Глава четвертая
Россия; Саратов
Наше время
К назначенному часу я приехал в Заводской район и стою перед дверью в квартирку своего армейского друга. Открывает Юрка; во взгляде смесь надменности с сарказмом. Но сейчас не тот случай – он сухо кивает и приглашает войти.
В прихожей появляется и сдержанно здоровается Серафима – красивая статная брюнетка лет двадцати восьми, так и не успевшая стать законной женой Андрея. Тетя Даша прибежала с кухни на полминутки – обняла, расцеловала, всплакнула и снова упорхнула к плите. Юрка подталкивает ко мне хрупкую, как апрельская сосулька девушку. Коротко постриженные черные волосы, приятная смешливая мордашка с голубоватыми глазами, джинсовая юбчонка длиной «покуда мама разрешает», стройные босые ножки с ровным волжским загаром. Такое впечатление, будто из одежды на ней только юбочка да тонкая просвечивающая футболка. А вместо нижнего белья: заколка в волосах и ярко накрашенные губы. Типичная представительница «поколения Pepsi».
– Знакомься. Это моя новая блондинка.
Забыв о вечных Юркиных приколах, пытаюсь отыскать хотя бы одну прядь светлых волос на голове девушки. Тщетно. Темна, как украинская ночь.
– Она по содержанию блондинка, а не по форме, – подсказывает Ткач.
Посчитав знакомство состоявшимся, делаю шаг в сторону Серафимы: хочу расспросить ее о жизни, о новостях. Гражданскую жену Андрюхи я все-таки знаю давненько, а Юркин переменный состав меня интересует мало. Однако молоденькая «блондинка» взвешивает мою крупную фигуру уважительным взглядом и бодро протягивает руку.
– Я Ирэн. Юрец много о тебе рассказывал. И о старшем брате тоже.
– Да? – искренне удивляюсь я, осторожно пожимая маленькую ладошку. – Стареет наш Юрец – раньше за ним сентиментальности не замечалось…
В прихожей, зале и крохотной кухне практически ничего не изменилось. Меньшую из двух отдельных комнат занимает Дарья Семеновна, большую Андрей когда-то делил с младшим братом. И вот уже четыре года в ней безраздельно хозяйничает Юрка, сделавший неплохой ремонт и прикупивший дорогую мебель в современном стиле.
В левом углу зала рядом с выходом на балкон, стоит древнее пианино, принадлежавшее хозяйке квартиры. Она давно не музицирует, а чтобы племянник не доставал с требованием утилизировать ненужный инструмент – использует лакированные поверхности в качестве выставочной площадки. В обычные дни на крышках красуются портреты и групповые изображения далеких предков, родственников, одноклассников, подружек. Сегодня же сиротливо стоят всего две рамки с фотографиями покойной сестры и Андрея в офицерской форме.
В центре небольшого зала накрыт стол, вокруг несколько разномастных стульев. В углу работает допотопный телевизор, на экране которого поет чужие песни и нескладно приплясывает страшный пучеглазый мужик. Турок, болгарин или цыган. Кажется, один из мужей Аллы Борисовны. Его ужимки и слащавый голосок не ко времени – я без раздумий щелкаю выключателем.
Серафима извиняется и уходит на кухню помогать тете Даше.
Потоптавшись в зале, перемещаюсь в Юркину комнату; молодежь лениво плетется следом. Комната преобразилась, претерпев качественный ремонт: ровные светлые стены, пластиковое окно, дорогой ламинат, натяжной потолок; сверкающая хромом мебель и навороченная техника…
Оглядевшись, одобрительно ворчу:
– Неплохо живут системные администраторы, неплохо.
– Я всего лишь попросил у Бога денег, но скоро убедился, что это не его метод, – театрально вздыхает юный паяц и, увлекая за собой девицу, падает на роскошный диван. – Пришлось украсть деньги и попросить у Бога прощения. Представляешь, сработало!
Парочка ржет, я же выдерживаю вопросительную паузу.
– Шутка юмора, Паша, – дает отступного Юрка и демонстрирует холеные белые ладошки: – Все заработано вот этими мозолистыми пролетарскими руками. Не веришь – спроси у тетки…
– Если и верится, то с большим трудом.
– Паша, раз меня выпустили досрочно из зоны, значит, сочли, что я перевоспитался и с прошлым завязал.
– Видишь ли, Юрий… Верить в чудеса я перестал в старшей группе детского сада, когда мы с другом Максом увидели после утренника пьяного Деда Мороза, дравшего на кухонном столе нашу повариху тетю Асю.
– Представляю вашу трагедию, – прыскает Юрка.
На него находит озарение: шутки сыплются одна за другой. Ирэн самозабвенно слушает бойфренда…
Под Юркин треп, я продолжаю беглый осмотр достопримечательностей и замечаю на письменном столе два ноутбука: новенький, ослепительно белый – сложен и не работает; старенький – привычной черной масти – раскрыт и мерно урчит винтом и кулером. На его экране темнеет страничка с ярко-бирюзовыми надписями. Сверху на стилизованном изображении старинной щеколды красуется название сайта «Клуб любителей замков и накладок»; чуть ниже анонс: «От деревянных ключей египетских фараонов и медных замков древнего Китая до современных кодовых и дактилоскопических панелей электронных замков».
Какая прелесть! Очень занимательная тема. Учитывая не слишком честную натуру и наклонности младшего Ткача.
Заинтересовавшись страничкой, склоняюсь над экраном. Но Юрка оказывается рядом и довольно поспешно захлопывает крышку ноутбука.
Моя очередь включать иронию:
– Новое увлечение?
– Ага. Почитываю на досуге. Временами попадаются занимательные факты и полезные статейки… – лопочет он. И стремительно переводи разговор на другое: – Пошли на балкон – покурим.
Возвращаемся в зал, выходим на узкий но длинный балкон. Закуриваем. Юрка с Ирэн, которая по паспорту обычная Ирина, о чем-то спорят приглушенными голосами; я не вмешиваюсь – облокотившись на перила, затягиваюсь дымком и стараюсь думать о своем…
Не выходит. Шепот набирает децибелы и постепенно переходит в перебранку. Не слышать фраз, переключившись на созерцание дворовых достопримечательностей, попросту не получается.
– По-моему, наши отношения перестают развиваться.
– Ты права. Как на счет анального секса?
– Дурак…
Обычные «размышления о высоком».
Потом они вспоминают о Базылеве, потом выясняют отношения из-за какого-то бывшего футболиста… А потом мне становится очевидно следующее: наше юное дарование по фамилии Ткач давно уволено с нормальной работы и перебивается случайными или сомнительными заработками.
