Федор Алексеевич сидел в тени небольшого сарайчика и точил нож. Этому ремеслу его научил ещё отец, ножи из-под точильного камня выходили такие острые, что разрезали в воздухе невесомое перышко.
На перекладине висела обезглавленная баранья туша. Нужно было снимать шкуру, а это требовало ювелирного обращения и нож должен соответствовать.
Федор Алексеевич отрезал барану хвост и бросил собаке – Угощайся, Полкан!
С крыльца, с чугунком горячей воды спускалась жена Федора - Алефтина.
Грузная, она ступала осторожно, поставив, чугунок на березовый кряж поднесла ладонь ко лбу. Загораживаясь от солнца, долго смотрела на висячего барана. Вздохнула тяжело - Господи, какой дурак скотину весной режет. - К осени был бы такой славный барашек!
Федор Алексеевич подставил под тушу эмалированный таз и одним махом распустил брюшину. Горячие внутренности заняли почти все пространство.
Федор Алексеевич рубил мясо, складывал в погреб, Алефтина промывала печень, прикидывая в уме из чего готовить в первую очередь. Федор Алексеевич управившись с мясом, присел в тенечке.
- Ничего мать, не горюй! - Не каждый день сына из армии встречаем! Надо чтобы все как положено, друзья, товарищи соберутся. А что на стол ставить? - рыбные консервы?
Алефтину эти доводы совершенно не успокаивали. Она продолжала ворчать - Конечно! - Этим друзьям товарищам только выпить да пожрать! - Эх! - Какой бы барашек к осени был!
Федор Алексеевич не обращал на ворчание жены никакого внимания.
И Алефтина зла была, покуда в один день во дворе не появился сын. В фуражке с красной звездой посередине, в ладно сидевшей по фигуре темно-коричневой форме, где на плечах горели на солнце золотистые буквы СА.
Ещё у калитки солдат бросил свой чемодан и легкий рюкзачок, позвал тихонько - Мама!
Алефтина в это время чистила песком закоптелый котелок. На ходу вытирала о фартук перемазанные сажей руки - Юрик, - Сыночек! Вернулся, слава Богу!
За накрытыми в саду столами было шумно, собрались все друзья приятели Юрия. Кто-то играл на гармошке Отвори- да - затвори. Алефтина не успевала подавать жаркое и убирать пустые бутылки. Она ещё не могла отделаться от обиды, что муж нарушил баранчика и сейчас эта прорва за столом все съедает подчистую.
- Оглоеды окаянные! Только бы брюхо набить! - сокрушалась мысленно Алефтина. Одно радует Юра не пил. Совсем. Не приучился с парней, да и отца Федора никто пьяным никогда не видел. Так, изредка после бани попросит рюмочку и все.
Кто-то из девчонок затянул песню - Немного прошагал, пока не генерал, но может быть я стану старшиной. Прости, что не сумел, сказать, что буду, смел, и то, что будешь ты моей женой ...
Юрий вышел на крыльцо, следом за ним из-за стола неслышно вышла Галина. Высокая, стройная, с длинными волнистыми волосами и глазами цвета чёрной смородины. Подошла, обняла за шею.
- Дождалась, наконец-то ...
Юра осторожно поцеловал Галину в губы.
- Галка, я люблю тебя, давай осенью поженимся?
Ещё до армии Юрий закончил ПТУ, стал трактористом. Пока было лето, готовил в мастерских технику, прицеплял к трактору косилку и косил траву на силос. После свадьбы молодые отгуляли положенный медовый месяц, и Юрий снова вернулся на работу.
Желто - красный сентябрь догорал, убрали рожь и теперь пахали поле под зябь. Закончив дела на ферме Галина садилась на велосипед и мелькая загорелыми коленками под красным в белый горошек сарафане ехала к мужу в поле. На руле белела завязанная в белый платок кастрюлька с горячей картошкой. Галина выбирала тенистое место на луговине под березами, раскладывала на платок свежие огурцы, помидоры. Чистила луковицу. Юра любил чёрный хлеб с луком и солью.
Юрий оставлял трактор на краю поля и бежал обедать. Так было и на этот раз. Только он спешил, их звено взяло на себя обязательство, обещали премию за хорошую работу. Юрий мечтал купить магнитофон. Будет у них с Галкой своя музыка!
Быстро поев, стал искать кепку, но оказалось, что Галина спрятала её. Она хитро улыбалась, не отпускала мужнины руки, тянула его к себе. А он лишь оглядывался, ища глазами кепку. Момент погас. Галина обиженно отпустила его ладони, сама надела ему кепку. Стала собирать с травы окуски.
Юра обнял её за загорелые плечи - Не обижайся Галчонок! - Я тебя ночью так любить буду что будешь молиться о пощаде!
Галина засмеялась, она не умела долго сердится, села на велосипед и поехала домой. Уже у старой церкви она притормозила и посмотрела на поле. В осенней паутинной дымке трактор словно плыл по небу, и вдруг раздался взрыв ... Ярко красный клубок взвился до самого неба, а когда дым чуть рассеялся, был виден пустой остов дымящегося трактора.
Галине казалось, что она кричит так громко, что вокруг неё все затихло. Но она не кричала, а только открывала рот как рыба, выброшенная на берег ...
Она успела увидеть, как от мастерских в поле побежали, люди размахивая руками. Потеряла сознание.
Душа болела так, что даже ослабла. Ей бы нужен был покой. Знобило, внутри пустота, словно весь организм состоял из одной огромной сосульки.
Всё плакало вместе с ней. Даже погода. Моросил дождь.
Федор Алексеевич вмиг осунулся, но не плакал. Алефтина же поминутно подносила к лицу платок. Глаза Галины были сухи. Она не плакала, не могла.
После поминок взяла чемодан и стала складывать свои вещи. Можно возвращаться обратно к матери. Отца у них не было, мать работала на весовой и Галю прижила с кем-то из шоферов. И растила её одна, но близости между ними никогда не было. Мать не брала её с собой спать, не баюкала и не пела колыбельные песни. Приучала к самостоятельности и была рада, что Галя отхватила себе такого парня.
Ещё на свадьбе мать оговорилась, что теперь может и она своё счастье найдет. Возвращаться домой не хотелось.
Алефтина словно прочитала мысли Галины, подошла, обняла сзади.
- Послушай доченька, оставайся. Одни мы теперь, а к тебе привыкли. Не думай ни о чём, а если вдруг хороший человек подвернется, так замуж иди. Мы с отцом вместо сына его примем!
Галина усмехнулась - Ой, мама! Какое замужество!
Так потекли будни, Галина возвращалась с работы, свекровь старалась приготовить вкусный ужин. Однажды вытащила из ящика комода золотистую косыночку в хрустящей обертке.
- В сельпо привезли, девки хватают ну и я взяла. Расцветки все разные, все баские, а я вот такую схватила.
Галя взяла. - Спасибо, мама!
Словно огромный клубок разматывалась жизнь. Ушло за голубую, прозрачную дымку бабье лето. Выкопали картошку. По вечерам на опустевших полях жгли картофельную ботву. Небо затянули серо-свинцовые тучи. Рано темнело
Все так же возвращалась Галина с работы, Алефтина наливала в тарелку щи, сверху клала половинку вареного яйца. Резала хлеб, и снова доставала что-нибудь из ящика комода, на этот раз флакончик духов «Ландыш»
- В магазине зареченские бабы так хватали эти духи! - Думала, не достанется, нет, успела купить.
Галина устало улыбнулась, она знала, что эти духи второй год стоят в сельпо на полке. Никто не зарится. Просто свекровь хочет сделать приятное, боится, что Галина может уйти.
Наступал очередной вечер, Федор Алексеевич включал телевизор усаживался прямо перед экраном. Шёл хоккей, наши играли с канадцами. Рядом с вязаньем присаживалась Алефтина, косо поглядывая, как на льду бились клюшками, покачивала головой.
А Галине, словно не было места, сидела на диване листала журнал «Работница» В печной трубе завывал осенний ветер.
- Должно быть, снег скоро выпадет- подумала, зевая Галина. Расстилала холодную постель, ложилась. Завтра снова новый день.
Однажды утром во дворе громко залаял Полкан. Галина вышла на крыльцо. Приставив ко лбу руку, чтобы солнце не светило в глаза увидела стоящего солдата. Он увидел Галину и бочком протиснулся в калитку.
