговато, поэтому о серьезных подарках для родни думать не приходилось. Перед возвращением купил в лавке простенький сувенир для тети Даши, а себе и Андрею приобрел на память о поездке две бронзовые копии древних монет с изображением римских богов – Марса и двуликого Януса. Безделица; не имеющие никакой ценности подделки, предназначенные исключительно для туристов. Да и стоили они сущие копейки. Но важен был сам факт их наличия. Получив свою монету с барельефом бога войны – Марса, Андрей долго и с восхищением ее рассматривал. Потом бережно спрятал в карман и пообещал, проделав дырочку, носить на шее. Юрка до сих пор не знал: успел ли брат выполнить это обещание…
Как бы там ни было, но младший Ткач до сих пор твердо убежден: вернись тогда старший брат с Кавказа – не связался бы он с уголовщиной, отыскал бы в себе силы не сворачивать с нормального пути. Закончил бы универ, нашел бы подходящую работу. И все его друзья сейчас были бы живы…
Спать легли под утро в прохладном зале. Юрка на диване, Анатолий на полу.
После долгого разговора на кухне, младший Ткач понимает: уснуть этой ночью не удастся – слишком потряс воображение неторопливый рассказ бывшего старшего сержанта. Рассказ, исполненный трагизма и загадок. К тому же, под его уверенный голос, вдали крохотной звездочкой замерцала надежда.
– Как ты думаешь, что было за той дверью? – не давая спать Волкову, допытывается молодой человек.
– Возможно, какой-нибудь заброшенный, позабытый склад. Или старый бункер со времен Советского Союза.
– Зачем его построили в горах?
– Понятия не имею.
Ткач долго молчит. А когда снизу доносится богатырский храп, вдруг поворачивается на бок и громко шепчет:
– И склад, и бункер предполагают наличие запасов, верно? Значит, есть надежда, что Андрюха како-то время мог протянуть?
Анатолий спросонья сопит и зевает.
– За-а-апросто. Тем более что у каждого в ранце был суйхпай на трое суток.
– А потом? Как ты думаешь, что с ним стало потом?
– Ну-у… Он мог раскопать проход в снегу и выбраться. Или воспользоваться другим выходом из подземелья, если взрыв гранат все-таки сорвал ту чертову дверь.
– В таком случае, где же он сейчас? – в третий раз задает один и тот же вопрос Юрка. В голосе непонимание, смешанное с наивным возмущением: – Почему до сих пор не объявился?!
– Этого я не знаю. Возможно, попал в лапы чеченских боевиков. Возможно, решили уйти в Грузию. Или…
Спецназовец замолкает.
– Что «или»?
– Или не сумев выбраться наружу, умер в подземелье…
* * *
Сказать, что Юрка был ошеломлен подробностями от Волкова – не сказать ничего. Даже сны в последние ночи походили друг на друга одинаковыми кошмарами. Все в них перемешалось в отвратительную вязкую кашу: и нервная подготовка к ограблению нефтяной компании, и сумбур погони по кривым московским переулкам, и страшная смерть друзей; и бесконечный тоннель, устроенный кем-то в огромной скале; и внезапно воскресший старший брат, манивший из темноты этого тоннеля…
Очередное утро в добровольном заточении радости не приносит. Полупустая двухкомнатная квартира, одиночество, постоянный страх. А более всего раздражает безысходность – Юрка попросту не знает, что делать дальше: куда бежать, у кого просить помощи, где скрываться?.. С некоторых пор даже образ строгого Белозерова с вечно раздражающими нравоучениями теперь кажется родным и доброжелательным. Эх, если бы он почаще прислушивался к словам Паши!..
Провалявшись на диване до одиннадцати, Ткач отбрасывает простынку, опускает ноги на пол, разглаживает всклокоченные непослушные вихры и поправляет висящую на крепкой шелковой нити копию римской монеты с барельефом двуликого Януса.
– Какое же сегодня число? – спрашивает он у звенящей тишины. – Сколько дней я сижу в этой берлоге?..
Тяжело поднявшись, он пробует включить телевизор, но тот не подает признаков жизни.
– Странно – вчера работал…
Молодой человек плетется в ванную комнату. По пути прихватывает свой мобильник, пытается оживить экран… И тупо таращится он на надпись «Вставьте SIM».
– Не понял. Выходит… Волков мне не доверяет? Держит меня за идиота и думает – я начну названивать родственникам?..
С этой назойливой и обидной мыслью, Юрка долго стоит под душем, затем неторопливо готовит завтрак. Тщательно, но без аппетита жует бутерброд и запивает его дешевым растворимым кофе…
Покончив с трапезой, внезапно вскакивает, находит одежду и, застегивая на ходу ремень, подбегает к двери.
Упс. Металлическая дверь заперта. Причем заперта на замок, открывающийся с обеих сторон ключом.
Молодой человек бегло и по-деловому осматривает механизм.
– Цилиндровый штифтовый замок повышенной секретности под ключ «английского» типа. Это здорово. Это очень удобный для взлома замочек. Не требует ни высверливания запирающего механизма, ни бампинга. Это все равно, что наткнуться на лежащий под ковриком ключик, заботливо оставленный хозяевами.
Не долго думая, он возвращается в зал, открывает свою папочку с тесненным гербом и извлекает на свет божий обычную с виду шариковую авторучку с кнопочным механизмом. Ручка развинчивается на множество запчастей, из которых Ткач собирает пару специальных инструментов для взлома цилиндровых замков: тонкую отмычку и рычажок с немного приподнятым концом.
Ровно три минуты он «прочесывает пины» – поддавливает рычажком и «прыгает» отмычкой вверх-вниз в ключевом пазу.
Готово.
– Ай лайк Ресет-Ресет ит, – бубнит Юрка слова любимой хакерской песенки, проворачивая сдавшийся цилиндр.
За дверью тишина. Возле лифта и короткой лесенки до выхода из подъезда – ни души, ни звука.
Он аккуратно прикрывает дверь в квартиру и с полминуты стоит, прижавшись острыми лопатками к холодному металлу. Вслушивается в каждый звук… Осторожности ему не занимать, да и спешить некуда. Убедившись в безопасности следующего этапа, бесшумно преодолевает несколько ступенек и выглядывает на улицу.
По тротуару вдоль бесконечной вереницы припаркованных автомобилей шаркает разношенными туфлями сгорбленная старуха, опираясь на трость из лыжной палки. Дальше, на пятачке зеленой травки резвится детвора. Слева густые заросли сирени, напрочь закрывающие обзор; справа – прозрачный рядочек кленов, сквозь который просматривается пустота.
Ткач выскальзывает из подъезда и трусцой бежит вдоль дома. Затравленно оглядываясь по сторонам, он жмурится и прикрывает ладонью глаза от пронзительных солнечных лучей – за несколько суток затворничества глаза отвыкли от дневного света.
Куда он бежит? Вначале до угла многоэтажного дома, а там разберется.
Вообще-то, в планах совершить вылазку до ближайшего салона сотовых телефонов. Волков ведь обещал позаботиться о связи, но после службы не успевает выполнить обещание. Говорит, по дороге домой сил хватает зайти в магазин и купить водки с закуской. Юрка верит – вид у него действительно усталый, измученный. Верит, поэтому и решает прошвырнуться по округе самостоятельно.
Он сбавляет темп, переходит на шаг. В зеленом райончике все спокойно: тут и там визжат дети, по асфальтовым аллейкам степенно гуляют юные мамаши с колясками, куда-то спешат вездесущие пенсионеры…
Ничего подозрительного.
Ткач не знает, куда направиться. В район станции метро Войковская они приехали с Анатолием поздней ночью; где и какие расположены магазины – Юрка не знает. Однако приставать с расспросами к прохожим нельзя – лучше вообще не обращать на себя внимания. Вдруг его фото уже показали по новостным телеканалам, а сам он объявлен во всероссийский розыск?..
За цепочкой многоэтажных домов кипит бойкая жизнь: мчатся потоки машин, идут прохожие…
– Ленинградка, – узнает молодой человек.
Он делает несколько шагов в сторону оживленного шоссе, в надежде отыскать вблизи станции метро салон сотовой связи. И вдруг останавливается на алее как вкопанный.
Из-за длинной многоэтажки на ту же аллею медленно поворачивает Audi TT. «Шоколадка с бронзовым отливом», как окрестил ее масть Базылев…
Глава третья
Россия; Саратов
Наше время
Следующим утром я отправляюсь на Сенной рынок. Только в россыпи тамошних ларьков видится мне возможность отыскать аккумулятор или зарядное устройство к найденному у Юрки старому сотовому телефону.
Погодка радует ярким солнцем, ласковым ветерком с Волги. Прикупив банку пива, неспешно обхожу лотки и ларьки с разнообразным хламом.
