Я совсем не могу спать по ночам. Когда за окном умолкает дневной шум и город засыпает, меня обступают тени прошлого, и в квартире начинают звучать голоса призраков: тихий, вкрадчивый голос отца и жесткие рубленые фразы матери. Я зажимаю уши руками, но это не помогает – фантомные голоса продолжают сверлить мозг. Есть одноединственное средство избавиться от этого наваждения – сесть за работу. Это единственное спасение, единственный способ хоть на время вырваться из ненавистной реальности. И только утром, когда в открытые окна начинают доноситься звуки просыпающего города, я ложусь в кровать и засыпаю. Мои офорты продаются, несмотря на то что они недешевы. Критики их хвалят, неизменно добавляя положенную ложку дегтя (в целях профилактики звездной болезни). Помню разговор, который состоялся у меня с одним из критиков – умнейшим и интеллигентнейшим стариком Марком Самуиловичем..
– Мне нравится ваша графика, Инга, – сказал он. – Но образы!.. Они потрясают своей воинствующей безысходностью. Они – как кровоточащая рана, как оголенный провод высокого напряжения... Удовлетворите мое любопытство, Инга: как и почему рождаются эти странные, граничащие с паранойей образы?
– Они не рождаются, они давно живут здесь, – я приложила руку к груди, а потом ко лбу.
– Бедная девочка, – сказал Марк Самуилович. – Наверное, с этим очень нелегко жить…
Я молча кивнула. С ЭТИМ действительно нельзя было жить, но я жила, потому что две мои попытки порвать нить, связывающую меня с этим миром, оказались неудачными. Первый раз это случилось, когда мне исполнилось семнадцать. Сколько себя помню, я всегда избегала встречаться взглядом со своим отражением в зеркале, но в то утро мне вдруг до боли захотелось это сделать. Я долго всматривалась в глаза девушки из зазеркалья. «Маленькая дрянь», – сказала ей голосом мамы, и отражение, как пересмешник, тут же отозвалась эхом: «Маленькая дрянь, маленькая дрянь…» Повинуясь какому-то импульсу, я что было силы ударила кулаком по ее ненавистному лицу. Зеркало осыпалось на пол с печальным звоном. Выбрав самый острый из осколков, я закрыла глаза и полоснула себя по запястью.
– Дочка, с тобой все в порядке? – это голос отца из-за двери. – Почему ты молчишь? Отопри, пожалуйста. Инга!
Дальше не помню, потеряла сознание... Увы, убежать от ЭТОГО не удалось. Когда я пришла в себя, первым, кого я увидела рядом, был отец, который смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Я тут же закрыла глаза, притворившись спящей. В палату зашел врач. Он говорил тихо, но я слышала каждое слово.
– Вам известна причина, по которой ваша дочь совершила попытку суицида? – спросил он.
– Что вы, какой суицид?! – возмутился отец. – Это просто несчастный случай. Инга случайно порезалась разбитым зеркалом.
– Я считаю, что ей необходима помощь психолога… О, она проснулась. Ну, как ты себя чувствуешь? – после паузы спросил доктор, перехватив мой взгляд.
– Хорошо, – ответила я. – Простите, что доставила всем столько хлопот. Я нечаянно разбила зеркало. Один осколок упал мне на руку. Было больно...
Врач ушел, отец бросился ко мне.
– Девочка моя, как ты меня напугала! Разве можно быть такой рассеянной? Обещай, что будешь осторожнее... Ты ведь любишь папочку?
– Я тебя ненавижу, – сказала тихо. – Уйди. И больше никогда не приходи.
– Ты выросла… – грустно сказал отец и, опустив голову, вышел из палаты.
В больнице я пролежала почти месяц. За это время мать успела развестись с отцом, и теперь в нашей квартире жил другой мужчина. К моему возвращению он отнесся равнодушно, не старался добиться моего расположения и не лез в душу. У матери и отчима появилась идея – они затеяли строительство загородного дома и все свободное время проводили на стройке. У них были схожие характеры: оба активные, властные... Дом был построен за два года.
– Переедешь с нами или останешься жить здесь? – спросила меня мама.
– Останусь здесь, – ответила я.
– Ну и правильно. Ты уже взрослая, зачем мешать друг другу… Ах да... Если понадобятся деньги – звони, я дам...
Так я осталась одна в пустой квартире. Думала, что одиночество будет спасением, но уже в первый вечер меня обступили тени и зазвучали «голоса».
Спать без таблеток не получалось. Но призраки прошлого все равно приходили каждую ночь, и поэтому однажды я вместо одной таблетки высыпала на ладонь целую горсть. И опять попытка уйти была неудачной. В спальне прорвало батарею, через пятнадцать минут прибежала соседка снизу, у которой был потоп. Решив, что дома никого нет, вызвала аварийку. Мастера вскрыли дверь и обнаружили меня. И снова больница. В одной палате со мной лежала пожилая безнадежно больная женщина.
– Не хочешь рассказать мне о себе? – спросила она как-то. – Может, легче станет.
Я покачала головой: «Нет, не хочу».
– Не буду говорить с тобой о Боге, – вздохнула женщина. – К Богу человек приходит сам или вообще не приходит. Но раз судьба отвела от тебя беду, значит, тебе рано идти к Нему. Значит, не выполнила ты еще здесь свое Предназначение.
– А в чем оно, это Предназначение?
– Это только Ему ведомо. Может, родить ребенка… Жди, он тебе знак подаст.
Слова женщины упали на благодатную почву. Меня никто не любил, и я никого не любила. Если у меня будет ребенок, он никогда не будет меня ненавидеть, как я своих родителей. Да, ребенок – это единственное, что может сделать мою жизнь осмысленной и похожей на настоящую. Он, да еще, пожалуй, мои рисунки. Вернувшись домой, я стала летучей мышью: работала по ночам, спала днем. Как-то вечером пришел отец.
– Инга, девочка моя родная...
– Перестань! – перебила я.
– Ну почему ты злишься? Ведь я люблю тебя. Вспомни, я всегда жалел тебя, когда мама ругала или наказывала мою малышку… Не рассказывал ей о твоих проделках и грешках…
У меня перехватило дыхание.
– О МОИХ!? Ну знаешь! Уходи, я не хочу больше тебя видеть! Никогда!
– Мне хочется, чтобы тебе было хорошо. Что я могу для тебя сделать?
– Только одно – умереть...
Через полгода отца не стало. Это была обычная дорожная авария, но мне казалось, что это я виновата в его смерти. Снова стала работать как одержимая. Обо мне заговорили, мои работы стали выставляться и хорошо продаваться. Однако мысль о ребенке не оставляла меня. Я стала появляться на людях, в основном на выставках и тусовках художников. Искала мужчину, который сможет помочь в осуществлении Предназначения. Каждого, кто оказывал мне знаки внимания, оценивала, руководствуясь одним-единственным критерием – пол ной непохожестью на моего отца. Боже, как мне было страшно, когда я обнаруживала абсолютно в каждом какую-то отцовскую черту! Один улыбался краешком губ и в точности таким же жестом стряхивал пепел, у другого была похожая походка… Погибший отец продолжал преследовать меня, воплотившись в живых мужчин. А потом, на одном из вернисажей, я познакомилась с художником-декоратором Тимофеем. Проводив меня домой, он назначил свидание. Я согласилась. За те четыре месяца, что мы с ним встречались, ни разу не обнаружила в парне хоть что-нибудь, напоминавшее мне отца. Я нашла своего мужчину и впервые в жизни полюбила, хотя была уверена, что способность любить давно убита во мне.
– Я люблю тебя, я хочу, чтобы мы с тобой были одним целым, – говорил Тим, целуя мои глаза. Призраки таяли, «голоса» смолкали, и меня переполняла до краев сладкая боль от непостижимости происходящего: я люблю и любима. Я – живая! Для того чтобы выполнить свое Предназначение, я должна была пройти через великое таинство зарождения новой жизни. Я готовилась к этому событию, но оно страшило меня, поэтому я долго не могла решиться. Наконец мне показалось, что я готова. Были слова, от которых жарко пульсировала кровь в висках, была музыка, и были прикосновения, полные нежности. А потом Тим поднялся и сбросил с себя одежду. Увидев его обнаженным, я закрыла лицо руками, закричала: «Нет!!!» и забилась в судорогах. Страшное открытие: я напрасно искала мужчину, непохожего на отца. Любой из них, раздевшись, становился моим отцом. Тимофей растерянно присел рядом.
– Что с тобой, любимая? Что? – спрашивал он, гладя меня по голове.
– Прошу тебя, не надо! Не трогай меня, пожалуйста, – плача, умоляла я.
– Успокойся, родная. Я ничего не сделаю против твоей воли, – отвечал Тим, но у меня в ушах звучал тихий приторный голос отца: «Тихо, малышка. Будь умницей. Папочка тебя любит и не сделает тебе больно. Докажи папочке, что ты тоже любишь его... Пусть это будет наша тайна».
Отцовский голос был таким реальным, что у меня началась истерика.
– Уходи! – кричала я, упав ничком и царапая ногтями пол. – Уходи!!!
– Выпей воды, – прорвался сквозь отцовский шепот громкий голос Тима. Он усадил меня в кресло и заставил выпить какое-то лекарство. Я заметила, что он уже успел надеть джинсы, и меня сразу немного отпустило.
– Прости, – сказала глухо. – Я люблю тебя, но… не могу. Это сильнее меня.
Тим присел на корточки: «Инга, что с тобой? Как я могу тебе помочь?»
– Ты не можешь помочь. И никто не может. Беги от меня скорей. Я заслужила этот ад, а ты… Ты чистый, хороший… Я не достойна тебя. Уйди, чтобы я не замарала тебя в этой грязи.
– Что за чушь ты несешь? – простонал Тим. – Какой ад? Какая грязь? Не понимаю...
– Такая... Ты знаешь, кто был моим первым мужчиной? Мой отец! Первый раз ЭТО случилось, когда мне было восемь лет. А потом ЭТО случалось регулярно, стоило маме куда-нибудь уйти.
Тим отпрянул от меня. В его глазах было отвращение и гнев.
– Теперь ты все знаешь. Уходи, – сказала я, и он ушел, а я сидела в кресле и слушала голоса призраков. «Все дети как дети, а ты – маленькая непослушная дрянь!» – говорила мама. «Папочка тебя любит, он добрый», – перебивал ее отец.
– Убирайтесь, – крикнула я и рванула на себя створки окна. В лицо ударил ветер. Под фонарем в круге света стоял Тим и, задрав голову, неотрывно смотрел на мои окна. Увидев меня, стоящей на подоконнике, он закричал:
– Инга, не делай этого! Я люблю тебя, слышишь?! Я иду к тебе!.. ...
На следующий день он отвел меня к знакомому психиатру.
– Я смогу вам помочь только в том случае, если вы сами этого захотите, – сказал мне тот после беседы.
– Я хочу. Очень сильно.
– Значит, у нас с вами все получится, – убежденно сказал врач, и я ему поверила.
– Ну, как дела? – спросил Тим, ожидавший меня в коридоре.
– Говорит, что я смогу с этим справиться. А он мне в этом поможет, – ровным тоном ответила я.
– И я помогу. Ты все забудешь… Мы поженимся, у нас будет много детей, – сказал Тим, обнимая меня. – И еще: пусть я буду твоим первым мужчиной. Первым и единственным. Согласна?