Заметка в «Фонтанке». Турист из Северодвинска увидел в Петербурге на территории Артиллерийского музея человека, изобразившего фашистское приветствие. Северодвинец вызвал полицию, и та задержала «приветливого фашиста». Экзотический поклонник артиллерии тоже оказался не местным. Он из Владивостока. После опроса в полиции дальневосточника отпустили.
Начав писать статью, я запамятовал, в каком конкретно музее всё это происходило. Залез в интернет, а там натолкнулся на перепечатку фонтанковского сообщения в северодвинском издании. Стало интересно. Зашел на сайт. Тот же текст, только начинается так: «Наш земляк, 39-летний житель Севродвинска, увидел…».
Тем интереснее: что же напишут в комментариях северодвинцы? Читаю. Женщина пишет: «А нашему земляку не могло такое показаться?». Это она хорошо – про «нашего земляка».
Человеку для ориентации в пространстве собственной жизни требуются разные формы идентификации. Одна из них, не слишком просто формулируемая, представляет собой ответ на простой вопрос: «Откуда я?». При этом речь не идет о том, откуда гражданин в этот момент приехал. Может быть, он и вовсе никуда не уезжал, когда его шибануло данным вопросом.
Что касается меня, то я из Петербурга.
Ещё - из Северодвинска.
И ещё - из деревни Буи.
Так я себя ощущаю.
Последнего из указанных мест на карте мира давно нет. И на карте Кировской области – тоже. Исчезла, перестала существовать эта деревенька. Перед покойницей у меня есть вина. Я стеснялся, что, родившись в ней, получил на всю жизнь клеймо деревенского. Обидно было: всего лишь первые полтора года своей жизни был селянином, и вот, примите вот это, пожалуйста, только не уроните…
В шестнадцать человеку предстояло получать паспорт, а там фиксируется место рождения. Деревенское? Если в анкете невозможно изменить всё напрочь (есть же ещё свидетельство о рождении), то почему не внести косметические правки? И возникает в ней название «село Буй». «Село» хотя бы посолиднее, чем «деревня». А «Буй» кажется основательнее и тоже солиднее, чем «Буи». В ежегодных летних поездках из Молотовска/Северодвинска в деревню мы всегда после эпической пересадки в Вологде проезжали через носящий это имя небольшой городок Костромской области. Так это «село Буй» и занесли в мой паспорт, так оно и протянулось через всю мою жизнь. Дурак? Дурак. Я и сейчас не умнее.
Прожитое в летние наезды к бабушке и в семьи других деревенских родственников, время, проведенное в компании деревенских друзей, – это большая, дорогая часть меня самого. Заговорят о лошадях, и я легко вспомню, как отгоняли их на ночное пастбище. Снова ощущу под своими ляжками нехудое тело коня, не ипподромного скакуна, а деревенского трудяги. Заговорят о непростом крестьянском быте, вспомню керосиновую лампу в избе. Печь и полати. Много чего вспомню.
В Северодвинске мы привыкли гордиться своим северодвинством. Ещё бы, не каждый город отчего-то закрывают. Северодвинск был закрытым. Всё из-за Севмаша – и он был главным в нашей гордости. Отец, хорошо вышколенный жизнью, старался вдолбить в наше детское сознание спасительный принцип «Не болтать!». Для него это было важно, а для нас…
У всех ребят с нашего двора отцы работали на главном городском предприятии. Такое нами воспринималось как само собой разумеющаяся рутина, и для разговоров мы находили темы поважнее. Хотя каждый, незаметно для себя, был носителем немалых знаний о секретном. Детское ухо не менее чутко к услышанному, чем шпионское. Просто шпиону оно нужнее
В эпизодических отцовских встречах на дому с членами его бригады разговор крутился практически исключительно вокруг деталей их работы на «заказах». Своих товарищей бригадир принимал за бутылкой водки, а когда случался полный кворум - то, конечно, не за одной. Меня почему-то отец из кухни при этом не гонял, а я почему-то находил для себя интересными их разговоры.
Итак, в своем северодвинском детстве мы гордились. Человеку не трудно найти, чем гордиться, тем более если он пребывает в блаженном детском возрасте. Похоже, что поводом для той гордости было ощущение пусть и легонькой, но принадлежности к уникальному. Однако для инкубирования в себе этого чувства подобное не обязательно. Скажем, мне следует гордиться тем, что я русский. Потому что у нас история. Японцу надо гордиться, что он японец. Потому что у него история. Греку надо гордиться, что он грек. Потому что у него история. Австралийцу …
И вот встретятся на международной сходке сотни, тысячи людей из разных мест. И все до одного гордые. И у всех история.
То, что встретятся - хорошо, людям это полезно. Но вот если бы как-нибудь без этой самой, без гордости... Люди они и есть люди: как бы не возник у них спор, чья гордость обоснованнее. Тогда уж туши свет, тогда недалеко до мордобоя. А в большой толпе это особенно опасно: энергия происходящего затягивает даже прежде скучавших нейтралов.
Я не горжусь. Я чувствую себя совершенно, безнадежно русским и русское люблю. А гордиться – нет, не горжусь.
Но в детские годы очень любил это дело – гордиться. То тем, то другим. Гордый своим российством русский считает всё своё, русское, самым лучшим среди прочего, нерусского. Точно так же тот юный северодвинец, будущий Старпер, считал лучшим в стране своё, северодвинское. Не в том смысле своё, что своё, младостарперовское, а в том смысле, что северодвинское, а значит - своё.
Уже не таким юнцом в компании двух других собратьев-оболтусов я отправился в Ленинград поступать в здешний университет. В этом возрасте по закону притяжения то тут, то там неизбежно завязываются разные мимолетные контакты, разговоры с особами другого пола. И каждый раз мы кокетливо представлялись: «Мы из маленького портового городка». При этом хотелось, чтобы слушательницы подразумевали: городок этот, хоть и мал, но удал.
В том своем северодвинском я точно бы считал, что северодвинцы гордые, героические люди. Они не доносчики. «А этот?» - ткнули бы мне фонтанирующий непотребством пример из статьи. «Все равно не доносчики», - твердо ответил бы я.
И был бы прав. Не доносчики. Но этот, который из статьи, не из Мурома приехал. И даже не из Владивостока. «Этот не в счет», - просто сказал бы я в детстве. Так мы и проводим в жизни свой расчет: этот в счет, а этот нет, это в счет, а это нет. Гордость – штука уязвимая. Потому что заставляет закрывать глаза на мелочи. Досадные. Которым не место в нашей гордости. Хотя в жизни они присутствуют. Гордость - штука крупная, и масштабами она оперирует большими. А мелочи – они мелкие. И легко устранимые.
Но так ли уж легко? И, может быть, полезнее гордость чуть-чуть умерить. Тогда и внимания к мелочам будет больше.
Гордость, выступающая в этих случаях в форме местного патриотизма, заставляет сравнивать, а при сравнивании рассматривать вещи под определенным углом. Вспоминаю, как оценивала все новые для неё петербуржские явления внучка моих друзей, приехавшая сюда из Мурманска на учебу. «В Мурманске люди вежливее», - делилась она со мной своими наблюдениями. - «В Мурманске лучше одеваются».
Последнее высказывание – вещь очень распространенная. Не раз доводилось слышать комментарии соотечественников (нет, больше от соотечественниц) об одной из сторон жизни европейцев. Получается, что, какую страну ни возьми, одеваются там хуже, чем у нас. При этом не возникает вопрос: а могли бы лучше, если бы хотели, а хотят ли там "лучше"? И ладно бы, если речь шла о простом сравнении, сопоставлении. Это нормально, это естественно для человека. Плохо, что в этой оценке к удивлению примешивались некоторое осуждение и чувство собственного превосходства.
Я в таких случаях вспоминал, как в детстве мне довелось сопровождать в походах в магазин приехавших в гости деревенских двоюродных сестер. В сельской местности с товарами было туго, а Северодвинск, по советским понятиям, обеспечивался очень неплохо. Меня неизменно поражало то, что из всех доступных расцветок они выбирали самые яркие, самые кричащие цвета.
Что касается «владивостокского» фашистского приветствия, то я даже удивился, что человека в итоге отпустили с миром. Это в наши-то дни! Хотя не знаю: а вдруг не насовсем…
В детстве любимой нашей игрой была игра в войну. Свастика у «немецкой» стороны присутствовала всенепременно. Свастику и помимо игр дети часто рисовали на стенах. Для чего? А из хулиганства. Да и просто так. Знаете, как бывает у детей: просто так. И никто из стоявших над нами не придавал этому глубокого политического значения. Ругали - как не ругать. Отцы, бывало, драли ремнем. Но политического значения (глубже порки) не придавали не только домашние воспитатели, но и надзирающие над ними и над всеми. А тогда прошло совсем немного времени после войны с людьми, пришедшими на нашу землю со свастикой не игрушечной и не рисованной от руки.
Символика – вещь не пустая, коли в ней сосредоточен немалый смысл. Но она к тому же штука не простая, так как может использоваться для совсем сторонних вещей, а то и порождать целые явления, зачастую совершенно неожиданные. Вспомните великолепный фильм Юрия Мамина «Бакенбарды». Там люди заражаются идеей, объединяются и…
А бывает по-другому: внедряется идея бушующего фашизма в соседней стране, под эту идею люди объединяются и точно так же бушуют, негодуют. Бушуют в телевизоре, в газетах, в интернете. А маршируют ползком по чужим далям. В рост было бы глупо и тактически неправильно...
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2288 ДНЕЙ. ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА"