В последний момент Рафэль сумел остановить машину и не врезаться в фонарный столб. Дальше было все, как во сне. Светлана вышла из машины, открыла дверь со стороны водителя. Рафаэль был без сознания.
Глава 1.
Каусария постояла на кухне в полной задумчивости. В квартире тишина. Малышка спит. Скоро должна проснуться, должна бы уже проголодаться. Нужно накормить Розалию. Скорее всего, ей не до еды, но поесть надо, чаю с молоком попить тоже обязательно нужно.
Она пошла и тихонько постучала в комнату молодых
- Розалия, дочка, идите за стол. Время обед, нужно непременно поесть.
- Сейчас, мама, идем.
Пельмени все остыли. Однако, их можно погреть на сковороде, на сливочном масле. Суп в кастрюле, укрытой махровым полотенцем, еще горячий.
Ребята пришли, сели за стол, оба пасмурные, будто убитые горем. Каусария вздохнула
- Рустэм, Розалия! Вы что на самом деле? Ничего страшного не случилось. Исправить можно все, кроме смерти. Не надо драматизировать и принимать все близко к сердцу. Светлану можно понять, она расстроена, потому что не хотела вашего брака.
На самом деле, какой матери понравится, когда сын переводится с очного на заочный, устраивается на работу, вынужденный заботиться о семье? У нее не было времени обдумать, привыкнуть к этой мысли, все произошло очень быстро. Только что у нее был сын-юноша, и вдруг он стал отцом.
Надо время. Светлана все осознает, поймет, что была не права. Все наладится, она еще полюбит нашу девочку. А теперь есть и спать! Рустэм, тебе погреть пельмени или свежие отварить?
- Мам, ты правда так думаешь? Думаешь, мама поймет меня?
- Не сомневаюсь даже, все так и будет. Варить пельмени-то?
- Не, гретые на масле тоже вкусно.
- Розалия, тебе супу?
- Да, мамочка, я так соскучилась по настоящему мясу и супу с лапшой.
- Ешь, доченька, суп ешь и мясо ешь. Тебе надо хорошо питаться. Девочка у нас крупная, молока надо много.
Каусария поставила перед зятем полную тарелку пельменей, пододвинула к нему сметану. Перед дочкой поставила тарелку с супом. Себе положила несколько пельмешек. Есть совсем не хотелось. Обидно за детей так, что плакать хочется. Но подавать виду нельзя. Терпеть надо, им и так тяжело.
После, попили чаю, Каусария отправила детей отдыхать. Быстренько помыла посуду и пошла посмотреть на внучку. Сколько раз заглядывала в комнату, она все спит. Ладно ли это, уже часа четыре прошло, как приехали из Роддома.
Девочка не спала. Она ежилась, кряхтела, но терпела, не плакала. Каусария постелила на стол байковое одеялко, клеенку, сверху байковую пеленку. Достала девочку, положила на стол, проверила.
Малышка мокрая и немного испачкалась. Сносила в ванную, подмыла, запеленала, взяла на руки. Девочка, словно голодный галчонок, открыв широко рот, стала искать грудь.
- Эх, ты, внученька! Твоя бабушка думала, соберемся все вместе, имя тебе выберем. Оно, видишь, как получилось, осталась ты без имени. Пойдем, моя золотая, к мамочке, она тебя накормит, а имя тебе мама с папой придумают.
Рустэм, о чем-то крепко задумавшись, лежал у стенки с открытыми глазами. Розалия спала, положив голову на его плечо. Посмотрев на вошедшую тещу, Рустэм погладил жену по волосам
- Розаль, солнышко мое, просыпайся, пожалуйста! Мама дочку принесла кормить.
Розалия недовольно промычала что-то, не понимая спросонья, что от нее хотят. Рустэм поцеловал ее в плечо
- Милая, открой глаза, дочь пора кормить!
Розалия соскочила, села на кровати, потерла кулаками глаза
- Ой, только уснула! Давай, мамочка ее сюда, покормлю.
Так и завелось. Поскольку кроватка девочки стояла в комнате Каусарии, ночью к ребенку приходилось вставать ей. Она меняла пеленки, относила девочку к дочери на кормление, забирала и укладывала спать. Каусарие это не в тягость. Ей только в радость, дать возможность доченьке выспаться.
Рафаэль вел машину молча. Светлана злилась. Лучше бы уж ругался, чем негодовать про себя. Возмутился бы, заорал на нее! Тогда бы Светлана выложила ему все. Не она виновата, что так сложилось. Эти две с.ки, и он сам довели ее, вот она и выступила.
Как было не расстроиться, когда твой единственный сын называет чужую тетку мамой? Рустэм такой юный, такой наивный. Поддался на уловку хитрозадой Каусарии. Она вынудила мальчика называть ее мамой. Ведь у нее через слово, «Сынок», «Улым». Какой он ей сынок? Ты его рожала, тварь ненавистная? Ох, коварна, ох, хитра!
Надо было слышать, видеть, с каким ехидством эта гадина произносила: «Будь хозяйкой в доме сына, вари пельмени, мой посуду». На словах будто уступает, а в голосе колкость, а в глазах злорадство. Знает, что не станет Светлана мыть за ней посуду.
А как она ловко выставила ее пьяницей! Могла сказать, мол сегодня выпивки не будет, потому что Рафаэль так сказал. Нет, же! Вместо этого: «Хозяйничай, выставляй фужеры». Святоша несчастная. Знавала Светлана таких. За столом из рюмок они не пьют, а на кухне, когда мужья не видят, из чайных чашек лопать, это пожалуйста.
Еще: «Доставай из сумки вино». Выставила Светлану алкоголичкой, явившейся выпить на халяву. Дрянь такая, приперлась жить в квартиру, которую оплачивает Рафаэль, значит, и она, Светлана, питаться за счет Рафаэля, значит, и за счет нее, и смеет рот раскрывать?
Молчать бы этой Каусарии в тряпочку, да благодарить своего Аллаха, что на такого сострадательного Рафаэля напала. Он позволил Рустэму подобрать эту беременную девку. Гаяз, тот был настоящий мужчина. Он бы объяснил сыну, как обращаться с замужней женщиной, соблазнившей неопытного мальчика.
А Рафаэль не только сострадательный, он еще и наивный. Думает, Светлана не замечает, как он облизывается на эту тетку в ситцевом платье. Голова его постоянно повернута в ту сторону, где находится Каусария, словно цветок подсолнуха в сторону солнца.
Каусария не ду.а, она тоже все видит и показывает высший пилотаж соблазнения. Не смотрит она прямо в глаза Рафаэлю, старается не обращаться к нему, делает вид, что смущается, краснеет, прямо как невинная девушка. А этот старый ду.ак и рад, встретил он, видите ли, чистую душу. Тьфу!
Так и ехали всю дорогу молча, каждый думая о своем. Рафаэль физически страдал от стыда за происшедшее в этот день. У него болело и ныло сердце.
Стыдно ему перед Каусарией. Не должен был он позволять Светлане оскорблять ее и Розалию. Обидев Розалию, она обидела и оскорбила сына. А он, Рафаэль, допустил это. Как стыдно! Как больно! Дышать больно, давит в груди, темнеет в глазах.
В последний момент Рафэль сумел остановить машину и не врезаться в фонарный столб. Дальше было все, как во сне. Светлана вышла из машины, открыла дверь со стороны водителя. Рафаэль был без сознания. Пощупала пульс. Есть! Пошарила в сумочке. Нет там нитрогл.церина, даже аспирина нет. Да что же это она! Он же без сознания, нельзя ничего давать.
Спокойно! Без паники! Вызвать Скорую помощь! Оставлять мужа одного нельзя. Остановила проходящую мимо женщину.
- Пожалуйста, вызовите Скорую! Вон, Кулинария, там должен быть телефон. Скажите, мужчина, пятидесяти лет, сердечный приступ, без сознания. Ради Бога, скорее!
Откинув голову мужа на спинку сиденья, расстегнула на нем пальто, расслабила галстук, расстегнула верхние пуговицы рубашки. У Светланы дрожали руки, ее охватил ужас. Он не имеет права оставлять ее одну, он единственный родной человек. У нее, кроме него и сына, нет никого.
Скорая прибыла моментально, ибо больница находится всего за два квартала. Водитель и медбрат перенесли носилки с Рафаэлем Каримовичем в машину Скорой помощи. Медсестра обратилась к Светлане
- Светлана Николаевна! Садитесь в кабину!
- Нет, Лида, я с ним.
- Тут ехать две минуты
- Тем более, я с мужем.
Рафаэля поместили в реанимацию. Светлану Николаевну туда не пустили. Она металась по коридору, то надеясь на чудо, то впадая в отчаяние. Наконец, вышел кардиолог, Валентин Митрофанович, взял Светлану за плечи.
- Успокойся, Светлана Николаевна! Все нормально, все под контролем. У твоего мужа обширный инфаркт. Однако, он человек сильный, он непременно выкарабкается.
Продолжение следует.