- Здравствуйте!
- Меня поставили сбоку, от эпицентра, мину искать, это не только слышать через наушники сигнал, но и зрение нужно хорошее. И тут я вижу, блеснуло что-то. Думал капелька росы на солнце. А тут вон что ... Солдат протянул Галине что-то завернутое в белую тряпицу. Она осторожно развернула и вскрикнула. На ткани лежал палец ... Золотое, обручальное кольцо плотно сидело на посиневшем суставе. Галина вспомнила, как на росписи она с трудом одевала его Юре. А под кольцом навсегда запечатлелся синий бублик с ножкой. Буква «Ю» наколка, память из молодости. Солдат все это время пока Галина рассматривала, стоял, молча, но вот заметив, её взгляд виновато сказал. - Я сначала хотел заявить в органы о находке. Так положено. Но потом решил, что затаскают по кабинетам, лучше вам отдам. А вы уж подхороните к мужу. И вот еще ... солдат достал из бокового кармана гимнастерки обгорелую, бордовую книжицу и протянул её Галине. - Там в кармане куртки нашёл ...
Галина развернула книжицу, Кондратьев Юрий Федорович. Уплачено.
- Пойдемте, у меня самовар вскипел, я вас чаем напою с земляничным вареньем. Юра любил его. Солдат взглянул, на часы время позволяло. Он хотел разуться на крыльце, но Галина только махнула рукой - не надо! Проходите так.
Хлопнула калитка, это Алефтина возвращалась с огорода с полным фартуком свежих огурцов.
- Только маме ничего про палец не говорите! - успела шепнуть солдату Галина. Сама она нарочито громко чтобы свекровь слышала, произнесла - Вот мама, человек билет профсоюзный принес. - Юрика.
Алефтина ничего не сказала.
Галина жарила картошку, трясла в миске свежие огурцы с солью и укропом. Алевтина стояла рядом, наблюдала.
- Ты зачем его приваживаешь? Подумаешь, книжицу принес. - Ну и пусть идёт дальше.
Галина заправила огурцы растительным маслом.
- Ну что вам мама, картошки жалко? Поест и уйдёт. Тоже ведь чей-то сын. - Если бы Юрик сейчас был жив, кормила бы его ужином! - Галина села и закрыла лицо руками.
- Да разве я против? - вздохнула Алефтина. Конечно, любой матери солоно, как там её сынок ...
Солдат ел неторопливо, аккуратно. Галина видела не загорелую полоску шеи из-под чистого, подшитого воротничка.
А когда выпил чай, то чашку поставил по-деревенски, кверху дном на блюдце.
Встал, одернул гимнастерку под ремень - благодарствуйте за чай. Пойду я, пора.
Минеры задержались в деревне до первого снега. Решили не рисковать и проверить остальные поля.
Тот солдат, которого она поила, чаем, часто встречался ей в магазине. Он покупал чай, сахар и тушенку со свиными пятачками на этикетке.
При встрече солдат отмечал Галину глазами, слегка чуть заметно кивал. Она отвечала на такое приветствие чуть заметным наклоном головы.
Однажды они вышли из магазина вместе.
Солдат поправил на руке пачки с чаем, кульки с сахаром и тушенкой.
Молчать ему было неудобно, он вздохнул и произнес в пустоту - Да, много ещё бед оставила война. Столько лет эта мина пряталась среди травы, а выбрала вашего мужа.
- Вы всегда всё покупаете сам? - неожиданно спросила Галина.
- Да, мне в роте даже прозвище дали «хозяйственный»
Это все ещё привычка. Я же деревенский, отец у меня потомственный плотник. К порядку с детства приучал, чтобы инструменты были в порядке, чтобы дома запас был всего необходимого.
Солдат немного встряхнул руки, продолжил разговор.
- Вы меня извините, может я вам этими рассказами про мины душу бережу. Я ведь понимаю, как это одной остаться. - Дочка у меня дома осталась маленькая. Не моя она, правда. Четыре года назад на границе когда служил, женщина подорвалась. То ли границу хотела перейти, то ли черте что её понесло на растяжки. Только тело её так и не нашли. Воронка на том месте глубокая была, а вокруг все землей засыпано. Нашли только остатки сумочки со сгоревшими документами да рваные, розовые туфли. Запомнились они мне. А ребенка, который с ней был, взрывной волной отбросило в сторону
. Выжила девчушка. Я, тогда как завернул этот живой комочек в шинель, так и расстаться уже не мог. Увез ребенка домой. Мать моя конечно воспитанием занимается, и накормит и ночью поднимется по шикает если вдруг проснется.
- Через неделю нас отсюда переведут. Уеду домой. Хватит, наслужился. Я в Архангельской области живу, Сосновский район, деревня Гудок.
Баданин Михаил. Ну, бывайте здоровы! И солдат свернул к старому коровнику. Там в красном уголке они и жили все это время.
Подморозило. Скрипя сапожками, Галина бежала с фермы домой. В сенях услышала веселое похрюкивание. Заглянула в стайку - поросенок. За столом, когда свекровь наложила в тарелку гору душистых пельменей заправленных сметаной, спросила - Откуда кабанчик?
Алефтина радостно закивала головой - А седня Полинка, соседка стучится, сначала не разобрала чего и случилось. – Оказалось, Петюня Грибков машину организовал, в район на свинокомплекс. Я корзину да мешок в руки и поехали. Машина хоть и крытая, а продрогла. Баню топила. Свекровь поставила на стол невесть откуда взявшийся пузатый графинчик.
- Давай с устатку? Под пельмени.
Галина кивнула головой.
Принялись за еду. Алефтина хотела налить ещё в граненую стопочку, но Галина отодвинула её - хватит.
Свекровь вышла и вернулась, неся в руках трофейный, плоский котелок. Его ещё Федор Алексеевич с войны привез.
- Вот! - как что-то торжественное положила котелок перед Галиной.
- Ты уж милая поноси молочка то с фермы. Там не убудет, а поросеночка глядишь, выкормим на семь пудов!
Галина отодвинула тарелку - Мама, у нас своя корова есть и свое молоко.
Свекровь мягко и настойчиво продолжала - Есть, то есть но ведь молочко то мы сдаем половину, а это тоже денежки.
Галина упрямилась - Зачем вам поросенок мама? Овец вон сколько, с мясом живём.
- Тебе одеваться надо - не сдавалась Алефтина.
- Я хорошо зарабатываю! - Хватит и на одежду.
- Отец цветной телевизор хочет - как последний аргумент привела свекровь. - Стоят в универмаге телевизоры то. Только под мясо.
- Я не буду носить молоко - сказала, как отрезала Галина.
Алефтина поджала губы, повесила котелок на стену, на самый вид. Принялась убирать со стола.
Галина прошла в комнату, села на постель, включила радиоприемник. Зеленый, немигающий глаз его лампы тускло освещал пространство, печальная мелодия словно солью посыпала раненую душу.
Утром на столе не было привычно кипящего самовара. Свекровь спала, или делала, вид что спит. Галина усмехнулась, вскипятила, электрочайник позавтракала. Котелок призывно смотрел на неё со стены, но Галина собралась и пошла на дойку. В обед идти домой не хотелось, Галина перекусила хлебом с молоком, занялась чисткой коров.
- Ты что, в стахановки хочешь выйти? - подшутила Шура Виноградова. Но увидев, грустный взгляд Галины больше не стала ничего спрашивать.
Молоко с фермы носили все. Что говорить, Галина видела, как доярки отливали кто в банку, а кто даже в грелку и взамен доливали в молоко холодную воду. Но мысль что она сама должна была делать тоже самое была ей противна.
Домой возвращалась уже в сумерки. В кухонном окне не горел привычно свет. Алефтина не вышла как раньше, не подала теплые валенки. Галина прошла на кухню. Стол был пустой, лишь сиротливо стояли на нем солонка и перечница.
Постояла минуту. Взглянула на часы. Последний рейсовый автобус ушёл в район десять минут назад. Уже стемнело. Ничего, доберусь на попутках. Чемодан как назло не защелкивался. Галина положила в него демисезонное пальто, сама одела зимнее. Пора уже.
Проходила сени, все ждала, что свекровь окликнет. Ну, отказалась носить молоко, это же такая мелочь.
Никто не окликнул.
На шоссе было темно и ветрено, в телеграфных столбах гудел ветер.
Галина уже успела замерзнуть, как вдруг показались яркие фары. Она подняла руку. Большой грузовик с цистерной бензина затормозил, пожилой водитель с седыми усами устало спросил - Куда тебе дочка?
- До Пыхмарева. Довезете? - Садись. Доехали молча. Галина шагала по своей деревне, вот и дом и окна по лицу все светятся. Значит мама дома.
Из конуры вылез, зевая, пес Тузко. Хотел гафкнуть, но потянул носом воздух и узнал знакомый запах. Заскулил, закрутился, от радости на одном месте наматывая на себя цепь. Хлопнула дверь, вышла мать. В темноте пригляделась, не сразу узнала дочь. Молча, обнялись, прошли в избу. Галина сразу охватила взглядом все. Стол в комнате накрыт скатертью. В чугунке исходит паром картошка, желтый как масло холодный творог, соленые грузди с луком в миске. И за столом человек.
Мужчина. С раскидистыми плечами, с твердыми мужскими скулами, в рубашке в серую клетку.
Мать, смущаясь, помогала Галине раздеваться, словно далекую гостью вела к столу. А ведь она домой ехала ... Значит все правильно, не солгала мать, нашла все-таки себе мужчину. Ну что же, ну и пусть, она это заслужила.
За столом познакомились. Его звали Геннадий, мать ласково обращалась - Геня. С расспросами никто не лез, приехала и приехала. Геннадий выпил чуть-чуть и ушел спать. Всем своим видом показал - разбирайтесь, как хотите.
Галина с матерью пили чай с вареньем. – Сам-то он не местный, из района приехал с какой-то проверкой. Ну и поселили у меня ... Вот так и остался. Работящий. Вон сарайчик поправил и у курей новые насесты.
Он тихий, не пьющий. Все что готовлю, ест и хвалит, по вечерам вон на диванчике лежит, газеты читает.
Мать говорила горделиво, было видно, что ей приятно, что такой мужчина её выбрал.
Ночью Галина слышала, как мать выговаривала Геннадию - Тише ты! - Перестань! - Дочка в доме, а ты со своими ласками!
Через неделю, утром за завтраком Галина сказала матери - Поеду я мама. Устроюсь где-нибудь на целине. Ничто меня тут не держит и тебе мешать не стану.
Мать виновато потупилась - И то верно дочка. Поезжай. Устроишься, а повезет, так и человека хорошего встретишь. Денег я тебе на дорогу дам, я откладывала ...
На вокзале было шумно и многолюдно. Сновали озабоченные своими проблемами пассажиры, хныкали дети. Мелькали разноцветные цыганские юбки. Одна такая цыганка подошла к Галине. На руках, в перекинутом через шею цветастом платке спал грудной ребенок.
- Давай милая погадаю тебе, всю правду расскажу!
- Отстань! - отмахнулась Галина.
- Вижу, тайну хранишь! Золотая тайна!
Галина встрепенулась от неожиданности - Откуда знаешь?
Цыганка поняла, что попала в цель, продолжала - Жила ты как у Христа за пазухой, сытно и тепло. - А теперь ветра в поле ищешь. Знай - найдешь, но дорогое потеряешь!
Галина уже не слушала, она подошла к кассе и спросила, как можно добраться до станции, где находится деревня Гудок. Ехать нужно ночь. Не раздумывая, Галина сунула деньги в окошечко кассы и ей дали гладкий и твердый на ощупь билет.
На перроне было сумрачно. Подали, состав и Галина вошла в свой вагон.
Заняла свое место внизу у окна. Поезд, преодолевая подъемы, двигался вдоль густых сосновых боров.
- Куда я еду? И зачем? - Кто меня ждет? Солдат Михаил?
Права была цыганка сидела у свекрови в тепле и сытости. Ну и принесла бы молоко, не переломилась.
Уже стемнело, когда проводница принесла чай в граненом стакане в подстаканнике и два кусочка сахара в сине-зеленой упаковке. Чай был горячий, ароматный. Галина ничего не успела купить в дорогу, только пачку печенья. На пачке два зайчика пили чай из самовара на лесной опушке. Галина тоже пила с жадностью, она почувствовала усталость. Хотелось лечь. Взяла постель, укрылась одеялом. Вытянуть бы ноги, но на краешек сиденья присел пассажир с верхней полки. Он неторопливо пил чай с бутербродами. Вкусно пахло колбасой и маринованными огурчиками. Галина поджала ноги и заснула.
Разбудила проводница. Галина вышла на незнакомой станции
Было раннее утро, морозно пахло спелым арбузом, всюду лежал снег, радуя своей белизной. Посмотрев по сторонам, вместе с другими сошедшими с поезда пассажирами Галина двинулась к длинному, дощатому зданию с вывеской Автостанция. В кассе, неприветливая хмурая женщина кассир, неохотно объяснила Галине что до деревни Гудок автобус отправится только через час. Купив билет, вышла на улицу. На углу старуха, завернутая, в большой пуховый платок торговала семечками. Сама она сидела на деревянной скамеечке, большой мешок стоял между коленей. Рядом аккуратной стопкой лежали газетные листы. Оторвав половину от листа, старуха ловко скрутила кулек и насыпала в него стакан семечек. Галина притопывала ногами в сапожках, чтобы не замерзнуть, грызла семечки, сплевывая шелуху в кулак.
Лобастый автобус подкатил к площадке. Галина заняла место у окна. Мелькали дома, таких больших она и не видела. Словно под одной крышей умещалось все хозяйство.
И снег. Много снега, искристого, щедро насыпанного до самых кончиков заборов, даже окна в избах были наполовину закрыты снегом.
Пусто. Одинокая женщина с коромыслом и ведрами направлялась к колодцу. У нее-то Галина и спросила, где живёт Михаил. Женщина показала на крайний, великан дом. Почти в два этажа, с пузатым коньком на крыше, с резной огромной терассой.
- Только дома его нет - виновато сказала женщина. На кладбище все. Вы подождите, скоро придут ...
- На кладбище? - со страхом подумала Галина и только сейчас обратила внимание на разбросанные еловые ветки от дома по всей дороге.
- Что же случилось? - с тревогой ожидала Галина.
Михаил шел, к дому держа за руку девочку, лет шести, одетую в цигейковую шубку и серые валенки.
Он остановился, изумленно глядя на Галину, и тут губы его скривились в горестной гримасе.
- Маманя померла ... Вот ведь какое дело ...
Вместе они вошли в дом. Девочка, раздевшись, сразу побежала в свой угол, где лежали игрушки. Михаил поднес горящую спичку к аккуратно сложенным дровам в печи. Пламя ровно загудело. Михаил сел на табурет, посмотрел на стол заваленный банками с консервами, сухой колбасой. Достал нож, открыл одну из банок.
- Люди, наверное, придут помянуть - вздохнул он.
Галина решительно сняла пальто.
- Так чего же мы сидим? - Где передник? - Чисти картошку, а я займусь закуской. Через час стол был накрыт, дома было тепло от нагретой печи. Приходили люди, выпивали, закусывали картошкой, консервами и колбасой. Мужчины, немного шумели и если кто-то из них, начинал излишне выражаться, женщины махали руками и говорили - Тише, тут же ребенок. А девочка в углу вздрагивала. И тогда Михаил аккуратно выводил матерщинника на улицу. Постепенно дом опустел, Галина перемыла посуду, подтерла полы. Села на лавку, огляделась. Просторно, не то, что в их доме. Пол не крашен, а блестит, ровно насмолили. Стены бревенчатые, про обои тут, похоже, и не слышали. У печки кровать, застланная ярким лоскутным одеялом, комод, стол. На кухне Галина заметила, что стоят кадки с водой, много деревянной посуды. Ковши, миски, ложки. И от этого всего веяло каким-то уютом и надежностью.
Девчушка, игравшая в углу, заснула прямо на полу, положив под голову плюшевого мишку. Галина поднялась с лавки, взяла девочку на руки.
- Как зовут тебя? - полушепотом спросила Галина.
- Натка - так же тихо ответила девочка.
- Пойдём ко Натка, я тебя уложу, вот тут на кровати у печки, тепло.
