- Не знаю, каким родом мы очутились в Иерусалиме, должно быть, прошли через порточку (прим. "врата"), в которую ранее проходили души, и вот идем мы по широкой улице шириною в тридцать саженей, которая вся золотая. По сторонам стоят большие дома: золотые, серебряные и хрустальные крыши куполами, все различной красивой архитектуры; стоят они кварталами, как в наших городах, подобный план построек.
Сегодня мы читаем финал истории, которая собственноручно записана была отцом Вивианом. Это откровение многих заинтересовало, поэтому вот ссылки на начало, в нескольких статьях (так как объем большой):
Вернемся к записям отца Вивиана:
- Мы шли по улице по юго-восточному направлению, товарищей моих развели по разным домам, я остался один со своим Ангелом; подошли к одному серебряному высокому дому, перед которым есть палисадничек. Ангел и говорит мне: «Володя, это для тебя дом!» И мы вошли через ворота внутрь дома, все там осмотрели, но вспомнить не могу, сколько там комнат, и какие, и что там есть. Вышли оттуда прямо в сад, примыкающий к дому с задней стороны. Сад имел деревья различной величины, но небольшого роста с полторы сажени в высоту; на некоторых висят обыкновенные яблоки, издающие ароматы, по виду светлые, на иных деревьях какие-то другие плоды.
Между деревьями стоят дома различной величины и различного цвета: светлые, белые, серебряные, и от них какое-то происходит сияние. Всех домов более ста, и в окружности всё представляет небольшой городок.
Я удивлялся всему виденному и говорю Ангелу: «Ведь это мне много?» А Ангел ответил: «Володя, тут будут участниками весь род человеческий, который свои части потеряли по грехам, но праведникам многим достанутся города». По саду не очень долго ходили, в домики не заходили, я любовался всем виденным, теперь сожалею, что яблочков не покушал. Антел вывел меня из моего сада на какую-то улицу, от мостовой происходило сияние от золота; затем поворотили путь на восток, прошли скоро до рощи, имеющей чудные деревья, которые росли рядами по направлению к востоку. Деревья по виду толщиною две четверти в обхват, высота шестисаженная, листья белые как снег, по виду и величине подобно тополевым. И вот что меня крайне удивило: в роще тишина мертвая, ни малейшего ветерка, а листочки с веточками колеблются, и от шелеста листьев происходит звук, подобный музыке, но как сравнить с нашей музыкой?
Игра там далеко превосходит наше понятие. Слух мой ушел весь в эти дивные сладостные переливы, что-то сердце мое чувствовало радостное в игре, но ум не понимал смысла играемого.
Ангел повел из рощи в улицу и, показывая роскошные дома, говорит: «Тут живут
мученики». Дома их с палисадниками, И под окнами садики. Подойти к ним близко нельзя, потому что обнесены золотым частоколом и порточка заперта изнутри. Домов очень много, и, по словам Ангела, в каждом живут по нескольку человек.
Рядом с домами мучеников живут подвижники. Дома их почти одинаковы по виду. Смотрю: у одного дома стоит какой-то человек с Ангелом; стал стучаться в дверь, которая на стук отворилась, кто-то вышел и спрашивает:
— Что вам надобно?
— Позвольте нам войти внутрь и посмотреть тут живущих и послушать их пение.
Мы с Ангелом остановились, ожидая, чем окончится у них разговор. В это время было слышно сладостное пение из дома, перед которым стояли. Отворивший двери сказал: Здесь живут подвижники, которые весь век свой подвизались.
Дверь затворилась, Ангел того человека и говорит: «Пойдем-ка подвизаться, а то мы с тобою еще не потрудились».
Мы пошли дальше, зашли в Гефсиманский сад, где встретили множество Ангелов неизреченной красоты; там летают какие-то головки с крылышками и пели что-то вроде стихир, в промежутках прибавляли «Аллилуйя», и долго пели, от их пения так и тает сердце, трудно выразить все чувства, какие наполняли мою душу. Затем пошли дальше по улице. Вышедши из сада, дошли до квартала, где живут праведники, они занимают множество домов. Громадные строения были раскрашены различными красками, из окон смотрели мужчины и женщины в белых порфирах, у женщин на главах — белые покрывала, — что за красота лица их! Белые, радостные, так и хочется все смотреть на них. Слышу, они говорят:
«Это идет Володя!» — а мне подумалось пение церковное. Меня ждут праведники: оно так и выходит, что из окон они смотрят и ждут спасающихся.
