Телефонный звонок раздался неожиданно. Наташа в это время разговаривала со своей соседкой, женой Пал Палыча, они сидели в кухне и жарили на плите блины. Егорова вышла в коридор и сняла трубку с аппарата, звонил Жигулин с ночного дежурства, на которое только что заступил.
- Наташа, - он на несколько секунд умолк, - Соня потеряла ребёнка...
- Я знаю, - ответила девушка, - я звонила в больницу и мне там сказали... А теперь признайся, что у вас там получилось? Ты её избил или в постели перестарались?
В ответ молчание.
- Мне, конечно, на это наплевать, но всё-равно не могу быть равнодушной, если речь касается ребёнка.
- Наташа, я виноват... мы очень перед тобой виноваты!.. Прости.
Он отключился от связи. Егорова сжала губы от досады, что пришлось снова услышать этот ненавистный голос, покрутила трубку в руке и ушла в кухню. Только она хотела что-то спросить у своей молодой соседки, как телефон зазвонил вновь.
- Вот, - она всплеснула руками, - опять что-то недосказал или не так выразился...
Она со злостью кинула полотенце на стол и подошла к телефону, чтобы отругать прилипчивого Андрея, но подняв трубку, услышала характерный треск и поняла, что к ней дозваниваются из Приморска:
- Алло, мама?.. Кто это? Говорите громче, не слышно!..
Треск прекратился и в трубке раздался знакомый голос майора Терещенко:
- Наташа, как ты?
Она замерла, казалось, что куда-то вниз опустилось даже дыхание. Егорова не могла сказать ни слова, она молчала и бледнела, зажимая до боли трубку в руке.
- Наташа, ты можешь мне ничего не говорить, я понимаю, что очень тяжело... Я звоню, чтобы хоть голос твой услышать, и понять, что всё хорошо! - Терещенко явно волновался, он говорил поспешно и голос его немного дрожал.
Наташа продолжала молчать, она будто онемела.
- Наташа, с тобой всё в порядке? Хоть одно слово скажи!..
- Да, всё хорошо, - тихо проговорила она и положила трубку на аппарат.
Галочка выглянула в коридор и увидела, как Егорова опустилась по стене на пол и села на корточки возле тумбы с телефоном. Она тут же подскочила к ней и обняла за плечи:
- Что с тобой? - с волнением спросила она.
Наташа в ответ закрыла лицо руками и зарыдала.
Звонки потом повторялись несколько раз за этот вечер. Она слышала по длине гудка, что это межгород, но трубку больше не взяла.
Утром ей позвонили прямо на работу, тут уж не отвертишься, потому что за аппарат взялся заспанный с испитым лицом Скорик:
- Тебя, - коротко бросил он и подвинул к ней телефон, протягивая трубку.
- Я слушаю, - голос её сорвался.
- Наташа, ты там жива? - это был Султанов и Наташа вздохнула с облегчением.
- Да, всё в порядке, - бодро ответила она и постаралась улыбнуться.
- А то вчера до тебя дозвониться вечером не могли... Ответь пожалуйста, ты просто с Сашей не хочешь разговаривать, или у тебя что-то случилось? Мы тут волнуемся, а ты трубки кидаешь... Что не так? - Султанов нервничал это было заметно по его напряжённой интонации и недовольному голосу.
- Всё хорошо, я жива и потихоньку выздоравливаю... Звоните лучше вы с мамой, ладно? Я не могу с ним говорить, боюсь...
- Что-что?! - не понял Евгений Петрович.
- Боюсь, говорю!.. Меня прямо всю трясёт, как только слышу его голос. Пожалуйста, ничего не спрашивайте, ладно? А с мамой всё в порядке? Как Мишка? Я тоже волнуюсь и скучаю, а домой ехать пока не могу, тоже боюсь, - она всхлипнула и посмотрела на Скорика, но он, похоже, её не слышал.
- Это последствия твоей болезни сказываются, - Султанов говорил уже спокойнее. - Ничего, мы не будем часто тебе докучать, просто сильно скучаем и переживаем за тебя... Как надумаешь ехать домой, звони! Брошу все дала и приеду за тобой. Ясно?.. Поняла, спрашиваю?
- Да, спасибо!.. Про маму вы не сказали?
- Не могу сказать, что совсем здорова, но держится молодцом. Передаёт тебе привет и, бабушка тоже!.. Все тебя здесь ждут! Поправляйся скорее и приезжай, ладно? Звони, если что будет не так... Я позвоню тебе завтра домой после девяти часов. Возьми пожалуйста трубку - это буду я! Поняла?
- Да, буду ждать звонка! - Наташа шмыгала носом и снова взглянула на Скорика.
Когда она уже села за стол, то подумала про себя: "Как я теперь понимаю наших приморских сплетников!.. Они всегда интересуются личными делами своих друзей, знакомых и сослуживцев. Это потому что - они не равнодушные люди, и только!" А здесь в столице равнодушие к чужим проблемам и делам превратили в культ. Может быть это было и правильно с одной стороны, но Егорова не привыкла к такому образу мысли, она с детства жила в атмосфере взаимного интереса и уважения. Ей было понятно и хорошо известно чувство взаимопомощи и бескорыстной дружбы, которое тут в её новом окружении потихоньку выветривалось. Чужой город, чужие нравы... Нет, не привыкнет она здесь в этой бешеной сутолке, среди интеллигентского чванства и городской брезгливости по отношению к приезжим. Она тяжело вздохнула и села разбирать бумаги, которые ещё вчера нужно было передать начальнику РУВД из их отдела вместе со сводками, как он и просил, но Скорик не очень-то шевелился, и вот теперь ботал по телефону с кем-то из домашних, а всё спихнул на них с Антоном, который снова бегал неизвестно где.
- Странная у вас тут постановка работы, - вслух и громко произнесла Наташа, но начальник даже не обернулся.
Она посмотрела на календарь, было уже 13 марта, завтра пятница и она планировала снова зайти в детский сад во второй половине дня и ещё раз поговорить с заведующей, так как решила попробовать новую схему вопросов, как учили её дома в родном УВД. Ведь с понедельника заведующая, как ей и подсказала Наташа, уходила в отпуск, значит оставался только один день для встречи с ней. Садик был пятидневный, в отличие от того, в котором работала её тётя Тоня. Ах да, ей ведь тоже нужно было позвонить, поинтересоваться о делах. Наташа посмотрела на часы и поскорее приступила к разбору рабочих бумаг.
Весна захватывала всё новые территории, раскрашивала пространства мокрыми акварельками, добавляя к зимним краскам небесной новизны. Все выходные, начиная со второй половины субботы, когда Наташа ушла пораньше со службы, она вместе с соседкой Галочкой путешествовала по Подмосковью. Это было очень хорошо, для её израненной души. Надо было поглубже окунуться в этот весенний мир и забыться! После этого в ночь на понедельник она сделает в дневнике следующие записи: " ...Я сейчас нахожусь в какой-то психологической ловушке, хотя и не зависима от своей прежней болезни. Сегодня мы ездили с Галкой в Загорск, были в Троице-Сергиевой лавре, но на службу в главный храм не попали, поздно приехали... Когда мы находились на территории монастыря, у меня сложилось такое ощущение, что это рай на земле! До боли в сердце и до слёз в глазах пришло на душу мою такое умиление... Нам повезло, мы смогли побеседовать с очень интересным человеком, монахом Сергием, что символично для этого места. Он сам подошёл к нам, будто провидец. Сказал, что видит в моих глазах скорбь и отвёл в сторонку для беседы. Я рассказала о своём сегодняшнем состоянии и о позорном поступке, когда хотела прыгнуть с моста и покончить с собой. Он, понятно, это не одобрил, но и сильно не напирал в морали. Он просто побеседовал и всё встало на свои места. Сказал, что в жизни есть две дороги - лёгкая и... твоя! Если ты видишь рядом с собой лёгкий путь, то встав на него, поймёшь, что он превращается в твою собственную дорогу, по которой можешь пройти только ты, и никто другой её не преодолеет. Он прав, этот мудрый человек, так и есть... Галочка рассказала о себе и о муже, что вышла замуж по просьбе родителей за старого и облысевшего мужчину, но теперь счастлива с ним, потому что они друзья и уважают друг друга, доверяют друг другу и она не представляет себе уже без него своего существования. Батюшка при этом улыбался и очень искренне за неё порадовался. Я сказала, в ответ на его вопрос о замужестве, что приняла решение быть одной и не выходить замуж, а он покачал головой и произнёс: "Такие решения принимает только Господь Бог, а мы не вправе собой так распоряжаться. Бог сказал, что человеку плохо быть одному и создал для него женщину-помощника, вот и ты будешь чья-то помощница по жизни. Бог тебя кому-нибудь подарит и счастья даст! А ты верь, что так и будет!" Он долго ещё с нами беседовал, будто бальзам на душу разлил. Мы ехали из Загорска помолодевшие душой до детского возраста... Я так подробно об этом пишу, что чувствую за собой какую-то вину и внутреннюю неуверенность, что поступаю сейчас таким образом, будто бы пытаюсь оттолкнуться от своего прошлого. Неужели я и правда, хочу всё с прошлым разорвать, потому что больно?!" Запись от 16 марта 1980 года.