- Мы тут с бабаней спали - Натка легла, но не отпускала руку Галины.
- Ляжь со мной - попросила засыпая.
Галина легла, Укрыла одеялом себя и девочку. Тонкие детские ручонки обняли ее за шею.
Галина слышала, как Михаил включил свет и полез на печку. Все стихло.
Утром Галина поднялась рано, подоткнула под Натку одеяло, вышла на кухню. Михаил уже топил печь, два чугуна полные воды стояли у самого жара.
- Ну, хозяин, что велишь делать? - пошутила Галина.
Михаил растерянно подал в руки женщины начищенный большой котелок.
- Маманя козу держала, подоить надо. С лопатами моими толку мало.
Когда Галина вернулась, с молоком в избу на столе уже шумел самовар, картошка сахарно разварилась в чугунке. Проснувшаяся Натка долго терла кулачками глаза, спросонья всхлипнула - А где бабаня?
Галина подхватила её на руки, умыла, расчесала волосы и заплела косичку.
Посадила за стол, налила чаю с молоком. Разломила напополам крендель, намазала вареньем, подала девочке. Все делала ловко и быстро.
Михаил смотрел с улыбкой - Как же ты решилась приехать?
- Отчаянная. - Ещё тогда мне понравилась, когда дома угощала ...
- Вот что я скажу тебе Галина. Приехала ты в тот час как будто тебя сам Бог мне послал. Я мужик прямой и честный. - Прошу тебя, оставайся. Давай жить вместе. Знаю, чужие мы, но вдруг притремся, может и полюбим.
- Вон Натка, на что кукса, с чужими не заговорит, а к тебе потянулась. Значит тепло от тебя идет, ребенка не обманешь.
Натка словно поняла, что разговор идет про неё, пододвинула чашку на середину стола. - А мне еще чаю с молоком! Галина и Михаил рассмеялись.
Утро. Натка нехотя открывает глаза, постель нагрета, вылезать не хочется. С кухни пахнет чем-то вкусным, печеным. Слышно только как перемещаются чугуны на плите. Галину про себя Натка зовет
«эта тётя»
Эта тетя добрая, старается всегда чем-нибудь угостить. Заплетает Натке в косичку красивую ленту, баюкает на ночь. Но в памяти ещё стоит бабаня.
Бабаня все время ворчала. У всех есть матери, а у Натки нет, она спрашивала - бабаня, а где моя мама? На что та неизменно отвечала что мать «сложила голову» где-то на границе, а отец с детства всякую падаль в дом тащил, вот и тебя приволок. Выходила тебя сиротинку - говорила бабаня. Теперь бы поднять тебя, да в люди вывести.
Всегда крепкая и не жалующаяся на здоровье бабаня, вдруг осенью слегла. Михаил тормошил деревенского фельдшера. Фельдшер терпеливо приходил, смотрел, разводил руками - Организм изношен, ничего не поделаешь. Ведь какая труженица была в колхозе, и даже на охоте не уступала мужикам. И белку била и лося могла.
И после Нового года, вытаскивая из печи чугун с пойлом, бабаня вдруг пошатнулась, успела добрести до лавки и упала. Лишь тонкая, как ниточка струйка крови пробежала из губ по выскобленному полу ...
Михаил просыпался раньше всех. За печкой на лавке лежал матрас набитый сеном. Там он и спал. Вставал, растоплял печь, ставил к огню чугуны с водой и картошкой. На еду брал картошку покрупнее, да поглаже, а мелкую и корявую - свиньям. Когда та была готова большой деревянной толкушкой стал толочь, присыпал горстями комбикорм, разводил пойло теплой водой. Уходил в хлев. Просыпалась Галина. Укутав одеялом Натку, позевывая, одевалась, расчесывала волосы, укладывала их в пучок. Надев старый полушубок матери Михаила, шла доить козу, потом кухню, замешивала тесто на оладьи. Михаил возвращался, когда все уже было готово к завтраку.
После, собрав инвентарь, уходил в совхозную мастерскую. Там он работал, зимой ремонтировали плуги и бороны.
Галина с Наткой оставались одни. Вот уже месяц как она живет у Михаила. Казалось не осталось уголочка, где бы Галина не навела порядок. Все сияло чистотой.
Но нужно было что-то ещё, какое-то дело, работа.
Совхоз был большой, два скотных двора, коров двести голов.
Деревенские смотрели на неё с любопытством. Вроде гостья, а дом взяла в руки как хозяйка.
Михаил на их расспросы отмалчивался. Улыбался обычно и уходил от ответа.
За завтраком Галина и объявила Михаилу - А что Миша, пойду-ка я на ферму работать. Авось примут, не прогонят.
Ферма встретила Галину привычным шумом вакуумных доилок, щелканьем молока по трубкам, влажным дыханием коров пережевывающих жвачку.
Бригадир фермы Тамара Шарапова взглянула на Галину с какой-то усмешкой. Её колючий взгляд скользнул по фигуре Галины, задержался на ногах.
- Ух! Какая конфеточка у нас появилась!
Галине было неприятно такое внимание.
Сама Тамара, стройная, с высокой грудью, с темными бровями и короткой стрижкой, легко, словно это была, бутафория переставляла фляги с молоком в бассейн.
- Это ты Мишкина новая жена? - с издевкой спросила Тамара.
Галина старалась сдержать раздражение этими словами режущими слух.
- Ага, и надеюсь навсегда ей останусь. Или может быть ты метила на моё место? - с вызовом ответила Галина.
Остальные доярки прыснули со смеху.
- Ну, хватит! - резко прикрикнула на них Тамара. - За работу живо!
Кивнула головой Галине - пошли, покажу твою группу.
Так начались трудовые будни. Оставляли для Натки завтрак на столе. Просыпалась она, когда на улице уже светало. Одной было не страшно, поев, уходила в свой угол к игрушкам. Смотрела в окно, как ребятишки с горки катаются, порывалась надеть пальтишко и бежать к ним. Но вспоминала наказ тети Гали не ходить, пока их с папкой дома нет.
В обед Галина прибегала с фермы, кормила Натку горячими щами. Потом сама ложилась на часок, подремать, а Натку отпускала на улицу. К вечеру включала ей свет и бежала на дойку. Знала, скоро домой придет Михаил.
Ещё вчера в окно билась вьюга, бросилась в окна снежной крупой словно пшеном, а нынче ожило весеннее солнце, слизало с полей последний серый снег. Всюду заиграло солнце, и скворцы поспешили занять свои деревянные домики. А вслед закипела, словно молоко черемуха, и гудящая пчела понесла в улей свой первый нектар.
Заканчивали утреннюю дойку, как к входу подъехал грузовик, из кабины легко выскочила Тамара.
- Конфеточки мои! - Не расходимся!
- Весна на дворе, давайте устроим субботник, вымоем, выскоблим? Женщины неодобрительно загудели - Только дойку закончили! - Дай хоть передохнуть Томка!
Тамара понизила голос - Ну это не только моя прихоть. Председатель попросил. Так что давай разгружай ведра, скамейки, кисти. Будем мыть, белить и красить.
Вздохнув женщины, принялись за работу. Остро запахло карболкой.
Тамара раздавала команды - Галя, тебе мыть плафоны. - Не морщись! Смотри, скоро света не будет видно.
- Света, ты бели вон в том углу! Да поскобли, поскобли сначала грязь-то! Сама Тамара, схватив тачку, ловко вывозила мусор, вилами сбрасывала его в стоящую у входа тракторную телегу.
Было шумно и весело. Раздавались смешки - Олька! Маникюр бережешь?
- Полинка шевелись! - Тут тебе не институт благородных девиц!
Галина, встав на деревянную, шаткую скамейку протирала запыленные стекла, выметая тряпкой сухих прошлогодних мух.
Тамара, пробегая мимо, специально задела колесом тачки скамейку. Галина пошатнулась в воздухе, но крепкие руки Тамары удержали её. И все бы ничего. Но Галине показалось, что Тамара намеренно схватила её за бедра. Но вскоре эта мысль ушла, растворилась за работой.
Наконец закончили. Девчонки те, кто помоложе побежали в кубовую ополоснуться горячей водой
Тамара, видя, что Галина одевается, спросила - А ты чего-же? Споласкиваться не будешь?
