оглавление канала
Теперь уже я кивнула головой, и усмехнулась.
- Разумеется. Если мне не изменяет память, именно я и предложила вам этот вариант. Ты лучше скажи, как твоя встреча с конкурентами? Получилось договориться?
Дмитрий самодовольно хмыкнул, давая мне понять, что вопрос неуместен. Я тяжело вздохнула. Вот же, блин! Кругом одни суперагенты, куда мне, бедной девушке податься? Я вытащила из-за дивана монстра, которого здесь называли простенько «телефон», и посмотрела на своего «напарника». Он коротко кивнул в знак солидарности со мной. Пора было звонить Капустину. Я замерла на несколько секунд, собираясь с мыслями, а потом уверенно набрала номер. Ответили не сразу. Я уже было собралась класть трубку на рычаг, когда в ней на том конце ворчливый голос произнес, будто пролаял:
- Да, слушаю!
А я защебетала:
- Сергей Сергеевич? Это Лина. Ну что вы решили?
В трубке повисла долгая пауза. Он что, там от волнения в обморок упал? Я уже начала волноваться, когда в трубке прохрипело:
- Когда и где?
Я пожала плечами. Потом опомнилась. Сергей Сергеевич меня все равно не видит. Я ответила с легкой улыбкой:
- Давайте там же. Чего мудрствовать особо? Часиков так эдак… - Я посмотрела на Дмитрия. Он мне показал два пальца. Поди разбери, два часа или одиннадцать? Я выбрала утренние часы. – Часиков в одиннадцать вас устроит?
На том конце буркнули:
- Хорошо… - Последовала небольшая пауза, и он добавил. – Не забудь принести то, о чем договаривались…
И, не дожидаясь от меня ответа, Капустин положил трубку. А я с облегчением выдохнула, только сейчас почувствовав, как была напряжена. Аккуратно положила трубку на рычаг и посмотрела на Дмитрия. Он кивнул, выражая, надо полагать, согласие с назначенным временем. А потом спросил ворчливо:
- Надеюсь, ты не успела вытащить из сумки передающее устройство? Чтобы обеспечить твою безопасность, я должен слышать все, что будет происходить в кафе. Кстати, оно завтра будет закрыто на санитарный день. Так что? «Жучок» на месте?
Я со вздохом, выражающем «ох, уж мне эти суперагенты!», протянула ему свою сумку.
- На, убедись… Все в целости и сохранности. Правда, я полюбопытствовала, но все положила обратно, как было, ничего не крутила и в кипяток не бросала для эксперимента.
Дмитрий только в досаде головой помотал, выражая тем самым неодобрение моим легкомысленным поведением. Я не могу сказать, как ЭТО началось. Мы просто замолчали. Все уже было сказано. А потом, в маленькой комнатушке повисла тягучая, как прошлогодний мед, пауза. Я знала, что молчание бывает многогранно. Молчат влюбленные от избытка чувств. И их молчание как сладкий бодрящий напиток, кружит голову, вызывая счастливое, радостное ощущение внутри. Молчат враги, когда уже все сказано и впереди только битва. И их молчание похоже на бурлящую яростно кровь. А наше молчание было похоже на деготь. Темный, густой, замешенный на горьком привкусе березового дерева, от которого щиплет раны и жжет кожу.
Он смотрел на меня не отрываясь, а мне хотелось забиться куда-нибудь в темный и укромный уголок, только чтобы не быть под прицелом его глаз, похожих на два пистолетных дула. Наконец, когда мне уже показалась, что это молчание вот-вот взорвется, словно ядерная бомба, и накроет нас вместе с этим поселком, и этим городом, облаком дыма и всепоглощающего огня, он, севшим по непонятной причине, голосом, хрипло проговорил:
- Если хочешь, я могу остаться… - Увидев, как испуганно, словно у затравленного зверька, у меня расширились глаза, поспешно прибавил. – Я подумал, что может быть тебе будет страшно ночевать здесь одной. Ведь в поселке никого нет. – Жалкое оправдание, которое не обмануло ни его, ни меня. И добавил едва слышно, словно отголосок умирающего эха. – Совсем никого…
Я слишком поспешно и чересчур эмоционально стала отрицательно крутить головой, при этом, чуть не свернув себе шею.
- Не стоит… Я не из пугливых…
На его лице появилась горькая улыбка, сделавшая его в одно мгновение похожим на старика. А у меня вдруг сжалось сердце, острой болью пронзив меня от кончика волос до самых пяток. И как всегда, не ко времени, мне пришла в голову мысль: «Так вот, оказывается, что значит, когда говорят «сердце ушло в пятки»». И теперь оно билось где-то там, внизу, накрывая меня волнами какого-то жара. Мне даже показалось, что я сейчас вся, с ног до головы, вспыхну ярким факелом, и сгорю без остатка. Дмитрий порывисто сделал ко мне шаг и так застыл, похожий на памятник самому себе. Я инстинктивно отшатнулась от него, вцепившись в крышку стола, опасаясь, что ноги не удержат меня. Да, свалиться сейчас ему под ноги – было бы самое то. Достойное, так сказать, окончание нашего разговора. Лицо его, побелевшее, словно вылепленное из мрамора, вдруг исказила судорога. Он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но так и замер. Больше не в силах смотреть на его боль, я опустила глаза, задержав дыхание. Мне казалось, если я сейчас только пошевелюсь, и он сразу кинется на меня, словно зверь на добычу. Сколько длился этот момент? Я не знаю. Может мгновение, а может целую вечность. Он вдруг резко развернулся, и быстро вышел из дома. Я услышала с улицы какой-то треск. Похоже, Дмитрий выплескивал свои эмоции на ни в чем неповинных хлипких деревянных перильцах крыльца. А я без сил опустилась на диван. Руки тряслись, а дыхание было прерывистым. Перед глазами расползались красные круги. Господи!!! Что же это такое?! Что со мной происходит?! Я никак не могла понять своих чувств и эмоций. Никогда еще в своей жизни я не испытывала подобного. И сейчас не знала, как этим можно управлять или сдерживать. Думала только об одном: «Скорее бы он ушел!»
Не успела я прийти как следует в себя, как дверь отворилась и Дмитрий застыл на пороге. Как всегда, собран, бесстрастен и холоден. Только с его ладони стекали капельки крови. Но, похоже, он их не замечал, как и не замечал боли. Я замерла на диванчике, крепко стиснув ладони у себя на коленях, и не смея поднять на него глаза. Мне, почему-то, вспомнилась тайга. Словно рысь перед броском. Когда встречаешься с этим зверем в лесу, нельзя смотреть рыси в глаза, нельзя с ней заговаривать. Рысь сразу примет это, как факт агрессии, и, конечно, кинется.
- Завтра тебя сопроводит Андрей. Он ничего не знает о фальшивом камне. Будет думать, что он настоящий. Поэтому, заклинаю тебя, будь осторожнее. – Голос звучал ровно, безо всяких эмоций, почти механически, будто у робота.
Но его замечание об Андрее привело меня в чувство. С легким вызовом я вскинула голову, и упрямо проговорила:
- Не говори ерунды! Андрей – мой друг!
Дмитрий горько усмехнулся, и произнес каким-то другим, мягким голосом, словно маленькому ребенку:
- Послушай меня, девочка… Когда речь заходит о ТАКИХ деньгах, друзья очень быстро перестают быть друзьями. А тут, - он слегка усмехнулся, - тут еще замешано что-то личное. Так что, будь осторожнее. И пожалуйста, не старайся шутить. От твоего юмора у людей иногда крышу срывает. – Опять став серьезным, закончил своим обычным голосом. – Он заедет за тобой в десять. И… - Он сделал паузу, словно колеблясь, говорить или нет. Но потом, все же, произнес. – И ничего не бойся. Твое дело выждать, пока Скалолаз подпишет документы и отдать ему изумруд. И сразу уходи. Все…
И он четко, по-солдатски, развернулся и вышел. А я осталась сидеть, не смея пошевелиться, боясь, что он вернется, и одновременно, страстно желая этого.
Посидев так некоторое время с пустой головой, я поднялась. Захотелось выпить горячего чая. Но нужно было сходить за дровами, потому что, все, что я принесла до этого, уже закончилось. Выскочила в ночную промозглую темень, и кинулась за угол дома. Ночной ветер приятно холодил кожу, и я замерла на несколько мгновений, не в силах надышаться этим горьковато-сладким от прелых листьев воздухом. Затем, набрала полную охапку чуть влажноватых поленьев, и уже возвращаясь, заметила в кустах за забором машину Дмитрия. Значит, он, все-таки, не уехал! Мне стало как-то не по себе. Да что там! Паршиво стало на душе. И я, не ко времени, вспомнила, что забыла спросить у него, отдал ли он мою записку Алеше. И как он там вообще, без меня? Наверное, сходит с ума от беспокойства. Но попытки подойти к машине, чтобы спросить об этом, не сделала.
Подбрасывая дрова в печку, подумала, что завтра, когда все закончится, я поговорю с Алешкой серьезно. Объясню всю ситуацию, и почему я так поступила, тоже. И, может быть, тогда мы уже закончим эту долгую ситуацию, и придем к определенному и окончательному решению, касаемого наших, и без того затянувшихся, отношений.
Подобная мысль принесла мне некоторое облегчение. Я заварила чай, забралась с ногами на диван, обхватив горячую кружку двумя ладонями, и принялась вспоминать, так сказать, былые дни. Как мы ходили в походы, какие песни Алеша пел нам под гитару, какое было чудесное и высокое звездное небо над нами, и как мы тогда мечтали о своем будущем и были безмерно счастливы, потому что, вся жизнь у нас была впереди.
Нечего и говорить, что до самого утра я не сомкнула глаз. То сидела, застыв, как изваяние, глядя в пустоту, то принималась метаться по комнате. Несколько раз даже выскакивала на крыльцо, порываясь позвать Дмитрия в дом. По крайней мере, мы вполне бы могли с ним просто поговорить. Глядишь, и время бы прошло незаметно. Но потом вспоминала недавнюю сцену, и возвращалась обратно, так и не решившись спуститься с крыльца. В общем, могу сказать только одно: к утру, я уже была готова не только изумруд передавать Капустину, но и, обвязавшись гранатами кинуться под какой-нибудь танк. Но танков поблизости не случилось. А машина Дмитрия еще до рассвета, часов в шесть уехала. Это вызвало внутри у меня какое-то странное чувство пустоты и невосполнимой потери. Дожили, называется!!