Затушив в пепельнице окурок, я решительно поворачиваюсь к Юрке:
– Значит, ты меня разводил, заливая про должность системного администратора?
– Та работа не стоила того, который я на нее положил! – в запале омахивается тот.
– Приручив собаку, человек навсегда потерял нюх. Теперь человек приручил компьютер и начинает терять мозг…
– Да пошел ты! – огрызается молодой. – Чего ты лезешь в мою жизнь?!
Сплюнув вниз, интересуюсь:
– Какой у тебя этаж?
– Третий. А что, Павел Аркадьевич, с балкона меня выкинуть собираешься?
– Свербит такая мыслишка. Но, думаю, низковато – разлет мозгов будет маленький. Не феерично.
– Не так страшна сила, как неадекватность ее владельца, – бурчит Юрка и на всякий случай отходит подальше.
Швырять его за борт я, конечно, не собирался, а вот хорошенько проучить за постоянное вранье и неуважение к старшим – страсть как охота. Расправу останавливает присутствие девицы да испуганные глазенки с тщедушным телосложением молодого авантюриста. Порой кажется, что его свалит легкий подзатыльник или безобидный щелбан. Еще в такие минуты вспоминается мать Андрея с Юркой – добрая, мужественная женщина, долгое время боровшаяся с раком и проигравшая эту борьбу.
– Ладно, на сегодня полет отменяется – зрителей многовато, – оглядываюсь на женские голоса, доносящиеся из комнаты. – Но поимей на вид, гадкий фантазер: выкинешь фортель – мозг буду чистить через нос. Или через левый глаз. Усек?
Молодежь в почтительном молчании проскальзывает мимо. У тети Даши что-то не клеится с приготовлением горячего блюда, и я, оставшись в одиночестве у жибленьких перил с облупившейся коричневой краской, принимаюсь изучать прохожих под невеселые воспоминания чеченской войны…
* * *
За пару лет от начала второй чеченской кампании мы неплохо обжились в районе аэропорта «Северный» в Грозном. Состав нашей группы постоянно варьировался от тридцати до пятидесяти человек и, тем не менее, нам отвели закуток в казарме для рядового и сержантского состава и три двухместных номера в общаге для офицеров. Официально здесь хозяйничала 46-я Отдельная бригада оперативного назначения. Мы – спецназ – вроде, сами по себе, но половину задач выполняли совместно с парнями из бригады.
К 2005-му году в обширном военном городке по соседству со штабом соединения постепенно поднялись казармы, офицерские общежития, кирпичная столовка, баня. К городку подвели электричество, газ, воду; открыли спортзал с современными тренажерами и даже возвели православную часовню.
Наш контингент регулярно менялся: честно отвоевавший три месяца народ убывал к месту постоянной дислокации бригады специального назначения – лечиться, отдыхать, продолжать службу; на смену приезжали свеженькие, полные сил и решимости ребята. Выполняемые здесь задачи разнообразны: дежурства на КПП, заставах и взводных опорных пунктах; сопровождения транспортных колонн, ликвидация бандформирований и предотвращение терактов; разведывательные рейды и контроль обстановки в приграничных районах. Все это мы неоднократно проходили и отлично знаем…
Итак, в юном месяце феврале 2005 года мы с Андрюхой опять загремели в Чечню, на нашу обжитую базу в районе аэропорта. Холодное темно-серое небо, за окнами общаги носятся ветры и снежные плевки. Короче – тоска и вечное похмелье.
И вдруг навалилась неурочная работенка: по данным ФСБ из Грузии на территорию Ингушетии намеревается просочиться крупная банда кавказских отморозков, разбавленных арабскими наемниками. Командование объединенной группировки приказывает в кратчайший срок подготовиться и провести операцию по перехвату и ликвидации этих орлов на юге республики. Ликвидировать приказано пограничникам, подразделениям 46-й Отдельной бригады и в довесок сватают нас.
Примерно в это же время и опять по линии ФСБ прилетела весть из другой части Ингушетии: на северо-западе республики у селения Кантышево засветился лидер ингушского джамаата, выходец из Кувейта – Абу Дзейт. По разведданным, ранее этот тип прошел подготовку в афганских учебных лагерях «Аль-Каиды» и был направлен в Боснию для организации серии терактов. Позже прибыл на Северный Кавказ. Здесь успел нарисоваться при нападении боевиков на Ингушетию, по некоторым сведениям имеет косвенное отношение к теракту в Бесланской школе; участвовал в создании на Кавказе исламского «халифата». Короче говоря, международный террорист со стажем, координатор террористической деятельности на Северном Кавказе и просто большая сволочь, по которой давно плачет пуля со стальным сердечником.
У командиров шапки зашевелились – мозг начал работать. Натужно так, но уж как может. В общем, немного поскрипев извилинами, полководцы разбили нашу группу надвое: двадцать человек во главе с Андрюхой отправились к Российско-грузинской границе, меня же поставили над другой половиной и послали ликвидировать Абу Дзейта…
16 февраля 2005 года рота внутренних войск, усиленная подразделением ОМОНА и моими парнями окружила село Кантышево. Командовавшего операцией полковника постоянно дергало вышестоящее начальство – указания по радио сыпались одно за другим. В конце концов, он послал всех в жопу, бросил рацию на сиденье «УАЗа» и принялся действовать сам. И действовал надо признать грамотно: отрезал от Кантышево квартал с обозначенным на карте домом, перекрыл тяжелой техникой дороги, ведущие из села; выставил оцепление, кое-где разместил снайперов. А мне приказал под прикрытием омоновцев штурмовать строение с засевшими внутри бандитами.
Настоящий штурм состоялся позже. А ликвидация сподвижников Абу Дзейта, засевших в невзрачном кирпичном доме, оказалась делом быстрым и несложным. Трижды из дома шмальнули гранатометными зарядами, раз десять жахнули из СВД; потом были слышны исключительно автоматные очереди. Перестрелка длилась минут пятнадцать, после чего на любые наши действия ответом была тишина.
Ну и прекрасно.
Прошу у полковника бэтээр. Тот с пониманием задумки мигом его присылает. Бэт таранит ворота с забором, а мои ребятки лихо просачиваются в окна и прочие дыры изрядно пострадавшего строения.
После ожесточенной перестрелки вдруг становится тихо. Только внутри дома слышатся крики.
На полу два окровавленных трупа. Третий «дух» схватился за живот, корчится на полу и орет, мешая чеченские и русские ругательства. Больше никого.