– Нет, – качает головой один торгаш.
– Не найдешь – этот аппарат из прошлого века, – «обнадеживает» другой.
Третий – верткий рыжий мужичок – посмеивается:
– Аккумуляторы к таким «утюгам» в последний раз встречались годов пять-шесть назад.
– А что посоветуешь? – теряю терпение. – Позарез нужно реанимировать записную книжку.
– Пройдись дальним рядом. Там сидят старики и торгуют похожим раритетом, – советует он, поскоблив пятерней затылок. И вслед добавляет: – Не найдешь – возвращайся. Покумекаем…
Дальний ряд напоминает музейные экспозиции: инструменты и радиодетали, провода и приемники, древние телефонные аппараты и грампластинки… Иногда встречаются и предки сотовых телефонов. Возле таких прилавков я останавливаюсь, завожу разговор с продавцами, показываю свой «экспонат»… Бесполезно. Знающий народец к моей проблеме относится с пониманием, но помочь не берется.
Покончив с «музеем», возвращаюсь к рыжеволосому мужику.
Покрутив в руках аппарат, тот деловито интересуется:
– Как быстро его нужно оживить?
– Чем скорее – тем лучше.
– Завтра утром подходи. Но поимей на вид: за срочность у меня двойной тариф.
– Сколько?
– Полторы штуки.
– Рублей?
– Ну, ни долларов же! – шумит рыжий. – Мы чай в России проживаем, а не в Московском царстве-государстве.
– Договорились.
– Только поимей на вид… – опять скоблит он клешней затылок, – питание за полторы штуки я твоей антикварной трубе сварганю. Но ежли она не заработает по причине скончавшихся микросхем – я не виноват и плату все одно взыщу. На такой расклад согласный?
– Куда ж деваться? – смеюсь и пожимаю грубоватую ладонь.
Минули еще одни бездарно прожитые отпускные сутки. Вместо ночных, сексуальных утех с какой-нибудь красоткой, сплю в одиночестве на узком неудобном диване. Вместо горизонтального положения на волжском пляже опять тащусь в сторону рынка под названием «Сенной». Правда есть одно смягчающее обстоятельство или, скорее, утешение: сегодня впервые за время моего отпуска небо над Саратовом потемнело, солнца не видать; с самого утра моросит мелкий дождь, и налетают порывы прохладного ветра. Шлепаю по лужам и походу вспоминаю последнюю встречу с Анной. Точнее, ее окончание – чаепитие на крохотной кухне…
Фитнес-чай на деле оказался ароматно пахнущей безвкусной жидкостью цвета сильно разбавленного коньяка. Я делал вид, будто напиток мне нравится, и вводил Серафиму в курс последних событий. Женщина она умная – таким не грех доверить и государственную тай-ну.
Моя встреча с чеченцами ее не впечатлила – Саратов в этом смысле форменный филиал Северного Кавказа. В особенности те районы, что прилегают к большим продуктовым рынкам.
– Ошибку не исключаешь? – предположила она. – По мне так они все на одно лицо.
– Возможно, – не стал я вдаваться в подробности.
А вот история о смерти таксиста Серафиму потрясла.
– Господи, – пробормотала она дрожащими губами, – мне девчонки вчера на работе про это убийство рассказали. Значит, ты был в той машине?
– Был. Поэтому и нырнул с тобой во двор, заметив похожих мотоциклистов…
Серафима помолчала, сосредоточенно нахмурив бровки. А потом, невероятным образом объединив факты в одну логическую цепочку, огорошила вопросом:
– Тебе не кажется, что для полноты картины здесь не хватает исчезновения Юрки?
– При чем здесь Юрка?
– Первый раз ты повстречался с мотоциклистами по дороге к Юркиному дому. Второй раз – покинув его. По-моему, тут есть закономерность. Согласен?..
Спорить не берусь. Во-первых, с такими красивыми женщинами не спорят. А, во-вторых, маленькое зернышко логики в ее словах имелось…
Торговые ряды Сенного рынка. Даже в непогоду здесь толчея, какофония попсы и острые запахи кавказской кухни. Лавируя в толпе, я легко нахожу лоток шустрого рыжего мужика. Поздоровавшись, интересуюсь успехами.
– Представляешь – работает! – выуживает он из-под прилавка древний Юркин телефон. – На, проверяй.
Действительно, при нажатии на кнопки маленький экран оживает. Листаю меню, нахожу список контактов, перебираю многочисленные фамилии…
– Ну, как? – скребет торговец узловатыми пальцами затылок.
Он прав. Сначала нужно рассчитаться.
Довольно улыбаясь, мужик сует честно заработанные деньги в карман и протягивает на прощание узловатую натруженную ладонь:
– Ну, ты это… поимей на вид: ежли что надо починить из старой техники – приходи. Завсегда буду рад помочь…
«Э-эх, – протяжно вздыхаю, пробираясь к выходу, – вот он наш простецкий российский люд. Незлобивый, работящий, неизбалованный. И на кой черт ему нужно это государство?! Оно его и пинает, и обворовывает, и рот затыкает… А он честнее и чище этой гребанной власти в тысячу раз».
Вырвавшись на относительную свободу, снова погружаюсь в длинный перечень друзей и подружек непутевого Юрки. Фамилии, имена, клички…
– О, Базылев! – встречаю знакомую комбинацию букв. – Что-то младший Ткач мне про него лепил. Обнадеживает. Если не найду Ирэн – наберу Базылева.
Увы, но заветное имечко юной девицы так и не нашлось в длинном списке. Немудрено – телефон старый, а с Ирэн он знаком недавно. Ладно, звоню Базылеву…
Сотовый не отвечает. А домашний тут же отзывается нервным женским голосом:
– Да, слушаю!
– Здравствуйте, это беспокоит родственник Юрия Ткача.
На другом конце отчетливо слышен усталый вздох.
– Ну и что вы хотите?
– Дело в том, что Юрий несколько дней не появляется дома, Дарья Семеновна – его тетка, волнуется…
– Я тоже волнуюсь! – резко отвечает женский голос. – Моего мужа тоже нет несколько дней!..
Стараюсь говорить мягко и убедительно:
– Простите, у вас случайно нет номера телефона Ирины – подруги Юрия? Мне кажется, с ее помощью мы могли бы выяснить, где они находятся.
– Сейчас, подождите…
Трубка пугает долгим молчанием.
И вдруг оглушает:
– Записывайте.
– Ага, диктуйте…
Ест! Запомнив номер и поблагодарив жену Базылева, я так обрадовался, словно не Серафима, а Ирэн была моим идеалом красоты, ума и обаяния.
Пока не забыл, тороплюсь набрать заветный номер…
– Да, – слышится тихий голос после трех длинных гудков.
– Ира?
– Я слушаю.
– Привет. Это Павел. Павел Белозеров. Мы встречались у…
– Я помню, – перебивает она.
Ого! А балбес Ткач называет ее блондинкой!
– Ир, ты не в курсе, куда подевался Юрка? Уехал и дня четыре ни слуху, ни духу. Дарья Семеновна беспокоится…
– А ты разве телек не смотришь? – спрашивает абонент странным тоном. В голосе и печаль, и упрек одновременно.
– М-м… последние время не смотрю. А что случилось-то?
После долгой паузы из телефона доносится шепот:
– Они погибли.
Останавливаюсь посреди улицы.
– Кто погиб?
Молчит.
– Как это случилось? Когда? – кричу я в телефон.
Вместо ответа слышатся всхлипы. Приходится тоже взять паузу, а затем вкрадчивым баритоном попросить:
– Ирочка, пожалуйста, успокойся. Мы можем встретиться?
– Да. Ближе к вечеру.
* * *
Ирэн как всегда немножко глуповата, подобно рекламе кефирной активии. Немножко манерна и капризна.
За полчаса непродолжительной встречи я выясняю некоторые подробности происшествия в Москве. Собственно, подробностей набралось немного – только то, что девушка узнала из двух выпусков новостей.
А узнала она следующее: почти в центре Москвы, около знаменитого театра на Таганке перевернулся и сгорел «Форд» их общего с Юркой приятеля Толика – бывшего игрока саратовского футбольного клуба «Сокол». Вместе с ним погибли еще два парня: Мухин и Гобой – их она знала хуже. «Нива», на которой ехал сам Юрка со своим лучшим другом Базылевым, найдена разбитой в трехстах метрах от сгоревшего «Форда» – в глубине квартала, в заброшенном театральном дворике. Тела Базылева и Ткача обнаружены неподалеку от служебного входа в театр.
Пожалев, что редко смотрю новости, утешаю хнычущую Ирэн бутылочкой холодного пива. На всякий случай переспрашиваю:
– Ты нечего не перепутала?
