Бабье лето. Очей очарованье, поэтов вдохновенье. Кто-нибудь еще пишет длинные письма о своих чувствах, о голубом прозрачном небе, о прощальной красе в багрец и золото одетых садов? Если в будничной суете вам не до написания писем, соблазнитесь райскими яблочками и почитайте классиков. Антон Павлович Чехов и его жена Ольга Леонардовна Книппер-Чехова за короткий период их отношений (1899-1904 гг.) написали друг другу почти тысячу писем. Предлагаю вашему вниманию несколько фрагментов из их сентябрьских писем разных лет. Проникнитесь и наслаждайтесь.
3 сентября 1899, Ялта. Милая актриса, отвечаю на все Ваши вопросы. Доехал я благополучно.{...} И проезжая мимо Бахчисарая, я думал о Вас, и вспоминал, как мы путешествовали. Милая, необыкновенная актриса, замечательная женщина, если бы Вы знали, как обрадовало меня Ваше письмо. Кланяюсь Вам низко, низко, так низко, что касаюсь лбом дна своего колодезя, в котором уже дорылись до 8 сажен. Я привык к Вам и теперь скучаю и никак не могу помириться с мыслью, что не увижу Вас до весны; я злюсь.{...} В Ялте чудесная погода, только ни к селу, ни к городу вот уже два дня идет дождь.{...} Зеленый гад в цветочном горшке, который Вы дали мне и который я довез благополучно, сидит теперь в саду и греется на солнышке.{...} Денег у меня нет. Гости приходят часто. В общем, скучно, и скука праздная, бессмысленная. Крепко жму и целую Вашу руку. Будьте здоровы, веселы, счастливы, работайте, прыгайте, увлекайтесь, пойте, и, если можно, не забывайте заштатного писателя, Вашего усердного поклонника А.Чехова.
15 сентября 1900, Ялта. Ты знаешь, милая? Сгорел тот самый театр, в котором ты играла в Ялте. А что еще у нас нового? А еще ничего.{...} Напиши мне интересное письмо. Побывай еще раз на Воробьевых горах и напиши. Ты у меня умница. Пиши только подлиннее, чтобы на конверте было две марки. Впрочем, тебе не до писанья; во-первых, дела много, и, во-вторых, уже отвыкать стала от меня. Ведь правда? Ты холодна адски, как, впрочем, и подобает быть актрисе. Не сердись, малюся, это я так, между прочим. Нет дождей, нет воды, растения погибают. Стало опять тепло. Сегодня пойду, вероятно, в город. Ты ничего не пишешь мне о своем здоровье. Как себя чувствуешь? Хорошо? Пополнела или похудела? Пиши обо всем. Целую тебя крепко, до обморока, до ошаления. Не забывай твоего Antoine.
3 сентября 1901, Ялта. Олька, милая, здравствуй! Вчера я не писал тебе, потому что, во-первых, было много гостей, и, во-вторых, некогда было, сидел и писал рассказ, когда уходили гости. Спасибо, тебе, моя радость, мать очень обрадовалась твоему письму; прочла и потом дала мне, чтобы я прочитал ей вслух, и долго хвалила тебя. То, что ты пишешь о своей ревности, быть может, и основательно, но ты такая умница, сердце у тебя такое хорошее, что все это, что ты пишешь о своей якобы ревности, как-то не вяжется с твоей личностью.{...} Немочка, пришли пьесу Немировича! Я привезу ее в целости. Прочту очень внимательно.{...} Целую и обнимаю мою старушку. Да хранит тебя бог. Ещё немножко — и мы увидимся. Пиши, пиши, дуся, пиши! Кроме тебя, я уже никого не буду любить, ни одной женщины. Будь здорова и весела! Твой муж Антон.
