Солнечные лучи красиво преломляясь через решетку окна оставляли на полу церкви теплые квадратики. Лика стояла на одном из этих квадратиков, подставляя лицо уходящему теплу. На щеках ее блестели серебряные дорожки слез.
Голубое небо, которое она так любила, виделось сквозь призму решетки тусклым. Да и металлические кружева, которые она раньше находила романтичными, навевали тоску.
– Не грусти – Лика вздрогнула, услышав знакомый голос близко-близко. Она резко обернулась.
– Как ты здесь оказался? – дрожащий голос отозвался гулким эхом под каменными сводами.
– Потому что ты это этого так сильно хотела. – Серо-голубые глаза светились теплом и добротой.
Лика хотела всего лишь согреться теплом этих глаз, взъерошить золотые волосы солнечного юноши, но знала, что не могла. Он был такой близкий и такой далекий одновременно.
Последний раз она видела его здесь, в этой церкви. И знала, что потеряла навсегда. Но ноги сами вели ее в эту церковь, к их любимому окну. Вспоминала, как они сидели на подоконнике, болтали ногами и считали листики на оконных узорах. Иногда она приходила с альбомом и рисовала окно. Чем-то оно ее неуловимо манило. Кристофер любил смотреть, как она рисует. Улыбался, подсказывал мотивы и сочинял смешные истории.
Все рухнуло в один зимний день. Лика предпочитала даже мысленно не касаться той огромной раны, что осталась в душе.
– Я всегда буду рядом с тобой. Здесь, в твоём сердце – тонкая рука невесомо коснулась ее груди. – Мы живы, пока о нас помнят. Но отпусти меня, не держи между небом и землей.
Он улыбался. До боли привычно и тепло. Лика думала, что боль будет невыносимой, но вопреки всему ей стало легче. Она улыбнулась.
– Я отпускаю тебя, Кристофер.
– У нас всегда будет наше окно, – солнечный юноша улыбнулся, невесомо коснулся её щеки и растаял.
Лика еще долго приходила в церковь, залезала на подоконник и рисовала окно. Но небо больше не казалось ей тусклым.