– Нет, – поправляет она челку дрожащими пальчиками, – я узнала обе машины. И Базылева показали крупным планом. Он как живой. Только лужица крови под головой…
– А почему же здесь, в Саратове милиция – ни сном, ни духом?
– Не знаю. Наверное, московские менты еще не установили личности…
– Чудно. Нет ничего проще, чем пробить по регистрационным номерам хозяев автомобилей.
Помолчав, она вновь поправляет непослушные волосы. И, стрельнув в меня голубыми глазищами, робко интересуется:
– Ты никому не скажешь?
Хороший вопрос. Чисто женский. Потирая небритый подбородок, пожимаю плечами:
– Постараюсь.
– Я не уверена… Они меня не посвящали в свои дела, но… Короче, парни что-то затевали – готовили операцию, как любил выражаться Юрка.
– Почему ты так решила?
– Я заметила в багажнике машины Базылева несколько новеньких регистрационных номеров синего цвета.
– Новые номера? Синего цвета? Зачем они им?..
– Этого я тоже не знаю.
– Когда ты их заметила?
– Неделю назад. Мы втроем ездили купаться на пляж Усть-Курдюма. Я доставала из багажника пакет с пивом и… случайно увидела.
Прощаюсь с Ириной, выковыриваю из памяти дежурные слова поддержки; еще разок диктую свой номер и прошу звонить, если что-то узнает.
И без промедления созваниваюсь с Серафимой. Надо как-то рассказать о несчастье Дарье Семеновне, и будет лучше, если мы это сделаем вдвоем.
Кажется, Серафима рада моему звонку. Однако, уловив печальные нотки, настороженно выспрашивает причину. Я же поспешно договариваюсь о встрече, бросив незначительную фразу:
– Кое-что разузнал о Юрии.
И еду к ней с тяжелым сердцем…
* * *
– Что за срочность? – улыбается Серафима, подходя к машине. Видимо, думает – я нарочно нагнал таинственности, чтобы напроситься на свидание.
Отвечаю кислой улыбкой, открываю дверцу, помогаю устроиться в кресле. Усевшись рядом, избегаю смотреть в глаза. И скорбно выдавливаю:
– У меня плохие новости.
– Что случилось, – спрашивает она изменившимся голосом.
– Я выяснил номер телефона Ирины и позвонил ей сегодня. В общем… Юрка с компанией друзей поехал в Москву и…
– Что с ним?
– Вся компания погибла. Пять человек. Ирина сказала, что узнала об этом из телевизионных новостей.
Она молчит, спрятав лицо в ладони. А я сморю куда-то вдаль сквозь залитое дождем лобовое стекло и стараюсь не тревожить. Так мы и сидим. Минуту, пять, десять…
Потом Серафима поднимает голову; в глазах – слезы.
– Господи… Господи, ну зачем ты убиваешь таких молодых? Зачем?!
Я легонько сжимаю ее прохладную ладонь.
– Нужно сообщить тете Даше.
– Да-да, – кивает она. – Только поехали медленно. Ладно?..
Ладно. Мне и самому тошно. И ни малейшего желания нести Дарье Семеновне жестокую весть; видеть ее отчаяние, невыносимую боль в глазах.
Через час сбываются худшие предположения: узнав о гибели Юрки, тетя Даша хватается за сердце и оседает на пол – я едва успеваю ее подхватить. Серафима вызывает скорую помощь и до приезда врачей, мы отпаиваем пожилую женщину валерьянкой.
Наконец, долгожданный звонок в дверь. В квартиру быстрым шагом заходят медики; врач прямиком направляется к больной: измеряет давление, снимает кардиограмму, делает укол… Медбрат тем временем, выспрашивает у нас фамилию, возраст, наличие хронических заболеваний…
Озвучив предварительный диагноз, врач велит перекладывать Дарью Семеновну на носилки. Серафима срывается и начинает поиск самых необходимых вещей.
– В реанимацию ничего не нужно, – останавливает ее медработник.
– Скажите, хотя бы, где ее искать?
– Во 2-й Советской. В кардиологии…
Стоя под мелким моросящим дождем у подъезда, провожаем газель с красными крестами на белых боках… Проводив, возвращаемся в опустевшую квартиру.
– Что будем делать? – стою посреди зала. – Ты знаешь, где лежат ключи?