18 сентября 1902, Москва. Я ужасно утомлена, дусик дорогой мой, необыкновенный. Я только что вернулась из Любимовки. Осенняя природа, бледное солнце, сквозной лес. Все грустно, все сжимается, угасает... Переживала свой первый приезд в Любимовку, все свои ощущения, весь блаженный месяц. Самые чудные минуты были, когда я совершенно одна пошла в наш флигилек. Шаги как-то одиноко звучали. Вошла в спальню - все стоит, как было при мне. Отчего мне стало так ужасно больно, так защемило, так сжалось сердце? Как было все полно летом! Сочная зелень, запах сена, липового цвета, церковное пенье, колокольный звон... Как все было гармонично и как у меня на душе было тихо и полно! Повториться ли это?! На балконе все маркизы были спущены, висели грустно, уныло, только ветер их шевелил и возил металлические кольца по полу — единственный звук, нарушавший тишину. Я сбегала на плотик, посмотрела, нет ли Антона моего там, хотела позвать его чай пить, но он ушел... Постояла на плотике, посмотрела на темную, холодную стальную воду, на берега и думала о двух удивительных художниках, таких близких друг другу — Чехове и Левитане. И обожала их. Это были лучшие моменты этого дня. Всюду я видела тебя, моего нежного, мягкого, изящного поэта. Видела тебя за удочкой, и лежащего на балконе с газетой, и на лавочке в саду во время обедни, и в спальне на диване. Весь июль месяц пережила вновь. Ты не смейся над моей сентиментальностью. А если смешно, так смейся. Мне было очень хорошо.{...} Прости за бестолковое письмо. Вчера обедали у Ивана. Целую тебя, мою драгоценность, целую тепло и горячо, и сильно, и нежно, как хочешь. Не хандри, дусик. Мы еще дождемся жизни. Не сердись на меня, не разлюби меня. Твоя собака
20 сентября 1903, Ялта. Как это жестоко, дусик мой! Вчера весь вечер, потом ночью, потом сегодня весь день ждал твоей севастопольской телеграммы, и только сегодня вечером (в субботу) получил от Шапошникова: «Супруга ваша выехала благополучно...» и т. д. А я думал, что пароход затонул, что билета у тебя нет и проч. и проч. Нехорошо, супруга милая. В другой раз не обещай. {...} Твое отсутствие очень и очень заметно. Если бы я не был зол на тебя за телеграмму, то наговорил бы тебе много хорошего, я сказал бы тебе, как я люблю мою лошадку. Пиши мне подробности, относящиеся к театру. Я так далек ото всего, что начинаю падать духом. Мне кажется, что я как литератор уже отжил, и каждая фраза, какую я пишу, представляется мне никуда не годной и ни для чего не нужной. Это я к слову. {…} Целую тебя, женушка моя, голубчик. Если мои письма скверные, пессимистические, то не огорчайся, родная, это все пустяки. Твой А.
24 сентября 1903, Москва. {…} Голубчик, золотой мой, не сердись за телеграмму. {…} Прости, умоляю. Но я была такая растерянная, мне так хотелось послать тебе письмецо, а не телеграмму. Не сердись, голубчик, не пиши пессимистических писем. Ты как литератор нужен, страшно нужен, нужен, чтобы отдыхать, чтоб люди помнили, что есть на свете поэзия, красота настоящая, чувства изящные, что есть души любящие, человечные, что жизнь велика и красива. А лиризм твой? Каждая твоя фраза нужна, и впереди ты еще больше нужен. Ох, если бы у меня был дар слова, - сколько бы я тебе наговорила!! Выгони из себя ненужные мысли. Пожалей людей и почувствуй, что ты им нужен. Не отдаляйся, а давай все, что ты можешь дать из своей богатой души. Пиши и люби каждое свое слово, каждую мысль, каждую душу, которую вынянчишь, и знай, что все это необходимо для людей. Такого писателя, как ты, нет и нет, и потому не замыкайся, не уходи в себя. {…} Целую тебя, целую руки твои и молю бога, чтобы ты чувствовал себя хорошо. Получаешь ли мои письма? Твоя Оля.
Из книги «Переписка А.П. Чехова», Москва, «Художественная литература», 1984