- Нее, я сейчас баньку затоплю - Галина мечтательно потянулась.
Тамара складывала в мешок побелку и кисти.
- Банька это хорошо ... А можно я тоже прибегу, к тебе попарится? Грязная, как чёрт, а свою топить сил нет.
- Ну, ладно, приходи - неуверенно ответила Галина.
Через полтора часа баня была готова. Михаил пошел в первый жар, Галина вымыла Натку и отправила домой. Теперь уже не торопясь с удовольствием, мылась сама. Мыло с соком можжевельника Михаил варил по своему рецепту. Оно пенилось, покрывало тело душистыми пузырьками.
Кто-то легонько стукнул в оконце. Галина посмотрела - Тамара.
Выскочила в предбанник, сняла крючок с двери и продолжила мытье.
Тамара, в сорочке стояла на пороге и заворожено смотрела на Галину.
- Ты чего? - смутилась Галина. - Глаза вывихнешь. - Раздевайся и мойся! Я парку поддам. Но Тамара, будто не слышала. Все смотрела. Потом шагнула широко, как пантера перед прыжком и бросилась на Галину. Опрокинула её на широкую лавку и принялась целовать. Намыленное тело скользило, руки Тамары метались по гибкому телу Галины. Она отбивалась, но руки у Тамары оказались сильнее.
Галина чувствовала, как крепкие груди скользили по ее лицу, по шее. Было противно, и страшно. И вдруг Галина почувствовала ... Почувствовала, как что-то твердое скользит между её намыленных бедер. Она еще не верила собственной догадке, но время шло на секунды. Собрав, все силы она сбросила с себя Тамару и выскочила в предбанник. Фланелевый халат, в котором она всегда прибиралась, в бане висел на стене. Схватила его и одевала уже на бегу, на мокрое тело.
Сзади послышался крик - Ду-ура!
Но Галина уже не слышала. Она вскочила в избу. Михаил сидел около печки, скручивал цигарку. Он не любил покупные сигареты. Сам выращивал табак, сам сушил. Наверное, поэтому в доме пахло травами, а не суррогатным дымом.
- Ты чего? - Михаил удивленно смотрел на Галину.
Она не отвечала, лишь губы и плечи до сих пор тряслись в страхе.
- Да что случилось? - Говори! - потребовал Михаил.
- Ко мне Тамарка приходила мыться ... Галина села на лавку и закрыла ладонями лицо.
- Та-мар-ка? - проговорил нараспев Михаил. Несколько секунд он беззвучно смеялся, потом хохот выплеснулся из него как вода из ковша. Он уже не мог сдерживаться. Крупинки самосада падали с колен на пол.
Галина смотрела на него как на умалишенного. Но от заразительного смеха ушёл страх и вся ситуация которая случилась несколько минут назад растворилась как самосадный дымок. Она улыбнулась. За столом положив, голову на столешницу спала Натка. Рядом свернутый в трубочку блин, он был надкушен, но так и остался лежать на блюдце с брусничным сиропом.
Михаил затушил папиросу и пошёл к себе за печку. Но Галина опередила его, схватила за рубаху и развернула. Он остался стоять, а она взяла на руки спящую Натку, положила за теплой печкой на перину Михаила. Укрыла одеялом и задернула ситцевую занавеску. Стояла с распущенными, влажными волосами, смотрела Михаилу прямо в глаза ...
От него вкусно пахло чистотой, сладкий запах табака перемешивался с лёгким запахом одеколона.
Михаил притянул её к себе, поцеловал, так что сам задохнулся. Галина щелкнула выключателем и свет погас ...
Сквозь сон Галина слышала, как по улице шли и мычали коровы. Но сон не отпускал. И всё-таки она открыла глаза. У кровати стояла босая Натка и с удивлением разглядывала их, лежащих вместе на кровати.
- Вы что, поженились? - наивно, по детски спросила она.
Галина рывком села на кровати - Миша! - Проспали!
Михаил вскочил, натягивал брюки, не попадая в штанину, Галина, держа в губах шпильки, наскоро закалывала волосы. Они падали, подбежал котенок и смешно фыркая, стал гонять шпильки по полу. Натка громко смеялась. Галина подхватила её на руки, усадила за стол.
- Сейчас будем завтракать!
Быстренько затопили плиту, вскоре чугунок с горячей картошкой уже стоял на столе. Галина торопилась, выхватывала картошку, колотила её ребром ладони. Она разваливалась на удобные кусочки. Половину пододвигала Натке, успевала дуть, чтобы та не обожгла пальцы.
- Ешь!
Девочка смотрела, взгляд её, то грустнел, то вдруг словно пробежал, ветер и она начинала слегка улыбаться.
- Ты теперь мама моя что ли?
Галина замерла ... Её охватил вдруг страх и сомнение. Что ответить?
И посмотрев в васильковые глаза маленького человечка, ответила - Да!
- Я твоя мама!
На ферме, не успела переступить порог - Тамара. Схватила Галину за руку, оглянувшись, чтобы никто не видел, толкнула в красный уголок. Там прошептала - О том, что было в бане никому! - Слышишь?
Галина высбодила свою руку - А разве что-то было? Я ничего не знаю.
Лицо Тамары из бледного, стало розовым.
- Подругу бы мне такую как ты ...
Галина усмехнулась - Можно и дружить, ежели без дури …
Свадьбу пышную, как это принято в деревне, не устраивали. Посидели, что называется узким кругом. Пришли лишь женщины с фермы да товарищи Михаила. Поплясали немного, побили дробушки. Уходя, заплакала на крыльце захмелевшая Тамара.
- Эх, Галька, если бы ты только знала, как бывает тяжко на душе ...
- Меня ведь родители так ждали ... Мама девочку хотела, отец ясно сына. Спорили между собой, но не злобливо. Позвали бабку знахарку из Залесья. Бабка то видишь, умела пол определять ещё не родившемуся. И не ошибалась никогда.
Пришла она, уложила маму на лавку, достала большую, серебряную вилку. Поднесла над животом. Вилка должна была качаться в левую сторону, если девочка, и в правую если мальчик. А тут вилка замерла в одном положении и не шелохнется.
Бабка плюнула, перекрестилась и вон из дома.
Отец меня называл царицей и имя вот такое Тамара. А мама за глаза говорила - Митенька ...
Умерли родители то мои, один за другим. А я вот живу, выучилась, специальность имею - зоотехник. И на ферме руковожу только чтобы всем рты закрыть. Вижу ведь, хихикают за спиной. А ты Галька поняла. Поэтому уважаю тебя.
Теплая рука Галины легла Тамаре на плечи.
- Не переживай Томка, в первую очередь ты человек.
Северное лето короткое. Надо успеть и сена накосить, в огороде нарастить и грибы ягоды собрать.
Солнце ещё только поднялось, а Михаил уже колотил во дворе косу. На крыльцо, позевывая, вышла Галина.
- Миша, погоди, я с тобой!
Михаил прищуривается на солнце - Спи, давай! Я и один управлюсь!
Тут на крыльцо выскакивает Натка. Оказывается, она давно уже не спит, ей очень хочется на сенокос и поэтому, поднимая ладошки к солнцу, она кричит - Я тоже пойду!
Косил Михаил, и усталости не чувствовал. Литовка крепко держалась в его сильных руках, трава опадала ровной волной, словно веер. В ясном небе звенели жаворонки, стрекотали неуемные кузнечики. Парило.
Галина сгребала подсохшее сено, с улыбкой смотрела, как Натка ладошкой пытается поймать юркую ящерицу.
Заподташнивало, захотелось пить. Нашла кустики спелой земляники, ароматные ягоды утоляли жажду.
С той ночи, словно крылья за спиной развернулись. Она и не знала, что так бывает. Едва могла дождаться ночи, когда Михаил любил её как в последний раз. Целовал до душевной муки, до момента, когда она уже сама просила пощады ...
А теперь вот зародилась в ней долгожданная жизнь.
Счастливому Михаилу в ремонтных мастерских жали руку, поздравляли.
- Сын родился!
Затихает деревня, гаснет в занесенных сугробами окнах свет. И только светятся окна дома Михаила Гудкова.
- Как назовем -то? - спрашивает счастливая Галина. - Может Александр?
