Она нарочно сторонилась лучей солнца, будто догорающий в ночи мотылек, а я шел за ней. Огонек пламени в её вытянутой руке становился все менее заметен, да и сама старушка будто бы пропадала, растворялась среди влажного валежника и покрытых ржавыми струпьями сосен.
Я не пытался понять, зачем эта подбитая годами и людским равнодушием женщина идет вперед, хотя ноги её давно одряхли, а спина выгнулась, будто иссушенная на солнце древесина. Я просто шёл, часто спотыкался о ветви и муравейники, смотрел и касался остающихся позади деревьев кончиками пальцев, и радовался тому, что вновь могу видеть мир, могу слышать его непостоянный голос.
Иногда старушка меня ждала, и тогда я понимал, что принял её помощь, сам того не осознавая, что мы оказались связаны; связаны незримой нитью общей мысли и цели. Странно и правильно.
Живности поблизости по-прежнему не было, и эта непростая тишина немного меня настораживала, пока не раздался собачий лай. Он эхом разнесся по оказавшимся на свободе окрестностям но, немного поблуждав, вскоре слился с стрекотом кузнечиков.
Старушка, между тем, оставила лес позади, - свет тут же заставил сгорбиться её больше прежнего, заставил её идти быстрее, - семенящий комок шали увереено направился к провалившейся крыше, выглядывающей из-за ближайшего холма.
Что ж. Теперь в лесу остался лишь я - беспамятный путник, нашедший проводника. С великим сомнением и неохотой я оглянулся на изумрудные своды листвы, но... в конце концов всё же решился. Позади - знакомый покой, впереди - неизвестность. Я был человеком, а, значит, и выбор был очевидным.
Полевой ветерок коснулся моего легкого тела, и мне сразу же стало легче. Шаг обрел уверенность, и я...
Забыл. Глядя на усиливающийся снегопад за окном, я вновь не могу вспомнить, хотя в руке пластиковый стаканчик с рубиновой влагой, а горло пышет жаром. Снег вновь забрал мои воспоминания. Проклятый тяжелый снег.