Сверяем рожи убиенных и раненного с фото Абу Дзейта. Его среди них нет. Как сквозь землю провалился, сука…
– Мистика, – вытирает со лба пот полковник. – Не мог он проползти через наши кордоны!
Полковника немного жаль. Мужик, вроде, ничего: толковый, смелый – за спинами пацанов не прячется. Его ребята выносят на улицу мертвых, колют раненному «духу» сильное обезболивающее и укладывают затихшее тело на носилки. Орать и корчиться он перестал, но изредка посылает нам проклятия. Когда его проносят мимо, мой мозг отчего-то напрягается и с бешеным усилием роется в анналах памяти. И вдруг подсказывает: «Раскрой пошире глаза! Приглядись! Ты же видел эту смуглую рожу!»
Наморщив лоб, провожаю его взглядом и машинально делаю следом шаг… Меня осеняет в тот момент, когда замечаю окровавленную правую кисть, судорожно сжимающую рану на животе. На указательном и среднем пальцах кисти отсутствуют по две фаланги и отсечены они не сейчас, не в этом бою, а гораздо раньше.
Эмоции от встречи со старым «знакомым» готовы вырваться наружу, но в ту секунду приходит другое озарение, помешавшее порадоваться встрече.
Наши парни бродят по дому, осматривают комнаты и мебель на предмет схронов и взрывоопасных сюрпризов. И вдруг мой слух улавливает особенность: в углу зала, где лежали трупы, имеется небольшое возвышение или приступок покрытый ковриком – вероятно, место молитв и поклонения Аллаху. Дважды бойцы ходили по этому возвышению, изучая стены и полки. И дважды стук от каблуков тяжелой спецназовской обуви, именуемой берцами, становился звонче, отчетливее.
– А ну-ка, взялись, – откинув коврик, хватаю за край приступка.
– Ого! – свистит полковник, обнаружив в приоткрывшейся черноте ступеньки. – Погреб, что ли?..
– Похоже…
Он хотел лезть первым. Но я остановил:
– Позвольте мне. Я все же помоложе.
Он повторил попытку стать на первую ступеньку. Я опять удержал.
– Ваш хлипкий бронник прошьет даже «ТТ». Подарите его своему начальству.
Невесело улыбнувшись, полковник уступил. А я направил ствол автомата вниз и начал осторожно нащупывать ногами темные ступеньки…
Секунд через пять внизу рванул фугас – так установили эксперты, изучавшие потом место подрыва. Под домом оказался специально оборудованный бункер для длительного проживания пяти-шести человек с соответствующим запасом провизии, воды, оружия и боеприпасов. Если бы мы не обнаружили странный приступок, то Абу Дзейт спокойно отсиделся бы в этом подземелье и, улучив удобный момент, ушел бы в горы к своим пособникам.
Мне повезло: до взрыва я не успел преодолеть и половины крутой лестницы. Или у араба раньше времени сдали нервы. В общем, осколками нашпиговало только мои ноги. Голова и ее содержимое получили приличную контузию от взрывной волны и обрушения внешней стены здания, но зато остались целыми.
Очнулся я на больничной койке на исходе вторых суток. О судьбе же второй группы и моего друга Андрея Ткача товарищи решились сообщить мне через пару недель – когда окончательно пошел на поправку…
* * *
Сидим дружной спаянной семейкой вокруг стола. Во главе его Дарья Семеновна – довольная нашим вниманием и немного разрумянившаяся от рюмки водки. Юрка прикусил свой длинный язык и напялил серьезную маску. Надолго ли?.. Его подружка вся из себя воздушно-гламурная; говорит медленно, куртуазно и непременно оттопыривает мизинчик, поднося к губам рюмашку. Ну, вылитая Рината Литвинова, только помоложе... Серафима выбрала место рядом со мной. Она больше молчит, грустно рассматривая серебристые пузырьки по краям наполненного минералкой бокала.
– Ты разливай, Пашенька, разливай, – изредка спохватывается тетя Даша, убегает на кухню и возвращается с очередной емкостью салата или жареной рыбы в кляре. – Помянем нашего Андрюшеньку и маму его – сестричку мою ненаглядную.
Разговор за столом стихает, и мы неловко воротим взоры от вытирающей слезы женщины…
У меня сложное чувство по поводу поминок Андрея. Порой я не верю в смерть своего друга и разговариваю с ним, как с живым человеком. А порой с тяжелым сердцем осознаю, что никогда больше не увижу.
Из-за этой неопределенности мне не по душе это ежегодное мероприятие, смахивающее на поминки. Зачем поминать человека, если мертвым его не видели? Если нет свидетелей гибели, и никто толком не знает сути произошедшего на перевале?
С другой стороны, останься он каким-то чудом в живых, – разве не подал бы весточки на протяжении четырех лет? Дарья Семеновна долго держалась и разделяла мои сомнения, но постепенно душевные силы иссякли, и ждать старшего из племянников она перестала. А возобновлять обсуждение столь тонкого вопроса не хочется – к чему расстраивать и ранить пожилую женщину? Потому я послушно наполняю рюмки с бокалами, но поминаю только маму Андрея и всех наших погибших товарищей.
– А как это случилось? – шепчет Ирэн, толкая Юрку в бок.
– Отвянь, – кривится тот.
– Ты мне никогда не рассказывал, как погиб твой брат.
– Ну и что! Тебе какое дело?..
Перепалка слышна всем присутствующим.
Удивляюсь бесцеремонности нынешней молодежи, но молчу – я здесь гость. Серафима вздыхает, нервничает и тоже молчит. Она тоже гость – все более редкий и все менее значимый…
Наконец, подает голос мудрая тетя Даша:
– Павел, наш Юрий никогда не отличался деликатностью – Ирина, конечно же, ничего не знает. Ты не мог бы повторить свой рассказ о том дне, когда с Андреем произошло несчастье?
Я откладываю вилку, промокаю салфеткой губы и мельком гляжу на Серафиму. Не тяжело ли ей будет вторично услышать эту историю?
Словно отвечая на бессловесный вопрос, молодая женщина пристально смотрит на меня и кивает.
Соглашаюсь и я:
– Мог бы. Но хочу напомнить: меня в тот день рядом с Андреем не было. А эту историю мне довелось услышать от четверых выживших спецназовцев. Был еще пятый, но он… Он странным образом исчез.
Юрка морщит лоб:
– Э-э-э… Сейчас вспомню его фамилию…
На какой-то миг в зале тонкой стрункой натягивается тишина.
И вдруг, опережая мою мысль, в этой гулкой тишине звучит спокойный голос Серафимы. Она произносит фамилию так, будто только и делала, что повторяла ее каждый день.
– Волков. Фамилия того спецназовца – Волков.
Подивившись ее памяти, встаю из-за стола и, шагнув к открытой балконной двери, тяну из пачки сигарету.
– Точно – Волков. Был у нас такой старший сержант: здоровый, молчаливый, задумчивый. И надежный, как скала…
Младший Ткач огорчен сбоем в памяти и спешит реабилитироваться:
– Вспомнил! Сразу после той злополучной операции он написал заявление и уволился. Точно?
– Не совсем. Он не писал заявлений, а подал по команде рапорт. И уволился из армии не сразу, а месяца через три. С тех пор о нем ничего не известно. Ходили слухи, будто уехал к себе на родину и спился… Но, это не имеет отношения к делу. Ладно, слушайте – рассказ долгий. Я бы назвал его «Проклятое место». Или «День непредвиденных обстоятельств»…
Глава пятая
Россия; Северный Кавказ; район хребта Юкуруломдук
Февраль 2005 года
Натура романтическая и красноречивая сказала бы так: Крестовый перевал – это дорога, уходящее в небо.
Пунктуальный тип наверняка выразился бы суше и точнее: это один из наиболее удобных переходов через Водораздельный хребет Большого Кавказа. Территориально находится в северной Грузии; соединяет долины рек Терек и Арагви. Название пошло от креста на белокаменном постаменте, установленном в 1824 году на высоте 2379 метров.
Бог не снарядил «магазины» моих способностей ни пунктуальностью, ни романтизмом, ни красноречием. Поэтому скажу короче и прямее: Крестовый перевал – это наивысшая точка Военно-грузинской дороги. Это высокогорье, голые или заснеженные скалы, вечный холод с ветром и другие «прелести» для больных на голову любителей экстрима.
Впрочем, многочисленная банда из Грузии в Россию добираться по шоссе не намеревалась. Конечно, это решение показалось бы свежим и нетривиальным, но вместе с тем – чрезвычайно глупым. Банда планировала незаметно пересечь границу восточнее Военно-грузинской дороги километров десять-двенадцать по неглубокому ущелью Шан-чоч. Само по себе местечко на границе названия не имело и, кумекая над картами, кто-то из наших командиров наткнулся на крохотную надпись «Крестовый перевал». Чем не звучное название для предстоящей операции по ликвидации банды?
16 февраля 2005 года двадцать спецназовцев и стрелковую роту 46-й Отдельной бригады перебросили «вертушками» во Владикавказ; затем на закрытых грузовиках доставили по Военно-грузинской дороге до окрестностей селения Джейрах. Оттуда наши ребята протопали пехом четыре часа по заснеженным тропам до точки встречи с пограничниками из Назрановского погранотряда. Воссоединившись, сборный отряд подбирался к названному ущелью под покровом ночи и с максимальной осторожностью, выслав вперед две дозорные группы.
Прибыли затемно. Устали и прилично замерзли.
Ущелье довольно глубокое, длина – полтора десятка километров. В низовьях покрыто смешанным лесом; по дну бежит узкая мелкая речушка, название которой по-ингушски звучит «Шан-хи», а официально на картах почему-то пишется «Шандой».
Разбили подобие лагеря. Расставив вокруг дозорные посты, передохнули, подкрепились и даже согрели чайку. Подполковник-пограничник собрал офицеров, коротко повторил задачу и, развернув карту, уточнил позиции для каждого подразделения. Судя по тому, как он жонглировал сложными в произношении местными названиями, эти края были ему хорошо знакомы. Он также поведал о датчиках движения, установленных рядом с тропой, посетовав при этом на зверье и погодные условия, часто становившиеся причинами ложных сигналов. Вкратце упомянул о тропах в соседних ущельях – Ляжги-чоч и Амаль-чоч; о необходимости послать в каждое ущелье по небольшой дозорной группе с рациями, чтобы иметь полную картину перед завтрашним боем. Говорил коротко, по делу и в целом производил впечатление грамотного профессионала.
17 февраля с первыми лучами солнца осмотрелись, нашли удобное место для встречи «гостей» – с прогалинами и обширными полянами средь смешанного лесочка на дне ущелья, и с густым хвойником на обоих склонах. Слегка окопались в рыхлом снежке, навели марафет с маскировкой; несколько малочисленных разведгрупп ушли к границе. Снайперы, расчеты ручных пулеметов и гранатометов АГС-30 обустроили позиции, изучили секторы и прикинули дистанции до контрольных ориентиров. В общем, все по-деловому и буднично – как на учениях.
Задумка оригинальностью не отличалась. Да и чего ради городить огород, когда разведка предоставила исчерпывающие данные: «банда пройдет ущельем Шан-чоч, предположительно между семью и четырнадцатью часами 17 февраля сего года…» Все ясно как божий день. Стрелковая рота в составе трех взводов растянулась на противоположных лесистых склонах; два отделения погранцов для нейтрализации разведчиков из банды перекрыли ущелье севернее основной позиции; остальные пограничники затаились на вершине гребня почти у самого рубежа – их задача отрезать банде путь к отступлению в Грузию.
Ну, а мы – спецназовцы, распластавшись на небольшом голом выступе, остались с подполковником и двумя радистами, изображая из себя резерв Ставки. На случай непредвиденных обстоятельств...
* * *
Капитану Ткачу столь скромная роль статиста в разгроме банды не нравилась. Не привык он – спецназовец до мозга костей – оставаться на вторых ролях, когда рядом решаются боевые задачи. Но приказ есть приказ – придется подчиниться. Ведь непредвиденные обстоятельства на самом деле случаются гораздо чаще, чем нам хотелось бы. Особенно на войне.
Так произошло и в этот раз.
Вначале операция развивалась штатно – согласно разработанному плану. Один из дозоров сообщил о появлении небольшой группы вооруженных людей со стороны грузинской территории.
– Это разведчики, – подмигнул Ткачу подполковник.
Скоро выяснились важные подробности: разведчики «духов» двигаются с юга на север по ущелью Шан-чоч; дистанция между ними и основными силами банды – около километра. Всего в караване насчитывается сто – сто двадцать человек и два десятка вьючных животных; вооружение преимущественно легкое стрелковое, замечено несколько гранатометов и ручных пулеметов.
Для надежи подполковник связался с дозорами, контролирующими тропы в соседних ущельях. Там все спокойно – ни души.
Напряженное ожидание. Томительный отсчет секунд…
В зарослях едва заметно движение. Передовой отряд «духов».
Этих не трогаем – пусть идут до встречи с перекрывшими ущелье погранцами.
Терпеливо ждем подхода основных сил…
Наконец, на обрамляющих реку прогалинах появляются десятки боевиков. Шагают уверенно, спокойно – по два-три человека; в новенькой камуфлированной форме, оружие несут по-походному – за спинами или на плечах. Многие в темных очках, в кожаных перчаточках. Фраера недоделанные.
Это на руку – никто из них подвоха не чует.
Подполковник медленно подносит к губам микрофон небольшой рации…
Начали!
Первыми огонь открывают бойцы стрелковой роты, засевшие в растительности вдоль склонов. Залп ошеломляет – боевики заметались по берегу и, не видя противника, лупят, куда попало.
Растерянность длится минуты три, после чего их действия в обороне приобретают более организованный характер: передовая группа бандитов вернулась к основным силам, а те рассредоточились по берегу и заняли наиболее выгодные позиции в «зеленке».
С этого места и начался отсчет непредвиденных обстоятельств.
Взвод пограничников, что тихо сидел на вершине западного гребня у самой границы и должен был заткнуть пробку, в назначенное время скатился по крутому склону, и ударил бандитам в спину. Хорошо ударил, грамотно. Да вот беда – секунд через пятьсот в спины пограничников тоже ударили. Хорошо, грамотно и, главное – неожиданно.
Много позже, когда операцию разбирали по минутам, стало ясно: общая численность банды составляла более двухсот человек. На грузинской территории в самый последний момент полевой командир разделил ее на две части и повелел им пересекать границу в разное время.
Наша разведка, конечно же, этого знать не могла, и очень скоро «затыкавшие пробку» погранцы оказались между молотом и наковальней: с севера огрызался арьергард боевиков попавших в засаду, а юга всей мощью напирала свежая только что подошедшая сотня «духов».
Через полчаса кто-то из младших офицеров сообщил: левый фланг стрелковой роты полностью уничтожен; боевики выходят из окружения через образовавшуюся брешь и поднимаются по восточному склону к вершине хребта Юкуруломдук.
И это стало вторым непредвиденным обстоятельством.
* * *
– Давай, капитан! Кроме твоих ребят это уже никто сделать не успеет. Давай! – хлопнул по могучему плечу подполковник.
– Подъем, парни. За мной, – подхватил Ткач автомат и стал быстро взбираться по заснеженному склону.
Решение было следующим: спецназ поднимается на вершину узкого горного отрога Юкуруломдук и связывает боем вырвавшихся из окружения боевиков. Связывает, чтобы они не успели ускользнуть обратно в Грузию. Продержаться спецназу надлежало минут двадцать-тридцать. За это время подполковник обещал перегруппировать силы и отправить наверх подкрепление.
Так замышлялось в идеале. А на самом деле опять получилось наперекосяк.
Во-первых, чертов отрог состоял из череды трехтысячников, снег и ледяные шапки на которых не успевали стаять даже летом. Во-вторых, эта зима особенно расщедрилась на осадки – толщина снежного покрова на склоне местами достигала полутора метров. И, в-третьих, боевики начали восхождение раньше и намного опередили спецназ…
Большие проблемы в тот день обрушились не только на пограничников и бойцов левого фланга стрелковой роты. Стоило бойцам спецназа завершить тяжелое восхождение, как тут же нарвались на «духов». Троих положили без особого труда, зато привлекли стрельбой остальных.
Судя по всему, возвращаться в Грузию бандиты и не думали. Прорвавшись на хребет, они хотели обойти наши подразделения и ударить сверху. По крайней мере, так подсказывали Андрею опыт с интуицией. Удайся тот маневр, и на операции «Крестовый перевал» следовало бы поставить большой и жирный крест. А так катастрофой запахло только для спецназа.
Первый наскок отбили. Осмотрелись. Рассредоточились.
Живой силы противника на верхотуре собралось немного – человек пятнадцать. Но вскоре стало очевидно, что снизу и с юга подтягиваются другие боевики.
– А где же наше подкрепление? – тоскливо спросил молодой лейтенант. – Подполковник же обещал…
Покусывая губы, Ткач приказал:
– Бери половину бойцов и занимай позицию здесь.
– Зачем?!
– Подкрепление, которое ты ждешь, полезет по протоптанной нами тропе. Понял?
– Понял. А вы?
– Надо растянуть позицию, чтоб нас не взяли в клещи. Мы отойдем немного к восточному склону, а ты постарайся удержать тропу. Просто удержи тропу, лейтенант, понял?
– Понял. Постараемся…
Андрей кликнул девятерых бойцов, и группа стала ползком перемещаться влево…
Перестрелка на вершине узкого горного отрога Юкуруломдук то угасала, то вспыхивала с новой силой. Лейтенант держался, а вот Ткачу приходилось туго. Он потерял четверых человек, но не прекращал маневрировать, отвлекая на себя все больше и больше «духов». Позже завязалась рукопашная, в результате которой еще два спецназовца остались лежать на снегу. И в какой-то момент остатки крохотного отряда оказались сначала сброшенными на восточный склон, а затем и плотно зажатыми в кольцо. Настолько зажатыми, что надежд на спасение практически не было.
А дальше случилось последнее из серии «непредвиденных обстоятельств»…
Подполковника, приведшего на вершину подкрепление, встретили четверо: лейтенант и три спеца из его группы.
Яркое солнце и слепящая белизна чистого снега, полный штиль и абсолютное безмолвие. Ни стрельбы, ни криков.
– Что? Что произошло?! – изумленно оглядывался вокруг подполковник.
Губы лейтенанта тряслись. То ли от холода, то ли от испуга.
– Лавина, – выдавил он севшим голосом. – Пару минут назад внизу грохнул взрыв, с вершины восточного склона сорвался огромный пласт снега и…
– Лавина?
– Так точно. Всех накрыло. Всех до одного… И наших парней, и «духов»…
Глава шестая
Россия; Саратов–Москва
Наше время
Справедливости ради следует уточнить: младший Ткач не был результатом эволюционного брака – быдлоподобным гопником или уродливым мужланом с запрограммированным сознанием антиобщественного элемента. Он уродился вполне нормальным человеком, а не с убеждениями профессионального преступника или тунеядца. Просто сильные духом способны закрыть глаза на окружающий беспредел и идти прямой дорогой; другие, поглядев вокруг, удивленно пожимают плечами: «а чем я хуже?» И покорно сворачивают налево...