А 17 в понедельник, точнее в ночь на 18 марта, Наташу снова приземлят, её профессия не даст её чувствам чересчур разгуляться.
Понедельник выдался хмурым в Приморске, весь день шёл дождь. Море штормило и вздымалось на волнорезах, вдоль набережных стояли мокрые парапеты, облитые шальной волной. Центральный парк был притихшим, как мокрый воробушек. Воздух был пропитан тяжёлой влагой, поднимающейся серым туманом над низинами и впадинами.
Надежда стояла с утра у стола, застеленного толстым одеялом вместо гладильной доски, и гладила тяжёлым утюгом постиранное вечера бельё. Она взяла сегодня отгул, ей разрешили брать два дня подряд. Надя не управлялась с домашними делами и одного дня отдыха, ей теперь не хватало. Она напевала песенку себе под нос и смотрела в окно на весенний дождик. Время шло к обеду, в дверь позвонили. Женщина открыла и в коридор вместе с Игорем вошёл их начальник Султанов.
- Промокли, пока до вашего подъезда добежали, - весело сообщил он, вешая свой плащ в коридоре на вешалку.
- Вот и во время, проходите! - Надежда бросила своё занятие и засуетилась в кухне. - Сейчас как раз к обеду подошли... Саша, - крикнул она брату в комнату, - к тебе пришли, Евгений Петрович!
Игорь быстренько разделся и побежал помогать Терещенко встать с кровати. Когда он вошёл к нему, тот лежал лицом вниз на постели и на окрик сестры, чуть шевельнул головой, потом повернулся в сторону к Игорю и стал потихоньку подниматься. Они вместе вошли в кухню, когда Султанов с Надей уже сидели за столом и размешивали в супе сметану.
- Саш, ты чего-то сегодня совсем бледный, - заметил Султанов, разглядывая Терещенко. - Сильно болит?
Александр потёр поясницу и молча сел на стул с высокой спинкой.
- Не ест ничего, - кивнула Надежда. - Хоть силком заставляй!.. Игорёк, тебе чего положить, сразу второе? - она поднялась, усадила за стол своего молодого мужчину и подошла к плите. Надя быстренько поставила на стол перед ним и братом тарелки с супом и вторым, а потом разлила компот по чашкам.
Александр сел к столу боком и даже ложку не взял:
- Что я виноват, если нет аппетита? - он отодвинул от себя тарелки подальше, но чашку с компотом оставил.
- Ясно, от домашнего сидения весь мир затопило серыми красками и будни засосали, - произнёс Евгений Петрович, глядя на майора. - Я, как раз про это и пришёл с тобой потолковать. И не Игорь тому виной, что на работу тебя не выписывают и я не принимаю... Ты на себя посмотри! Какая тебе сейчас работа? И кто мне позволит тебя до неё допустить?
- Вот-вот, а то всё я виноват, - Игорь даже покраснел при этом, - думает, что это я чего-то там про него рассказываю такое, из-за этого мол с выпиской тянут.. Ничего не говорю, что происходит дома, никогда!
- Верно, Саша, Игорь тут ни при чём... В отделе кадров тут обсуждали твой вопрос, - начал Евгений Петрович.
- А, что обсуждать? - Терещенко обиженно взглянул на полковника. - Славка уже давно работает, и к допуску не было никаких претензий...
- Ты себя и Славку не равняй, - Султанов повысил голос, - а то со Славкой он себя сравнивает!.. Тот поднялся на ноги быстро и травмы у него разве такие были? Короче, сидишь на больничном до конца месяца, ещё две недели, а потом... выходишь в порт на таможню в качестве проверяющего. Понятно излагаю?
- Как это? - спросил за него изумлённый Игорь.
- Временно, пока организм адаптируется к нагрузкам. Ведь всё-равно полный день ты в кабинете не усидишь, с таким-то позвоночником. Меня врач твой специально на днях консультировал. Сказал, что пока можешь выходить не больше чем на два-три часа. И лучше, если работать будешь стоя. Ну, где-то присядешь, где-то постоишь, но не больше чем два часа, понял? Мы Игоря с тобой будем посылать на эти часы. Вместе там будете, на всякий случай станет тебя страховать. А потом уже в УВД вернётся, как тебя домой спровадит, и свой день основной доработает... И тебе не скучно! Всё среди людей. А в порту там в терминале воздуха много, потолки высокие, нагрузки сейчас небольшие, навигация только началась, судов подходит немного. Ну как, по рукам?!
- Мне всё-равно, - пожал плечами Александр. - Лишь бы выйти на работу побыстрее. А то чувствую себя, как лишний огурец в банке, - и он посмотрел на Надежду. - Сестра с нами тут уже никакого отдыха не знает...
- Это верно, - подтвердила она с улыбкой, - с двумя мужиками ничего не успеваю, вот и сегодня отгул взяла, чтоб хоть немного квартиру в порядок привести... Только, Сашок, ты на это не напирай. Мне всё в радость! Лишь бы вам было хорошо, лишь бы твои болячки скорее зажили, а там и разберёмся потихоньку. Ой! - и она с той же детской улыбкой махнула рукой.
Султанов огляделся: Игорь уткнулся носом в тарелку, ему сейчас было жутко стыдно, что Надежда так из-за них дома напрягается, Александр отпив два глотка из чашки, сидел угрюмо за столом, откинувшись на спинку стула и немного морщился от боли. Так или иначе, но это была настоящая семья, уже спаянная и скреплённая внутри добрыми и дружескими отношениями, а оттого на душе и в доме казалось удивительно светло и радостно, несмотря на состояние майора, которое он старался скрыть, но ему это плохо удавалось. Потом в нотку его настроения было внесено ещё что-то неуловимое, что не касалось работы и дома, но явно просматривалось в его глубоких и выразительных глазах. Что-то лежало на душе тяжёлым камнем и не давало свободно дышать, но выставлять напоказ свои чувства Терещенко не привык. Одна Надя догадывалась о причинах такого его настроения. Сейчас она смотрела на брата и полные нетронутые тарелки на столе возле него, и обеспокоенно качала головой.
А в подмосковном детском саду №29 в этот понедельник готовились вечером отметить день рождения Раисы Ивановны Сурковой. В связи с этим специально попросили родителей забрать пораньше своих детей, поставили столы на втором этаже в актовом зале, сдвинув их буквой "П" по периметру вдоль стены и окон. Принесли туда магнитофон из музыкального класса и к восьми вечера стали собираться на торжественный ужин. Хозяйка торжества была неотразима, она распустилась как утренняя роза. Невысокого роста блондинка с пепельными волосами в этот раз отступила от своих вечных правил одеваться скромно и в этот раз цвела всеми красками. Кроткое, изящное платье, которое привёз ей муж из своей заграничной командировки, было пёстрым, но очень стильным, высокие туфли на каблуках подчёркивали стройные ноги и фигуру, и сама она вся сияла и была весела весь вечер. Заведующая Леонтьева специально сегодня пришла в сад, хоть уже считалась в отпуске. Она решила из-за этого торжественного события отложить на день свой отъезд к мужу в Харьков, где он поправлялся после ожога и её с нетерпением ждал вместе с сыном. Всё в этот вечер было хорошо и шло, как надо. Гости, то есть работники сада - воспитатели, нянечки и служащие вместе с их развеселившейся сегодня заведующей, гудели до полуночи, а потом понемногу стали расходиться по домам. Виновница торжества уходить пока не собиралась.
- Я останусь пока и уберусь тут, мне сторожиха наша поможет, - отвечала она на вопросы гостей. - А то придём завтра утром на работу, а тут бедлам и дети на зарядку не встанут во время. В зале надо столы убрать, хоть по стенке их сдвинуть, - она весело хлопотала вокруг расходившихся своих товарищей и коллег, убирала в холодильник остатки ужина на завтра, целовалась на дорожку с уходившими домой, а сама поглядывала в окно на свой балкон. Окна её квартиры, выходили как раз на это учреждение. Блочная четырёхэтажка смотрела на детский сад прямо и упиралась своей задней стеной в детскую площадку и сетчатый забор.
- Да, Раечка, тебе тут до дома два шага всего, можешь пока и остаться, - разрешила заведующая, а сама вместе с остальными работниками спустилась вниз по широким ступеням с верхнего этажа к выходу.
Высокие, тяжёлые, дубовые двери со скрипом закрылись, последний раз лязгнули своей тугой пружиной и в саду установилась гнетущая тишина, лишь на втором этаже горели окна в актовом зале, Раиса Ивановна продолжала там прибираться.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