Серафима растерянно оглядывается:
– Кажется, видела их в прихожей.
– В таком случае, давай проверим газ, свет, воду; закроем окна, балкон. Запрем входную дверь и отдадим ключи соседям.
– Хорошо. Так и сделаем. Андрей как-то говорил, что тетя Даша дружит с соседкой из квартиры напротив.
* * *
Полночь. К нашему разочарованию погода не улучшается, а напротив – становится хуже. К сыплющей сверху мороси добавляются порывы холодного северного ветра.
Мы едем вдоль Волги к центру города и в сторону дома Серафимы; оба расстроены, разговор не клеится. Машину веду аккуратно – асфальт мокрый, скользкий, а резина на моем «Опеле» далеко не новая. Впрочем, я в своей осторожности не одинок – все водители немногочисленного транспорта, следующего в попутном направлении, проявляют мудрую неторопливость.
Переезд. Опущенный шлагбаум. Очередной атавизм в черте города.
Пристраиваемся в конец небольшой очереди из таких же полуночников и ждем – пропускаем уставший, запыхавшийся товарный поезд…
Стоим минуту, другую, третью… Наконец, проплывает последний вагон, и полосатая палка милостиво принимает вертикальное положение. Можно ехать.
Ильинская площадь. Днем здесь не продохнуть от транспорта и пешеходов, а ночью, да еще в такую погоду – никого. Поворачиваю влево на Шелковичную и, вдруг замечаю, как невольно напрягаются мышцы рук и ног. Где-то в этом районе в прошлый раз нас нагоняли парни на мотоцикле – очень похожие на тех, что расстреляли таксиста.
Вглядываюсь сквозь мельтешащие по стеклу «дворники» в строения с правой стороны от дороги…
Да, все верно – вот и двор многоэтажки, куда пришлось нырнуть во избежание неприятностей.
Крепко сжимая руль, бросаю настороженные взгляды в зеркала заднего вида. Вокруг все спокойно. Никого. Ни машин, ни пешеходов.
Усмехаюсь своей нервозности, расслабляюсь, а через пару кварталов и вовсе забываю о неприятных ощущениях. Да и невозможно долго отвлекаться на всякую хрень, когда рядом сидит и едва не касается плеча потрясающая женщина.
Вскоре моя правая рука находит ее ладонь. Серафима не противится, а лишь легонько сжимает в ответ мои пальцы. Я замечаю, как блестят в полумраке ее красивые глаза, как учащается дыхание и волнительно вздымается грудь…
Мы оба молчим. И оба знаем, что ничего, кроме дружеского рукопожатия между нами не случится.
За полквартала до Пугачевской – улицы, где находится ее дом, я сбрасываю скорость и готовлюсь к повороту. Перекресток уже рядом – в какой-нибудь полусотне метров.
С грустью думаю о предстоящем расставании. Наверное, у меня давно не было женщины…
За этими мыслями я совершенно теряю бдительность. Очухиваюсь, когда темная тень уже настигла, когда низкий звук мощного мотоциклетного двигателя стал слышен сквозь поднятые стекла.
Вряд ли я осознанно предпринимал контрмеры. Вначале от неожиданности шарахаюсь вправо, что было явной ошибкой. Одновременно с ошибочным маневром вдавливаю в пол педаль газа и кручу руль влево, спасая машину от заноса на скользком асфальте.
В это время слева раздаются резкие хлопки. Два, три, четыре…
Четвертый обжигает болью правое плечо. После пятого вскрикивает Серафима и хватает меня за руку.
Что это? Реакция на опасность? Ранение? Или девушка сигнализирует, что мы проскочили Пугачевскую?..
Мне не до нее. Встречных машин нет – здесь движение по Шелковичной одностороннее, и я нарочно дергаю «Опель» по всей ширине улицы, усложняя задачу для стрелка. А заодно стараюсь достать левым бортом мотоцикл. И разок мне это удается – тот виляет после удара задним колесом, отчего второй седок едва не слетает на дорогу.
Байк удержал равновесие и уходит в отрыв. Кажется, судьба к нам опять благосклонна.
Поворачиваюсь к девушке. И чувствую, как внутренности сковывает ледяным ознобом.
Привалившись к правой дверце, Серафима уронила голову на грудь.
– Серафима, – нащупываю ее запястье. – Серафима!
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/krestovyi-pereval-chast-3-glava-4-5-6-651889171cf2387b25cc9924
Предыдущая часть: