«Не всем понравится описанное в рассказе,
но что было, то было»
Иван Егорович отложил лист бумаги, снял очки. Написанное на этом листе и на других двух ему почему-то не нравилось. Он не верил ни одному слову! Всё началось почти год назад. В аккурат перед Новым годом дочь достала из почтового ящика письмо, оно адресовалось ему, вот только фамилия отправителя была незнакома. Почерк был неразборчив, Иван Егорович с трудом разбирал слова. С первых строк ему стало ясно, кто пишет. Вот только почему фамилия другая?! Писал ему старый товарищ, они дружили ещё до войны и вместе ушли на фронт, когда она началась. Попав в разные подразделения, друзья потерялись, ни какой связи между ними не было и вот тебе на! Шёл 1961 год, когда друг объявился. Судя по обратному адресу, он проживал в Калуге, но почтовый штамп был Тульский. В своём первом письме Лёня Забельский писал, что у него всё хорошо, работает, завёл семью и что долго искал Ивана. «Чего меня искать? Как жил здесь до войны, так и живу» - подумал тогда Иван Егорович. Он вспомнил про родственников Лёни. Выходило, что в живых только его дядька, но тот очень стар, слаб памятью, вспомнит ли племянника? После возвращения с войны, Иван Егорович заходил к нему, тогда ещё и супруга его была жива. Со слезами на глазах, она рассказала, что в самом начале войны Лёня попал в плен, был в концлагере, а когда его освободили, домой не поехал. Стыдно было.
Иван Егорович расправил второй лист. Складывалось впечатление, что его долго носили в кармане. Бумага затёрлась, пропали несколько букв. В этом письме подробностей жизни Лёни было мало, он больше писал о погоде и рыбалке, которой сильно увлёкся. Иван Егорович вспомнил Лёнину боязнь воды, как-то с рыбалкой это не вязалось, но всё может быть. В конце письма были строчки с обещанием приехать в родной город, мол, соскучился он по родным. «Поздно же ты о них вспомнил! Померли уже все!» - подумал Иван Егорович, но осуждать товарища не стал. Третье письмо было написано на добротной бумаге. Чернила на ней не расползлись солнечными лучами, только вот наклон букв сильно отличался от текста предыдущих писем. В этом своём послании Лёня указывал местность, где воевал и как попал в плен, а также указал дату своего приезда. Иван Егорович в своё время написал два письма в ответ, сказал, что ждёт его. Последнее письмо от друга было доставлено десятого октября, в этот раз штамп на нём был Калужский, а до дня приезда товарища оставалось пятнадцать дней.
В этом вопросе нужна была помощь, вариант был один – сын его фронтового товарища Тимофей, который служил в КГБ. Там уж точно могли проверить любую информацию. Позвонив по телефону Валентину Дмитриевичу, Иван Егорович напросился в гости. Они уже выпили принесённую гостем бутылку коньяка, осушили чайничек заварки, но сына хозяина дома до сих пор не было. Наконец в прихожей раздался шум, со службы пришёл Тимофей. Поздоровавшись с родителями и с Иваном Егоровичем, Тимофей ушёл в свою комнату переодеться. Вернувшись, он присел за стол. Без долгих объяснений, Иван Егорович придвинул к нему листок бумаги с данными товарища.
- Будь добр, проверь человека, - попросил он.
- Иван Егорович, а если за ним что-то есть!? С меня спросят!
- Вот и отличишься, мне наград уже не надо, а тебе самое то. Проверь!
Через пять дней позвонил Тимофей, теперь он просился в гости.
- Вот, - он положил на стол папку, - это дело государственной важности. Вам ли не знать! Разрешили взять на час, помнят ещё Вас. Сегодня я должен вернуть папку в архив.
Пропустив мимо ушей слова Тимофея, Иван Егорович впился глазами в содержимое папки. Первым листом была биография Леонида Николаевича Забельского. Учёба в школе, техникум, занятия в кружке авиамоделистов, призыв в 1937 году на срочную службу в армию. Звание, должность, поощрения. Двадцать третье августа 1941 года, Иван Егорович помнил и без этих бумаг. Именно в этот день они с Лёней пошли в военкомат, домой не вернулись. Далее значились две учебные части, в которых Лёню готовили к фронту, вышел он оттуда вторым номером пулемёта «Максим». Перечислялись его родственники, возле каждой фамилии была надпись карандашом: «выбыл». В самом низу листа была запись: «Оказался в плену в сентябре 1941 года в районе посёлка N, того же района. Причина пленения неизвестна». То, что увидел Иван Егорович потом, заставило его вздрогнуть. Это были фотографии. На первой из них, аккуратно приклеенной к листу бумаги, Лёня стоял на фоне советских военнопленных одетый в немецкую форму, он улыбался. Иван Егорович помнил его лучезарную улыбку, за неё Леонид очень нравился девушкам. Следующая фотография, здесь Лёня возле виселицы. Два тела уже висят, а живой человек, мужчина средних лет, стоит на деревянном ящике с надетой на шею петлёй.
- Я многое видел, но…
- Смотрите дальше, Иван Егорович, время идёт, - торопил Тимофей.
После ухода Тимофея, Иван Егорович с ужасом вспоминал увиденные фотографии и документы. Да, он многое видел во время войны. В сорок третьем году, после того как он выписался после ранения из госпиталя, ему предложили войти в группу, которая искала на освобождённой территории СССР предателей и прочих пособников фашистов. Теперь он был сотрудником СМЕРШа. Приходилось много общаться с местным населением. Нутром он чувствовал, что некоторые покрывают своих родственников. Требовались доказательства, что бы предъявить обвинения и он их искал. Помнил и то, как в одной из деревень, после освобождения её Красной Армией, местные привели бывшего полицая. Сами его схватили, прятался у старой подруги в подвале. У собравшейся толпы, а было больше ста человек, была одна просьба – отдать предателя им. Иван Егорович был в группе старшим. Посмотрев на лица своих бойцов, которые молча просили за деревенских, он махнул рукой. Полицаю связали ноги и, привязав к ним верёвку, окунали в колодец, откуда тремя днями раньше достали тела утопленных им людей. Страшное было зрелище, гнев людей не знал границ!
Девять дней! Девять дней ожидания друга, который оказался хуже врага – предателем. Иван Егорович помнил каждую страницу из той папки, он сомневался, что сможет сдержаться при встрече с Лёней. За день до приезда бывшего товарища ему позвонили. Назвали номер телефона, на который нужно было сделать звонок при появлении Леонида Забельского, предупредили, что там не ответят, но группа захвата будет рядом. Последовало мучительное ожидание.
На вокзал Иван Егорович не поехал, велика честь для …! Сидя на кухне, он смотрел на старые часы, они всегда показывали точное время, умели люди раньше делать. В дверь раздался чуть слышный стук. Взведя курок наградного ТТ, он подошёл к двери. Тихо.
- Кто? – спросил уверенным голосом Иван Егорович.
- Знаю, что гостей ждёшь. Я пришёл.
Отодвинув засов, Иван Егорович впустил гостя. Леонид очень изменился. Осунулся и похудел, он едва передвигал ноги.
- Запыхался, пока до тебя добрался. Ты пистолет-то убери, я щелчок курка за километр слышу. Пройду?
- Проходи, - Иван Егорович показал в сторону кухни.
- Жена есть? – спросил гость, оглядывая квартиру.
- Была. Померла пять лет назад.
- Чего так?
- Не знаю. Утром не проснулась. Чаю будешь?
- А покрепче есть чего?
- Есть, да не про твою честь. На табурет садись и не двигайся.
Чай Иван Егорович гостю всё же налил, его мучили вопросы, а без должного подхода на них ответы не услышать.
- Чего приехал? – спросил он, закрасив кипяток душистой заваркой грузинского чая.
- Смотрю, правильно мои письма прочитал, подготовился. Намеренно я так сделал. В газете статью о тебе прочитал. Узнал, что в СМЕРШе служил, таких, как я вынюхивал. Наградной? – спросил Леонид, указав глазами на пистолет, который Иван Егорович положил на сервант.
- Да. Ты на него не смотри. Вмиг дотянусь. И не вынюхивал, а искал и находил. Все перед судом предстали.
- Верю. Не затем приехал.
- Чего хочешь?
- Поговорить. Только разговор долгий, выслушаешь ли?
- Послушаю.
Леонид сделал большой глоток чая, даже не замечая, что он очень горячий.
- В конце сентября прижали нас сильно. Всё вокруг к небу поднималось, взрывы, да какие! Пули как шмели мимо пролетали, роем. Я в окопе спрятался, куском брезента накрылся. Лежу. Думаю, авось пронесёт, а завтра наши в наступление пойдут, а там и поб…
- Не тобой это слово сказано будет. Продолжай, - перебил собеседника Иван Егорович.
- Лежу. Бой стих, а над головой речь немецкая. Ты же знаешь, я хорошо по-немецки понимаю. Кричат, значит, кто живой сдавайся. Я и сдался. Сам, понимаешь, сам. Вылез, руки поднял, улыбаюсь как дурак, а эти надо мной смеются. Думаешь, совесть мучила потом? Нет! Что мне Советская власть дала? Школу, профессию, а отца в казематы!
- Слышал уже это. Продолжай.
- В лагерь отправили, пёхом. Едва половина колонны, таких как я, дошла. А там знаешь что? Голод! Траву жрали, га…но друг за другом подбирали, да ещё и в драку. Глоток воды из чана, цена - жизнь! Туго было. На собственной шкуре всё попробовал.
- Как продался? – спросив, Иван Егорович попытался сдержаться.
- А просто. Записался в надсмотрщики. Всего-то делов – приглядывай за заключенными. Этих туда, других в сторону. Работа не пыльная, зато кормёжка хорошая.
- Долго так?
- Долго. Когда немцы поняли, что вы рядом, приказали людей к ямам приводить. Там особые команды были, тоже из наших. Пулемёты перегревались, плевались пулями, мы добивали раненых.
- Как из лагеря вышел?
- Просто. Переоделся в заключённого, притворился немощным. Красноармейцы на руках вынесли, накормили, одели. Смешно было!
- Тебе смешно, а я эти ваши зверства своими глазами видел!
- Для кого зверства, а для кого - работа.
Иван Егорович замер, в его голове созрел план. Взяв со стола кружку с чаем, который остался у гостя, он поставил чайник на плиту.
- Свежего заварим, - сказал он
- Погоди. Кружку верни.
Замешкавшись, Иван Егорович высыпал в кружку белый порошок, а только потом выполнил просьбу гостя.
- Выдашь меня? – спросил Леонид.
- Выдам.
- Так тому и быть. Моя семья в аварию попала. Жена, дочь и сын – все погибли, - достав из внутреннего кармана пальто початую бутылку водки, он вылил её содержимое в кружку с остатками чая, - раз не угощают, то у нас есть с собой!
Опорожнив большими глотками кружку, Леонид выдохнул:
- У самого сдаться или застрелиться духу не хватило. Тебе написал, а ты тянул с арестом. А что? Дадут мне лет десять, потом пенсия. Устроюсь пастухом в деревне. Свежий воздух. Красота!
- Не при деле я сейчас. Пойду, дочери позвоню.
- Позвони, - согласился Леонид.
Выйдя в другую комнату, Иван Егорович, прокрутив диск, набрал на телефоне номер, который дал Тимофей. После трёх гудков трубку никто не взял, звонок прервался. Вернувшись на кухню, он застал Леонида завалившимся на стол. Высыпав остатки яда в бутылку принесённой им водки, Иван Егорович стал ждать гостей. Они пришли быстро. Настойчивый стук в дверь и вот уже пять крепких мужчин осматривали его квартиру, тело мёртвого Леонида.
Через две недели пришёл Тимофей, он сокрушался по поводу того, что Иван Егорович позволил предателю выпить яд. Старик сделал вид, что он об этом очень сожалеет.
19