Выйдя за ворота колонии и вдохнув пьянящий воздух свободы, Юрка вновь почувствовал себя молодым, талантливым, полным сил человеком. Вернувшись в родной Саратов, он попытался восстановиться на неоконченный четвертый курс в один местный университет, во второй, в третий… Все усилия оказались тщетны. Зачем ректорам и деканам проблемные студенты с уголовным прошлым? Никого здесь не интересовали хорошие характеристики из зоны, условно-досрочное освобождение за примерное поведение и высокие показатели на производстве.
Поначалу его это не смутило.
В зоне была неплохая библиотека с возможностью выписывать свеженькую компьютерную литературу. Ткач ее регулярно почитывал и был в курсе всех новшеств в области языков программирования, «железа» и софта. Спрос на программистов в колонии был слабоватым, поэтому пришлось освоить несколько смежных направлений. К примеру, специальность токаря и слесаря-инструментальщика.
Кремировав затею закончить процесс получения высшего образования, он нашел в себе силы сделать второй шаг в правильном направлении: устроился в несколько государственных контор присматривать за работой серверов и сплетенных вокруг них сеток. Этаким приходящим системным администратором. Однако обязанностей навалили по уши, а платили гроши.
Исходя из вышесказанного, Юрка усердствовал недолго.
Зачем? Ради чего?.. Безраздельно властвуя в офисах с вверенными ему сетями, он частенько сталкивался с фактами, приводившими, мягко говоря, в изумление. Какие-то сорокалетние кобылицы из районной администрации с сомнительным образованием, не ведавшие разницы между принтером и сканером, спотыкавшиеся в действиях с простыми числами и не поднимавшие в своей жизни ничего тяжелее канцелярского степлера, ежемесячно «срубали» по тридцать-сорок тысяч и хвастали скорой льготной пенсией в размере восьмидесяти процентов от этих некислых зарплат. Такая благодать господняя не снилась ни одному шахтеру с черными от угольной пыли легкими; ни одному сталевару, полжизни «загоравшему» у мартена; ни одному профессору, воспитавшему плеяду блестящих ученых. И ни одному оперативнику, честно исполнявшему свой долг под бандитскими пулями.
Нет, конечно же, Ткач не был утопистом, не верил во всеобщую гармонию и отлично знал, что окружающий мир состоит из досадных парадоксов. Концлагеря, к примеру, придумали англичане, а в Нюрнберге за них судили немцев. Но это было далеко и давненько. А диссонанс несправедливого распределения материальных благ рвал и продолжает рвать на части собственную черепную коробку. Депутаты с чиновниками всех мастей нагло и цинично обворовывают его каждый день; жизнь уходит, а позитивных перемен не видно даже на уровне горизонта.
Вот и плюнул бедный Юрик на честную жизнь, взяв на вооружение основное правило техники безопасности: «Не работай – не пострадаешь». Отныне он меньше всего хотел следовать совету Дарьи Семеновны «поступать на должность» и превращаться с годами в обычного, обманутого всеми работягу – тощего мужика с залысинами, гастритом и долгами за коммунальные услуги. В пятницу Ткач представлял себя немного мусульманином, в субботу – немного иудеем, в воскресенье – немного христианином. В остальные дни недели просто не хотел честно трудиться.
В неопределенности и подвесе он просуществовал около месяца, покуда не встретил в центре Саратова Базылева – давнего школьного дружка. Пообщавшись с ними часок за пивком, Юрка с радостью осознал, что нашел товарища по несчастью и настоящего единомышленника.
* * *
Базылев сидит за рулем новенькой белой «Нивы» и возбужденно рассказывает о чем-то малозначительном:
– …Мля, в той рекламе, наверное, двадцать пятый кадр мелькает, и мой мозг истошно захотел эту фигню – представляешь? Хорошо, что я его никогда не слушаю…
Юрка молчаливо взирает на дорогу, делая вид, будто сопереживает другу. На самом деле его мозг напряженно работает, этап за этапом прогоняя разработанную операцию и отыскивая в ней малейшие бреши с недоработками.
Ткач с Базылевым учились в параллельных классах, жили в разных кварталах. В лицо друг друга знали, множество раз сталкивались в школьных коридорах и столовке, но по-настоящему познакомились и сдружились в больничной палате Областной инфекционной больницы, куда угораздило попасть с легкой формой гепатита. Базылев был немного полноват, неловок, учился кое-как и особенных талантов не выказывал. Юрка оценил его покладистый, мягкий характер, простоту, доверчивость и взялся помогать в решении самых трудных домашних заданий. Видимо, Ткач оказался одним из немногих, кто посчитал Базылева равным, не насмехался над неуклюжей фигурой и над «успехами» в учебе. И тот отплатил Юрке привязанностью, а однажды, не побоявшись вражьего перевеса, кинулся в школьном дворе в драку за нового друга… После выпускного вечера их пути надолго разошлись. Базылев рано женился, окончил какие-то курсы и батрачил в двух местах, отрабатывая кредит, на который купил новую «Ниву». Семья ютилась в съемной комнатушке и перспектив в этом плане в ближайшие лет сто не имела. У нас ведь всегда рулят крайности: чтоб перебраться в новое хорошее жилье, нужно быть либо взяточником, либо святым, выносящим раненных из сошедшего с рельсов поезда. Третьего не дано.
Но Базылев оставался самим собой и не унывал. Он вообще мало изменился. Книг, как и прежде, читать не любил; в Интернет захаживал только за порнушкой; по телеку смотрел мультики и до сих пор считал Нидерланды с Голландией разными странами. Будто в Нидерландах – каналы, футбол и тюльпаны, а в Голландии – пиво, наркота и пидоры. Юрке же пробелы в его образовании были до фонаря. Для него главным было то, что Базылев не умеет фальшивить и никогда не предаст.
– …У нас козел один поселился этажом выше, и весь дом достал сигналкой гипернервной. Я недавно полночи слушал вой, а утром знаешь, что сделал?
– Бросил с балкона кирпич?
– Не, какой из меня экстремист? – смеется Баз. – Просто поставил на крышу его «десятки» открытую канистру с остатками бензина и положил рядом коробок спичек. Представляешь, теперь он паркует свою тачку в другом дворе!
– Символичность в сочетании обычных предметов дает устойчивый эффект. Это мне знакомо…
– Красиво излагаешь. У меня бы так не получилось.
Разговор прерывается звонком сотового телефона. Ткач смотрит на экран и не отвечает. Телефон замолкает, но через минуту оживает снова, и хозяин попросту сбрасывает звонок.
Потом долго молчит и смотрит на дорогу…
– Кто это, Юр? – интересуется Баз.
– А-а… – морщится тот. – Давний друг семьи. Приехал в отпуск и пытается меня перевоспитывать.
– Ясно. А о чем задумался?
– Последние детали извилинами полирую. Как говорится, хочешь обмануть по-крупному – будь точен в мелочах.
Поглядывая в зеркало заднего вида, Базылев довольно лыбится.
– Это верно…
За ними едет новенький серебристый «форд», которому также как и «Ниве» отведена солидная роль в предстоящей афере. В салоне «американца» находятся три молодых парня – Толик, Мухин и Гобой. Все трое – надежные друзья Юрки и Базылева.
Компания выехала из Саратова во второй половине дня и без спешки направилась по Петровскому тракту на север. На траверзе Пензы сделали короткий привал: поужинали, покурили, посовещались. И рванули по трассе «М-5» на северо-запад с таким расчетом, чтобы ранним утром въехать в Московскую область…
– Я вспомнил еще одну мантру про жизнь в нашей гребанной стране, – отчего-то таращится Юрка назад.
– Какую?
– Пашешь из года в год, пашешь… В конце концов, жизнь вроде бы налаживается – все у тебя есть: высокооплачиваемая работа, домик с лужайкой в престижном районе, машинка за тридцать тысяч евро…
– И в чем прикол-то? – с сомнением косит вправо Базылев.
– А в том, что тебе уже семьдесят!..
На траверзе Пензы Базылев уступил Ткачу место за рулем и теперь надоедливо жужжит в правое ухо. Ткач не возражает – скоро стемнеет и отвлекаться от дороги, предаваясь размышлениям, ни к чему. Опыт вождения у него небольшой – будучи студентом московского ВУЗа, успел купить подержанный «Мерседес», когда удачно обчистил несколько банковских счетов. Но толком поездить не успел – загремел в колонию.
Друг хомячит третий по счету чебурек, дюжину которых купили в придорожном кафе. Для него вообще пожрать – на первом месте, что, впрочем, не приуменьшает других достоинств.
– Я тоже слышал одну мантру, – пытается говорить он с набитым ртом… Из той же арии… О нашей нищенской жизни.
– Давай.
Базылев дожевал, проглотил последний кусок.
– Короче, сначала мы хвастаем – дескать, ни фига не учим, а сессию сдаем классно. Потом – что ни фига не работаем, а зарплата высокая. А к старости жалуемся на то, что приходиться платить каким-то мудакам, которые ничего не делают.
Юрка громко ржет.
– Кстати, о старости, Баз! Нас ведь ждет очень прикольная старость!
– Ты так считаешь? – тянется тот к следующему чебуреку.
– Представь, сколько будет вокруг старушек с пирсингом в плоских сиськах и с татуировками на сморщенных поясницах!
Друзья долго смеются, напрочь забывая об опасности, поджидающей завтра в столице. Да что завтра! Риск оказаться в наручниках наличествует уже сегодня. Прямо сейчас. Сзади в салоне на плечиках висят аккуратные костюмчики – типа, парни едут по делам, в командировку. А под костюмами запрятана форма офицеров противопожарной охраны МЧС. Наткнись кто-то на мундиры при досмотре машины – Юрка с Базылевым отбрешутся, показав филигранно подделанные удостоверения сотрудников МЧС. А вот по поводу содержимого планшетной папки, покоившейся на заднем сиденье «нивы», имеются громадные сомнения…
Вернувшись в действительность, Юрка смотрит в зеркало, вздыхает и озабоченно трет ладонью щеку.
– Ты чего? – беспокоится друг.
– Или мне кажется, или эта «Audi» догоняет нас второй раз.
Базылев оборачивается и долго смотрит сквозь заднее стекло.
– Какая «Audi»?
– «TT». Сейчас ее «форд» закрывает…
– А, вижу! Шоколадка. С бронзовым отливом, – усаживается тот на место и сомнением кривит губы: – Пока ехал от Саратова до Пензы, никакой «Audi» не видел.
– Наверное, показалось…
Да, видимо, показалось. Операция Юркой подумана тщательно, все этапы подготовки проводились столь скрытно, что позавидовала бы любая спецслужба. Участники (а их ровно пятеро) – люди не тупые и надежные – болтать с кем попало не станут.
Юрка – мозг и стратег. Никто этого в камерной компании не оспаривает. Друзья – такие же отчаявшиеся и не ждущие позитива от жизни молодые люди.
Толик – бывший футболист саратовского «Сокола»; около трех лет назад заработал на тренировках мениск, после нескольких операций вернуться в команду мастеров не сумел: во-первых, колено изредка беспокоило, а конкуренты прибавляли и в физике, и в технике; а, во-вторых, от былого «Сокола», некогда поигравшего в высшем дивизионе, остались одни воспоминания. Весь спорт к тому времени сосредоточился в Москве, Питере, Казани и Сочи. Впрочем, к клубу Толик претензий не имел – команда честно оплатила операции, рассчиталась с былыми долгами по зарплате. На эти деньги он и купил годовалый «Форд». А потом начались проблемы: поменял несколько профессий, но заработков едва хватает на пропитание и самые необходимые вещи.
Мухин окончил Саратовский авиационный колледж, работал по специальности на авиационном заводе и даже намеревался поступать в Технический университет. Однако известнейший на всю страну завод постигла та же участь, что и большинство других саратовских предприятий – приехала мощная строительная техника и сравняла с землей корпуса, готовя площадку под возведение очередного торгово-развлекательного комплекса с брендовым, набившим оскомину названием. Мухин оказался на улице, и после пары лет бесплодных усилий, прибился к компании живших по соседству парней.
Гобой (в миру – Сашка) неплохо играл на черной деревянной дудке со сложным механизмом блестящих клапанов. Из-за этого инструмента к Сашке и прицепилась короткая звучная кликуха. Музицировал он поочередно в нескольких коллективах. Окончив Саратовскую государственную консерваторию, устроился во второй состав Академического симфонического оркестра областной филармонии имени Альфреда Шнитке. Продолжил в первом составе оркестра академического театра оперы и балета. А завершил карьеру музыканта в одном из центральных ресторанов, развлекающих богатых клиентов живой музыкой. Оттуда ушел и с тех пор ни разу не брал в руки инструмента…
Никто из ребят не был убежденным приверженцем криминала, никто не имел предков с уголовным стажем. Просто каждый самостоятельно и своим путем пришел к невеселым умозаключениям: совестливость, образование, талант – являются в нашей стране экономически абсурдными качествами; быть производителем чего-либо и пытаться честно заработать – это в России моветон, поведение исключительной иррациональности. Куда целесообразней и престижней купить «доходное место» – должность чиновника. Или стать «вампиром» – инспектирующим контролером производителя. А еще проще – тупо красть, если не хочешь связывать себя должностными обязанностями, постоянным местом работы и прочим геморроем.
Каждый утерял значимую частичку собственной души, ответственную за веру в порядочность власти и веру в свое счастливое будущее. Потому и согласились на предложение Ткача и Базылева.
Ознакомившись с планом предстоящей операции, Юркины друзья подивились его простоте и феноменальности. Затем обговорили детали, кое-что подправили, заучили роли и провели несколько серьезных репетиций. Потом подсчитали бухгалтерию: скинулись на бензин и форму, на оплату левого заказа полиграфисту Башке.
И с легкой душой отправились в Москву…
* * *
Под утро, когда черноту на востоке разбавили светлые всполохи, за кормой остается Коломна. Километров через двадцать машины сбавляют скорость и сворачивают на второстепенную асфальтовую дорогу. В утреннем тумане друзья находят какой-то лесок; попетляв узкой грунтовкой, натыкаются на просеку и вскоре останавливаются посреди узкой поляны.
Небо светлело, но водители на всякий случай выключают фары с габаритами.
– Покурить успеем? – потягиваясь, покидает «форд» Толик и первым дело идет орошать кусты.
– Потом покурим. Поднимайте Гобоя и переодевайтесь, пока мы занимаемся «Нивой», – командует Юрка.
Вскоре на капоте русского внедорожника оказывается планшетная папка. Ткач с товарищем сортируют ее содержимое: влево откладываются милицейская атрибутика, вправо – атрибутика МЧС. Все пластиковые самоклеящиеся элементы защищены прозрачной пленкой и подписаны.
– Левое заднее крыло, – хватает Юрка наклейку.
Базылев подбегает к названной автомобильной детали, и пока товарищ снимает защитную пленку, удаляет тряпкой с кузова пыль. Через минуту на левом крыле красуется эмчээсовская оранжевая полоса с синей вставкой посередине.
– Молоток, Башка! Все сделал точно по размерам, – оценивает Ткач. – Держи, Баз… Это продолжение полосы – на левую заднюю дверь…
Превращение частных автомобилей в служебные отнимает около часа. Зато по истечении означенного срока на продолговатой поляне стоит новенький милицейский «Форд». На синей полосе в районе передней дверцы блестит в робких лучах утреннего солнца белое словцо «Милиция», под ним – красный московский герб. Ниже на темно-серебристом фоне задней двери крупными синими буквами выведено: «МОСКВА». Под ними тоже синим, но чуть мельче: «УВД ЦАО».
– Никогда не думал, что придется ездить на ментовозе! – изумляется Мухин.
– А наша что, хуже? – сует ногу в штанину форменных брюк Базылев.
– И ваша – нормалек!..
Посредством манипуляций с наклейками, белая Шевроле Нива трансформировалась в оперативный автомобиль государственного пожарного надзора МЧС. Все как положено: оранжево-синие полосы по бокам, разбавленные белой аббревиатурой «МЧС» и здоровый синий круг на капоте с восьмиугольной звездой по центру.
– Жаль, мигалок нет, – сетует Толик, осматривая результаты трудов.
– Черт с ними – с мигалками. Ими оборудованы не все машины, – отвечает Базылева, ковыряясь в багажнике. – Зато имеются настоящие номера. Держите!..
– Нифигасе! Правда – настоящие?
Подавая Мухину пару синих государственных регистрационных знаков, Базылев хитро щурится:
– А как ты определишь разницу? Водяных знаков на них нет, а краска с металлом – те же…
Спустя двадцать минут обе машины с обновленными «интерфейсами» подъезжают к трассе «М-5». Базылев не имеет привычки нагло и без надобности нарушать правила, поэтому останавливается на второстепенной дороге, включает поворотник и пропускает идущий по главной транспорт. Однако первый же грузовик почтительно притормаживает и мигает дальним светом: выезжай.
– Эт нам, штоль? – пучит глаза добродушный толстяк.
– Нам-нам, – ухмыляется Ткач, – привыкай.
* * *
– Красота! – сияет Баз, оставляя позади очередной пост ДПС. – В твоей идее воспользоваться формой и служебными машинами имеется огромный плюс. Проехали половину Московской области и Москвы, а нас ни разу не остановили!
Юрка сверяет курс с показаниями навигатора.
– В любом плюсе всегда есть пара минусов, – бормочет он и показывает на поворот: – Здесь. Так… Теперь два квартала прямо.
– Понял. А что за минусы?
– Срок дадут больше. Если поймают… Черт!
– Что стряслось?
– Немного опережаем график. Давай в тот карман – постоим ми-ну десять…
Отыскав прореху, «Форд» с «Нивой» причаливают к тротуару; Базылев неторопливо покидает салон, поднимет крышку капота и копается в движке. За имитацией починки проходит лишнее время.
– Скоро? – приоткрыв дверцу, спрашивает Ткач.
Понятливый Баз рапортует:
– Готово!
Автомобили пятятся назад, покидая временное пристанище.
Вдруг Юрка шепчет:
– Стой!
Товарищ послушно нажимает на тормоз.
– Ты чего?
– Опять та «Audi». «Тэтэшка» с бронзовым отливом…
– Брось, – мычит Базылев, – здесь таких «Audi» в каждом квартале шарится по десятку.
– Возможно. Поехали…
Поездка возобновляется. До цели остается совсем немного.
– Перестраивайся в правый ряд, – подсказывает «мозг», – за перекрестком катимся двести метров. Хорошо… Справа высокое серое здание – видишь?
– Ага.
– Мы на месте. Тормози…
Кортеж подкатывает к солидному зданию и, не обращая внимания на присутствие охранника и грозный знак, разрешающий стоянку только автомобилям местной коммерческой структуры, по-хозяйски занимает свободные места.
Щуплый «ботаник» Гобой менее других похож на мента. Он одет в форму лейтенанта милиции и остается присматривать за обстановкой снаружи. Два других «милиционера» солидно покидают машину и вместе с двумя «сотрудниками» МЧС направляются к парадному входу ОАО «Московская нефтяная компания Глобал-Петролеум».
– Нам нужен генеральный директор или лицо его замещающее, – предъявляя свое удостоверение охране, уверенно говорит Ткач. – И, пожалуйста, побыстрее.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/krestovyi-pereval-chast-2-glava-1-2-3-6518374e1ff95a3b4ed37ca3