- Я тут подумал - откликнулся Михаил. - Давай назовем Юркой. В честь мужа твоего безвременно погибшего. Это ведь через него я тебя встретил. Пусть как бы память останется.
- Давай - легко согласилась Галина.
Словно шаровая молния по деревне пронесся слух - Тамарка замуж выходит! Старухи на лавочках удивленно начали головами, а молодежь на ферме лишь прыскала от смеха в кулак. Правда до той поры пока рядом не появлялась Тамара. Одним только взглядом она пресекала смех и шуточки в её сторону. Но на душе у нее теплело только от одной мысли. Всё у нее будет как у всех.
А получилось все случайно. Именно их поля приспособили под соревнования пахарей. Приехали с области, из района. С утра прикатили автобусы с городскими товарами лимонадом и конфетами. Председатель тоже в долгу не остался, велел собрать бригаду наварить борща, чтобы знатно угостить трактористов. Был приготовлен и борщ и картошка с мясом и компот охлаждался. Вопрос на чём везти всё это в поле. Трактора то заняты. Тамара на правах бригадира запрягла старую лошадь по кличке Стрелка. Её держали только для окучивания личных участков в совхозе. Лошадь была настолько старая, что ей было всё равно с какой стороны на неё садятся верхом.
Загрузив судки с едой, тронулась в путь. Дорога сначала была сухая, но в ложке распаханная земля была влажная. Видимо тут пролилась туча.
Тамара решила не объезжать - проеду!
Но в размокшей пахоте Стрелка завязла. Испугалась, запуталась в сбруе и упала на колени. Телега вот-вот перевернется!
Тамара судорожно развязывала постромки, узелки на шлейке не поддавались, но она говорила самой себе - Спокойно! Ты справишься! А лошадь давилась в ремнях, закатывала свои большие глаза.
Наконец удалось освободить Стрелку от сбруи и та тяжело дыша, отошла на сухую лужайку.
Запрягать по новой не имело смысла. Стрелка испугана. А время шло, на поле ждут и тогда Тамара одела на шею хомут и сама впряглась в оглобли. Главное стронуть телегу с места. Так она выехала на сухую дорогу. Вдалеке зарокотал мотор ...
Трактор с поднятым плугом поравнялся с Тамарой. Из кабины выглянул белокурый тракторист. Волосы курчавые, до воротника фуфайки спадают, а глаза как фиалки голубые.
Белозубая улыбка на лице тракториста разозлила Тамару.
- Что? Смешно выгляжу? - Глаза не сломай! - Давай, проезжай, не пялься!
- Да если бы еще знать куда ехать - вздохнул тракторист. Я сломался на пол пути, пока чинился, отстал от колонны.
- Езжай прямо, не заблудишься - отрезала Тамара.
- Ну не могу я вот так оставить девушку , тем более запряженную в хомут.
Тамара устала, ей не хотелось грубить этому запоздалому трактористу. Она лишь произнесла - Эх, парень ...Я корова, я и бык, я и баба и мужик...
Тракторист остановил машину, снял с телеги судки и аккуратно разложил их в кабине. Потом помог Тамаре выпутаться из хомута и усадил к себе в кабину.
- Как хоть зовут тебя? - парень дернул за рычаги и трактор плавно тронулся.
- Тамара, а тебя?
- А я Виталий. Поехали Тома, с ветерком!
Обед удался на славу. Тамара своему спасителю и борща подлила погуще и мяса в картошку положила побольше. Виталий это заметил.
После соревнования он приехал домой и не находил себе места. Уж больно запала ему в душу эта отчаянная девушка. Но были и другие мысли и другая боль в душе, что живет он не в своём теле. Об этом знали только два человека. Он и его мать Анастасия Кузьминична, учитель начальных классов. Она никогда не навязывала сыну воли и смирения. Только говорила, что надо жить как даёт Господь.
Виталий нравился девушкам, когда шел, по улице девчонки смотря на него, краснели, опускали ресницы, а их сердечки выстукивали волнительный ритм. А его ритм оставался ровным, безучастным. И вот надо же, как восхитила его эта девушка!
Мать заметила его метания по комнате.
- Ты сегодня какой-то не в себе. Садись, ужинать будем. Виталий послушно сел, Анастасия Кузьминична положила ему в тарелку макароны с котлетой, поставила тарелочку салата из огурцов. Виталий ковырнул вилкой котлету, поднес ко рту, но тут, же положил обратно. Выскочил из-за стола - Мам! - Я скоро!
Завел мотоцикл и поехал в Гудок.
В клубе гремела музыка. Виталий поставил мотоцикл на подножку, вошел в помещение. Кто-то тихонько танцевал в углу медленный танец, а кто-то дергался в такт ритму музыки.
К Виталию подошла девушка, протянула жеманно руку - Ира.
- Вроде я тебя раньше тут не видела, из новеньких что ли?
- Я в соседнем районе живу. Решил прогуляться - Виталий повесил на локоть шлем.
Ирина надула пухлые губки - Понятно. - Потанцуем? Сейчас как раз медленный танец.
Положила руку на плечо Виталия, и они стали танцевать.
- А вот положим мне человека надо в вашей деревне найти, это можно сделать с вашей помощью - спросил Виталий Ирину.
Ирина вновь надула губки, театрально закатила глаза - Ой! Это кому же так повезло?
- Её зовут Тамара, она вроде как бригадир на вашей ферме.
- Кто - о-о? - разочарованно протянула Ирина. Она наклонилась к Виталию
сказала шепотом в самое ухо - Тамарка у нас оно. Зовется женским именем, а на самом деле - мужик!
Виталий, услышав, это отшатнулся.
- Ну, ты чего - поморщилась Ирка. Побледнел весь. Сам-то надеюсь не девица? А женственный уж больно. У нас в деревне таких зовут бабья рожа.
Виталий оттолкнул Ирку так, что она ударилась спиной о стену.
Повернулся, и не слова не говоря, вышел из клуба.
Тамара скоблила ножом ступеньки крыльца, ополаскивала кипятком. Она любила чистоту уж так приучила её мама. Вечерело, уже спустились на землю лиловые сумраки. И вдруг вечернюю тишину разорвал звон колокола. Чей-то громкий голос закричал - Пожар! Коровник горит!
Тамара бросила тряпку и как была в рубашке и спортивных штанах, так и побежала к ферме. Строение уже дымилось, в правом углу через стекла было видно, как мечется пламя. Мычали коровы, распахнули ворота, но от порыва воздуха пламя взвилось еще сильнее.
- Отходите бабы! - кричал сторож Анисим. Задохнетесь только в дыму, пусть догорает.
- Заткнись пьяная морда! - Тамара намочила платок в бочке с водой, завязала им нос по самые глаза и бросилась в коровник. Коровы пытались сорваться, натягивали цепи. Тамара лавировала между коровьими боками, расстегивала карабины и выталкивала испуганное животное к выходу. Народ собирался, вот и остальные женщины, последовав примеру Тамары, мочили платки и бежали в помещение. Тамаре удалось пробраться к помещению, где были телята. На двери висел замок. - Чёрт - выругалась она и стала искать ключ.
Услышала за спиной - Отойди!
Повернулась и увидела Виталия ...
- Ты как тут? - спросила удивленно.
- Не время сейчас - Виталий схватил с пожарного стенда топор и одним ударом сшиб замок. Открыл дверь, схватил теленка и взвалив его на плечи потащил к выходу. Тамара схватила другого. С другой стороны двора уже работала пожарная машина, огонь постепенно угасал только, было очень, много дыма. Телята задыхались, высунув, длинные розовые языки. Наконец Виталий схватил последнего теленка, а Тамара бежала, сзади плеская водой на спину Виталия.
Грязные, закопченные они сидели на чистом крыльце. Тамару еще мучил кашель, надышалась дымом. У Виталия подгорели его белокурые локоны и свисали теперь серыми, грязными сосульками.
- Топи баню, хозяйка, будем париться и отмываться - устало сказал Виталий.
- Что? - переспросила Тамара. Губы её затряслись в беззвучном смехе, а потом она хохотала, уже в полный голос.
- Не обращай внимания - уже успокаиваясь, ответила Тамара.
- Ты мне так и не сказал, как тут оказался.
Виталий устало прислонился к косяку - К тебе я приехал, зашел в клуб, там сказали, как тебя найти.
Тамара не перестала улыбаться - А ещё что про меня рассказали?
Виталий словно не слышал её вопроса - Полюбилась ты мне, места себе не нахожу. Давай поженимся?
Виталий думал что, предложив, это Тамара поднимет его на смех или ещё хуже прогонит прочь.
А она вдруг с такой осенней горчинкой произнесла - Над нами же люди смеяться будут ... Виталий взял её за руку - Так ведь собаки лают, а караваны всё идут и идут...
То утро началось как обычно. Топилась печь, в кадушке хлюпало и переворачивалось, словно живое тесто. Юрка играл в комнате на полу, пыхтя, старался прицепить к красному игрушечному крану кубик. Михаил управлялся во дворе, Галина жарила капусту на начинку.
Во дворе залаяла собачонка, зло, резко. Так она лаяла только на чужих.
Галина отставила сковородку от огня и вытирая на ходу руки о фартук вышла на крыльцо.
Собачонка натягивая цепь, рвалась к калитке.
- Тише Дамка! - Галина прошла к воротам. Там стояла женщина, в одной руке держала чемодан, другой опиралась о штакетник палисадника.
В модном, зеленом плаще под бархат, в сапожках, светлые волосы скручены на боку в плотный валик.
И очень знакомые глаза.
- Где-то я её видела, подумала Галина.
Женщина заговорила первой.
- Здравствуйте! - Могу я видеть Михаила Баданина?
Галина отворила калитку - Здравствуйте, дома он. Проходите.
Придержала ногой беснующуюся от злости Дамку и пропустила гостью вперед.
Галина была приветлива
- Вы бы разделись, жарко у нас.
Гостья как казалось, была растеряна, прошла за Галиной на кухню. Присев на табурет, оглянувшись, кругом тихо спросила: - А вы одни тут живёте?
Галина принялась вымешивать тесто - Ну как одни ... Мы с мужем, сынок вот, да дочка. Только сейчас она в школе.
- Дочка - эхом повторила гостья.
- Это ваша общая девочка?
Галина подумала что скрывать, ведь все, всё знают, поэтому сказала правду.
- Нет, она приемная.
Тут возвратился со двора Михаил, поздоровавшись с незнакомкой, присел у печки, стал крутить цигарку.
- Вот Миша, тебя спрашивают - Галина уже ловко раскладывала по пирогам начинку.
- Меня? - Михаил удивился. Гостья повернулась к нему, спросила - Как зовут вашу дочку?
- Натка, Наталья - поправился Михаил.
Грэта - снова как будто эхом прокатились слова незнакомки. Но тут, же она словно очнулась - Откуда она у вас? - Как попала? - гостья часто задавала вопросы.
Михаил все чиркал спичкой о коробок, спичка никак не хотела загораться - Ну дак на границе я служил, вот так и случилось, мать видимо погибла, а девочку я себе забрал. Моя мать, бабушка, значит, Натку, из рожка выкормила. А потом вот Галина, ей мать заменила.
При этих словах лицо незнакомки скривилось, словно в болезненной гримасе.
Михаил наконец-то прикурил, пустил в печку дымное облако. Немного закашлялся, спросил сиплым голосом.
- Вы-то собственно кто? - Почему расспрашиваете?
Гостья достала из сумочки документы. Протянула их по столу к Галине.
- Меня зовут Мэри Уилсон. Я мать Грэты, простите Наташи ...
У Михаила дрогнули пальцы, папироса выпала, и упала на брюки и словно лампадка стала тлеть. Он ничего не замечал.
Галина смахнула полотенцем с брюк окурок и носком тапки откинула его к дверце печурки. Села на скамейку. От услышанного, подкосились коленки.
Мэри переводила взгляд то на Михаила, то на Галину.
- Я сейчас всё расскажу ...
- Мы познакомились в институте, на курсе иностранных языков. Несколько молодых людей, студентов приехало к нам в институт по языковому обмену. Его звали Арнольд. Высокий, красивый, галантный. И одет по другому и другие манеры. Меня это привлекло. Он оказывал знаки внимания, дарил подарки. Пусть это были мелочи, безделушки, но Арнольд мог достать и дефицитные вещи. Наша дружба переросла во что-то большее. Любовь. А тут я поняла, что беременна ... Арнольд говорил, что нужно подождать, ребенок сейчас ни как не входил в его планы. Он не отказывался даже оформить брак. Я пообещала, что сделаю аборт. Мы расписались. Но даже штамп в паспорте не давал мне шанса уехать с Арнольдом за границу. Из института меня попросили уйти. Родилась Грета. Арнольд заявил, что уезжает к себе в Америку один ... Но потом сказал, что у меня есть шанс быть с ним вместе при условии, что я оставлю ребенка тут, в России.
Я согласилась. Оставалось лишь пересечь границу. Несколько дней добирались через леса и болота. Все это время я несла Грету на руках, ещё надеясь, что Арнольд передумает. Но он настоял на своём. Тогда я отнесла девочку подальше и практически ползком мы преодолевали остаток пути. Растяжку Арнольд подорвал, чтобы сложилась иллюзия, что я погибла ...
По прибытию в Америку я попросила политического убежища. У себя дома Арнольд меня бросил. Но я не сломалась, работала, поступила там, в институт, закончила. Вышла замуж за дипломата. Он знает мою историю, и сам вызвался помочь найти дочку. У него много связей в России. Я хочу увезти Грету... простите Наташу в Америку и дать ей хорошее образование. Это вопрос решенный, документы готовы, вы не можете мне препятствовать. У меня связи.
Гостья замолчала, в тишине было слышно, как стучат часы - ходики.
Первой нарушила молчание Галина.
- Вот что, это вопрос не простой, давайте сядем за стол, выпьем чаю. Вон и пироги уже готовы ...
Но и за столом разговор не клеился, есть не хотелось. У Галины в душе все тряслось мелкой дрожью, Михаил беспрестанно курил. Юрка переводил удивленный взгляд то на отца, то на мать. Он никогда не видел их такими растерянными.
Мэри взглянула на циферблат крошечных золотых часиков - Когда Наташа придет из школы? У меня мало времени, нам пора уезжать.
Галина, словно нерушимая скала, поднялась из-за стола.
- Вот что уважаемая. Так дела не делаются и ребенок не вещь, чтобы ты понимала. Сейчас ты переоденешься и останешься у нас пожить. Пока Наташа не привыкнет к тебе. Впереди тяжелый разговор, нам всем нужно набраться терпения. Решающее слово должно быть за Наткой.
В школу вела узкая тропинка, дальше нужно было перейти поле и вот она школа. Но Натка свернула с тропинки на кладбище. Без труда нашла бабанину могилку, села на низкую железную скамеечку, вбитую в землю. Кладбище было старое, заросшее вековыми тополями и вербами. Сюда не доносился гул тракторов, не ревущих моторов мощных «Зилов» вывозящих зерно. На тополях чернели вороньи гнезда, и лишь сами птицы изредка испуганно взлетали громко каркая.
Натка открыла портфель, достала два куска белого хлеба с маслом и присыпанного сахарным песком. Хлеб заботливо положила Галина в надежде, что дочь поест на перемене.
Но в школу идти не хотелось. Нужно было побыть в тишине со своими мыслями.
С тех пор как объявилась, настоящая мать в Наткиной голове все смешалось будто шарики в спорт лото по телевизору.
От неё требовалось решение, а Натка не знала что предпринять.
Мама Мэри говорит, что приготовила комнату, где есть всё. Игрушки, даже прислуга. Что рядом с домом огромный океан, в шторм выбрасывает на берег ракушки. А у нас в деревне речка не хуже. Сразу за баней, стоит только пробежать между огуречных грядок. По весне на берег вымывает мелкие ракушки прудовики, а в прошлом году повезло, выбросило выбеленный от воды череп коровы.
Ежеминутно Натка взвешивает все за и против и снова не может прийти к решению.
Юрка. Забудет ее быстро. Но ведь она будет присылать ему письма и даже жвачку. Если мама Мэри позволит.
Папка. С этим сложнее. Хоть и видела его Натка редко, все больше с бабаней, но она очень любила отца. Мама Галя. Только привыкла к ней ...
Чемодан уже не закрывался, а Галина все подкладывала в него банки с брусникой, вареньем.
- Мэри, я курочку жареную, яички вареные в корзиночку положила. Дорога не близкая, все съедите. Галина говорила, а сама смахивала горошинки слёз со щек.
Михаил курил, скорбно покашливал. Натка ловила их взгляды, словно осень последние теплые лучи. Одновременно радовалась от счастья и замирала в щемящей горести.
- Присядем на дорожку - Галина села, обняла Натку, целовала её в макушку. Руки никак не хотели отпускать.
После отъезда в доме все стихло. Юрка слонялся по избе, заглядывая по привычке в каждый угол. Галина купила ему большой самосвал. Покрутить ручку, кузов опрокинется. Но Юрка даже игрушки забросил, все больше смотрел тоскливо в окно.
Михаил тоже сделался молчаливый, часто курил, о чем-то думал.
Галина не выдержала - Миша, полно изводить себя. Вон осень, какая теплая, идите, погуляйте с Юркой в лесу. Грибов пособирайте. Отвлекись. А то и парень вон закис совсем.
Осень действительно стояла солнечная, сухая. Бабье лето. Наполовину опала листва, поредели осинки. Всюду пронизано золотистыми паутинками. А у Михаила в душе
словно оборвалась та ниточка паутинка, что связывала его с дочерью. Умом понимал, что ей на чужбине будет лучше, получит образование. А в деревне что, только коров доить. И все-таки тоска не отступала, давила под лопатку.
- Пап, а кто листья на деревьях раскрашивает? Юрка шел, крепко держа отца за руку.
- Природа мать.
- Кому она мать? - Мне, или Натке?
Михаил впервые улыбнулся про себя.
- Она мать всем растениям, деревьям. Смотри! Вон среди листвы шляпка коричневая торчит. Срезай! Это гриб боровик. – Помнишь, про него читали?
- Помню! Царь грибов! - кричит довольный находкой Юрка.
Сын ... Михаил вспомнил, как нес его в первый раз из роддома, как испытывал небывалое торжество. Это его сын, наследник, его копия и его продолжение ...
Сначала застучал по окнам нудный дождь. Трава стала серой, вода на реке погрустнела, скоро покроется ледком. На огородах почернели гряды, курицы доклевывали остатки капустных листов.
В ноябре, к празднику запорошило землю белым снежком. Поднялось солнце. Оно уже не грело, но давало тихую радость наступления зимы.
В воскресенье Юрка с утра пристал к отцу - Папа, сделай мне лопатку! - Я снег буду расчищать.
Михаилу с утра нездоровилось, он кутался в овчинную жилетку. Но отказать сыну не смог.
- Сейчас сынок! Сделаем тебе лопатку, край железом обобью, чтобы удобнее было. Поиграй пока ...
Галина гладила свежее, с мороза белье, когда в избу вбежал взволнованный Юрка - Мама! - Там папка лег на скамейке и не встаёт!
Врачи потом сказали - тромб. Михаил и умер, как будто заснул.
Первые дни Галине казалось, что у неё отнялась речь. Не хотелось двигаться, что-то делать. Поутру не топилась привычно печь, дома было холодно и пусто. Проснулся Юрка ещё затемно. Хотелось, есть, он нашел на столе засохший хлеб, в чугунке три вареные картофелины. Только опустил, картошину, в солонку как хлопнула дверь. Пришла соседка, тётя Лиза Пономарева.
- Чего так холодно-то у вас? - Батюшки! И печь то не топлена! - Юрка, где спички?
- Вон, под потолком. Мама их от меня прячет.
Лиза быстро растапливает печь, ловко щиплет лучину, наливает воду в самовар, разжигает его. Подвигает к огню котелок с намытой картошкой.
- Есть хочешь? - спрашивает Лида Юрку. Тот согласно кивает головой.
- Кашу тебе сварю - решает Лиза. - Крупа то есть? Юрка открывает кухонный шкафчик, достает мешочки с крупой. В одном мешочке Лиза нашла изюм.
- Сейчас кашу сварим. Сладкую, с изюмом!
Лиза проворно мечется по избе. Наконец все дела сделаны, печь протоплена, Юрка с аппетитом завтракает.
Лиза осторожно подсаживается, на кровать где лежит Галина.
Гладит её по плечу, уговаривает как маленькую.
- Надо вставать Галя. Я знаю, это горе его не заешь и не запьешь. Но у тебя сын. Надо жить дальше.
- Надо - тихим эхом отзывается Галина. Она опускает ноги на пол, садиться, забирает под косынку волосы.
- Спасибо тебе Лизок. - Вот ты зашла, и полегчало, немного.
- Иди к ребятам, еще раз спасибо за помощь, теперь уж я сама.
Лиза встала - И то верно, побегу, а то в школу проспят, не позавтракают толком.
И Лиза убежала, оставив теплую избу и запах молочной каши.
Галина понимала - надо снова жить. Она оглядывалась в своё прошлое, пыталась вспомнить, что было с ней хорошего, но память сливалась, словно чернильные линии. Вспоминалась только синева рассвета, и работа. И ещё Миша. Её Михаил, которого она с таким трудом нашла и так легко потеряла.
Днём, пока на работе, пока светло тяжкие думы не донимали. Но стоило наступить вечеру, когда темнота начинала гнездиться около окон, и только тусклый, желтый огонек лампадки отражается в стекле иконы.
- Господи! За что? - Снова и снова хотелось плакать.
Наступила зима, длинная снежная. По вечерам Галина с Юркой сидели у печки, грелись и молчали. В скрипе половиц от мороза Галине слышались шаги Михаила …
Как только расцвел первый подснежник, Галина рассчиталась на ферме, отдала собаку Дамку соседке Лизе, собрала немудреные вещи и вместе с Юркой отправились на вокзал.
Вот и знакомый дом, увитая зеленью веранда. Галина открыла, калитку пропуская Юрку вперед. Было тихо, лишь только в тишине было слышно, как жужжали пчелы. Из будки, стоявшей, у крыльца вылез облезлый, пес с выцветшими от старости глазами. Понюхал воздух и гавкнул два раза.
- Полкан - тихонько позвала Галина. Пес снова понюхал воздух, и вяло шевельнул хвостом.
Со стороны сада, на ходу повязывая платок, бежала Алефтина. Она копала грядку под яблоней, когда услышала как гафкнул Полкан. Бежала, казалось, не замечая дороги. Перебегая через капустную гряду, упала, поскользнувшись об осклизлую кочерыжку. Поднялась, вся мокрая, перемазанная землей, с разбитым коленом она бросилась к ногам Галины
- Прости ты меня Христа ради дочка!
- Прости! - рыдала она не в силах больше выговорить ни слова.
Галина бросилась её поднимать, не замечая, что светлый плащ покрывается липкой грязью.
- Мама, мама успокойся! - Давай сядем. - Вот сюда, на лавочку ... - Не плачь.
Юрка потряс мать за рукав - Мам, кто это?
- Твоя бабушка - выдохнула Галина, а Алефтина залилась ещё больше слезами.
Уже потом, когда все успокоились, Алефтина всё ещё всхлипывала.
- Не знаю, что на меня тогда нашло. Отец как узнал, потом из-за чего ты ушла, ведь год со мной не разговаривал. А котелок тот в печке сжег. Поросенка я Лиде Гореловой соседке снесла с глаз долой!
Галина гладила Алефтину по плечам - Мама, все что было, все прошло. Не будем вспоминать. У нас впереди ещё много есть что рассказать.
Алефтина понемногу успокаивалась.
- Ты даже не представляешь, какой для меня праздник, что вы приехали! - Никуда больше не отпущу!
- Отец! - Отец! - Режь барана, внука кормить будем!
Галина уже смеялась. Она уезжала отсюда с обидой, а вернулась, будто в родной дом.
На Пасху Галина пришла на кладбище, на могилку к Юрию и аккуратно, чтобы никто не видел, подхоронила его палец с кольцом.
Постояла, прошептала едва слышно -
«Господи Всемогущий! К Тебе обращаюсь, Спаси, Господи, не дай больше тяжких потерь. Дай увидеть путь, во тьме от меня сокрытый. Помоги в сомнениях моих не погрязнуть. Не дай свернуть с дороги, Твоим светом озаренной. Укрой мою душу покрывалом от происков. Аминь».