Идя далее к востоку, я видел какую-то реку, протекавшую по Иерусалиму, на дне коей были видны камушки с крестиками. Дошли мы, наконец, до площадки, на которой встретили святителя Христова Николая: видим, как ранее его видели.
Я вдруг его и спрашиваю:
— И ведь у вас здесь очень хорошо?
— Да, Володя, очень хорошо. Я здесь живу давно, и здесь время тысяча лет как один день.
На площади стоит громадное золотое здание, по виду и конца не имеющее. Мы вошли внутрь, и перед нами открылась накрытая трапеза. Я обратился к святому Николаю с вопросом:
— Для кого же эта трапеза?
А он и говорит:
— Вот когда кончится Суд, то здесь будет обед для праведников.
Множество стояло золотых столов рядами так, что между ними есть и проходы; на столах лежит шестигранный хлеб ломтиками толщиной с магазинный сухарь; перед каждым местом, где должен сидеть человек, положены ягоды цветом как клубника, но гроздями как виноград; по столам расставлены сосуды, подобные нашим графинам, с налитою жидкостью беловатого цвета. В трапезе хлопочут люди, как будто бы набирают на столы, но хорошенько в них не всмотрелся. От потолка трапезы происходит свет — разными цветами, на стенах отражается свет так красиво, что, смотря на оный, становишься как исступленный.
Святой Николай остался в трапезе, а мы вышли и направились к востоку по улице, минуя множество домов. Я спрашиваю своего спутника: «Вот сколько пустых домов прошли, для кого же они стоят?» Ангел ответил: «Господь ждет людей, но люди не каются, затем и дома стоят порожние, некого помещать. Давно бы был и Страшный Суд, но потому и откладывается, что много есть свободных мест».
Вдруг видим: с неимоверной скоростью с восточной стороны идет к нам по воздуху машина подобно нашей машине-паровозу, с прицепленными маленькими двенадцатью вагончиками, в спицах колес пышет огонь; от поезда так и блистает свет от золота, в окнах вагонов видны пассажиры с веселыми лицами. Поезд над нами промчался и скрылся из глаз в городе.
Издалека мы увидели на углу одного дома кудрявое дерево, под которым стоит небольшой столик, накрытый зеленою скатертью; возле стола сидят двое и что-то рассуждают, один облокотился рукою на стол. Ангел говорит мне: «Видишь, сидят двое?» — «Вижу», — сказал я. «Это сидят святые Илия и Енох». Стали подходить к ним, и я слышу, они говорят: «Вот Володя идет». Я им низко поклонился, они встали со своих стульев и мне поклонились. Видом они мужественны, роста высокого, бороды длинные, по пояс. Мы, оставив их, пошли далее по улице; я очень был рад их увидеть, ведь люди-то они великие.
По улицам Иерусалима на углах стоят вооруженные юноши в длинных одеждах, по виду как воины, красивые, при поясах висят вроде мечей, — мы проходили близ них на расстоянии одной сажени. Встретились на улице с толпою людей, рассуждавших между собою, что нельзя за два или три года повысить, надобно потрудиться у вас и на земле, за малое время в чины не производят. Миновав их, мы наконец достигли дома длиною в пять сажень, высота симметрична строению; по виду он синеватый, но прозрачный, вроде стекла. Вошли внутрь, в комнатах я заметил висящие три люстры, а для чего они висят — не знаю, так как в Иерусалиме ночей не бывает, а постоянно день.
Вышли мы на балкончик, который обнесен решеткою точеною, синего цвета, балкончик длиной в две сажени и шириной в два аршина. С балкона увидел я три озерка — в окружности лишь три сажени; примыкают они к самому дому. В одном озерке плавают четыре птицы вроде уток величиной, — но уж что за птицы красотой! Очень хорошо разукрашены перья! Я долго за ними следил, как они плавают. Перед балконом протекает большая река, вода в ней настолько прозрачна, что видно все дно, на котором лежат маленькие камушки, все разноцветные по виду, и от них вид реки представляет чудную картину. От дома до реки лишь четыре, не более, ступеньки.
Берега реки золотые, с клетчатыми узорами, над водой возвышаются на три четверти аршина. Река шириною в пятнадцать саженей по виду. На той стороне реки раскинуты сады на громадных пространствах, деревья — небольшие, разнородные, есть кудрявые, золотистые, зеленые и белые. Все сие поражает взор.
Река пробегает по всему граду Иерусалиму, начала и конца ее не видать; струями своими она омывала ступеньки сего дома, где мы стояли. Я спросил: «Ангеле святый, почему это в озерках вода тихая, а в реке она струится?» Ангел ответил: "Володя, это река Иордан, она постоянно струится, дом же этот, в котором находимся, для тебя уготован".
С балкона я любовался соседними домами, они все различной архитектуры и цвета. Взирая на весь Горний Иерусалим, поражался я его видом и восхищался светом, происходившим от неба, которое было очень низко и как будто бы колебалось над городом, вроде того как веером на себя воздух овеют для прохлады. Цвет небес — ни дать ни взять как наша радуга. Взирая на всю дивную красоту, я ощущал дивную нежную прохладу, подобно сравнить с нашей, которая бывает утром при восходе солнца, но несравненно превосходит приятностью. Воздух тихий, ароматический, благоухание происходит от садов, коими наполнен весь град, так и хочется подышать всею грудью. Боже мой, какие чувства и сладости сердца я ощущал тогда!
Еще что замечательно в Иерусалиме — то, что там двойные улицы: обычные и наверху между домами, как будто соединены полтарейки (прим. "узкая галерея" между собою. Умом своим размышляя и стоя на балконе, я непостижимым образом уразумел, что на Страшном Суде в это время подвели нашего монаха отца Т. До слуха моего дошло кое-что, но не так ясно, и уже нечто забыл, как будто бы отец Т. был чем-то неисправен, чего-то не хватало. Хорошо отпечаталось в памяти, что Господь сказал: «Иди к Володе», а отец Т. отвечает: «Где же я его найду?» А Господь вновь говорит: «Иди, найдешь».
Я задумался после сего и вдруг смотрю: перед балконом стоит отец Т., в обычной чистой монашеской одежде и в наметке, но без мантии, лице его приятное и веселое. Увидав меня, он всплеснул руками от радости, а я ему и говорю: «Не бойся! Иди сюда, мы будем жить вместе. Это дом мой».
Отец Т. вошел к нам на балкон, я ему опять говорю, что мы будем жить вместе. Да это что! Ведь у меня есть и еще дома, да какие! Чисто город, и там будем занимать с тобою вместе. Я ему стал рукою показывать вдалеке стоящие мои дома, он же как там не бывал, то не знает которые, а я ему все показываю: да вон-вон они!.. И проснулся.
Радостно встал с постели, стал размышлять, что это значит. Что я видел, где это я был? Будто в Горнем Иерусалиме. Пробудился за полчаса до утрени, которая была около 7 часов утра, все видение происходило около четырех часов.
Когда я первый раз видел сей сон, то отца Т. тогда не видел, и другое, хотя все и видел, но перезабыл. Не помню, где мне говорили там и кто — Господь или Ангел, что вот, Володя, ты проживешь в обители лет пятнадцать или двадцать и опять будешь здесь. Я не знаю, что тогда: совершенно помру или опять будет мне откровение.
Все вышеизложенное написано 1 марта 1902 года со слов отца Вивиана и им
собственноручно подписано. Далее в рукописи стоит подпись.
Чтобы сподобиться видения Горнего Иерусалима, нужны особые качества — крайняя простота и полное доверие Богу. И такие качества были у о. Вивиана. Насельник Пантелеимонова монастыря о. Флегонт (Лебедев) так характеризовал его: «Был в словах весьма прост; мудрствований внешних и внутренних мира сего в нем не обретается, поистине младенец».
Слава Богу за всё!