ШирОко трепещет туманная нива,
Вороны спускаются с гор.
И два тракториста, напившихся пива,
Идут отдыхать на бугор.
Один Жан-Поль Сартра лелеет в кармане,
И этим сознанием горд;
Другой же играет порой на баяне
Сантану и «Weather Report».
Борис Гребенщиков «Два тракториста» из альбома «Треугольник»
В 17 лет Венедикт Ерофеев написал свою первую литературную работу в форме дневника «Записки психопата». Этот значимый факт даёт ключ к его странной жизни и странному творчеству, о которых наперебой лгут кому не лень, упуская за сальной темой водки и неприкаянности антисоциальных элементов главное – психически грязную рвотную ментальность и развращённость того класса, который почему-то называли советской диссидентской интеллигенцией.
Сейчас «Венечку» Ерофеева «канонизировали» ставя в один ряд с Есениным и Высоцким и называя «выдающимся русским писателем» именно под соусом его антисоветской деструктивной образцовости.
Я включил фильм об этом человеке и его романе в свою «школьную серию» для того, чтобы это стало эталонным «тренажером» для критического мышления взрослеющих и выбирающих СЕБЯ людей среди ложных кумиров и умников от радио «Свобода».
Любая скабрезная шутка про выпивку в компании «бывалых» ВСЕГДА вызывает идиотский смех. Это одна из загадок русской души. В этом смысле Венедикт Ерофеев такой же «классик» советской литературы, как Александр Лаэртский классик советской поэзии. Действительно всё это смешно. Особенно для тех, кто «в теме». Для таких классиков уместнее экспертный юмор врачей психиатров и наркологов, которые время от времени находят забавными их экзотические отклонения от нормы поведения здорового человека.
Собственно, разбирать литературные достоинства этого «шедевра» мы не станем. Надо сказать только две вещи. Замысел «поэмы» в прозе (прямо как «Мёртвые души»!) «Москва – Петушки» заимствован из путевых заметок Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие». И по жанру, коронованный «неповторимым юмором, простотой и лаконизмом» текст Ерофеева – это какофония пьяного бреда конченого алкоголика с навязчивыми лексическими формами без всякого вменяемого смысла и гиперссылками на что угодно, «угадываемое», однако, в узких интеллигентских кругах типа Славы Лёна и Владимира Муравьёва.
«Культовый» рассказ тщеславного забулдыги О СЕБЕ нереально наблюдательном, пропахший вокзальными туалетами, подмосковными электричками и рабочими подсобками, возносится до небес как «правда о русской жизни» по определённой причине. Такие «люмпен-глашатаи» и их подражатели (Пелевин) довольно даровито под водочный угар и хохот ДОБИВАЮТСЯ ДЕГРАДАЦИИ СВОЕГО ОКРУЖЕНИЯ, подобно тому, как алкаши спаивают всех, кого только могут, включая детей и подруг.
И главное, ЭТОТ АРХЕТИПИЧЕСКИЙ ВЕКТОР ПОВЕДЕНИЯ, который я бы назвал «ХЛЕБАЛЬНИК», очень широко, но почти незримо, представлен в нашей культуре и обладает примерно таким же эффектом одурачивания и развращения, как телевизор. Популярность этой литературной дряни Ерофеева и объясняется её «демократизмом» и помоечным эклектизмом. «Родная» матерная вонь ощутима массами как маркер подлинности. Пугающая тупиковость и «абсурдность» жизни, в которой НЕ ХОЧЕТСЯ ТРУДИТЬСЯ, легче всего «поправляется» водкой. Это, увы, тоже понятно большинству нашего народонаселения. А уж в 90-е этот палёный барбитуратный «коктейль» просто обязан был «выстрелить».
О таком до боли знакомом типаже как ХЛЕБАЛЬНИК (или просто буква Х, к которой хочется добавить ещё четыре) всё же надо сказать несколько важных вещей. Замечательный своей правдивостью фильм Павликовского довершит картину.
Х-Хлебатели умеют и хотят «употребить» удовольствия наличной жизни так, чтобы и другим захотелось. Они демонстрируют и озвучивают насыщенные нервной энергией животные состояния, в которых не надо думать, а можно только ощущать «данность» происходящего с проблесками экзальтированного сознания подобного ярмарочной карусели.
Хлебатель не употребляет один. Индивидуализм – это «хлебальное зло». Он – эпицентр обезличивания и продавец веселья «по-нашему». С ним легко, потому что он любит свободу от правил и не признаёт личных границ. Для того, чтобы взломать и обесценить чьё-либо личное пространство, он владеет большим словарным запасом и эмоциональным напором. Попросту говоря, Х – это ХАМ, БРЕХЛО и подонок, хотя изображать из себя может кого угодно.
В упрощённом до предела мире Хлебальников легко ПРОСТО БЫТЬ (и просто пить), не задумываясь ни о смыслах, ни о способах, ни о последствиях. Они демонстрируют СВОБОДУ ДНА и пропагандируют животную культуру ПРОСТОГО НАЛИЧИЯ хавла и конвульсирующего веселья, а точнее культуру инсектария. Именно ОТКАЗ от НОРМЫ и от НАПРЯЖЕНИЯ создаёт для Х его аудиторию тунеядцев, воров, попрошаек или РЕФЛЕКСИРУЮЩИХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ в озлобленности на мейнстрим. Изолировать себя от жизни в коллективе себе подобных – это их логический выход в суб-реальность групповой физиологии.
Хлебальник – это вульгарный «частушечный» карикатурист жизни, псевдопраздничный «тамада», симулирующий беспричинную весёлость потребления, растрачивания того, что есть здесь и сейчас. Колонии ленивых, необучаемых паразитов, как правило, занимают нишу неквалифицированных рабочих с Х-бригадиром во главе, рыночных торгашек, цыганских таборов и привокзальных бомжей, вовлекающих всё больше желающих «немедленно выпить» в свою параллельную реальность свободы от норм, границ и обязательств.
Х хорошо ощущает пространство и эмоционально откликается, становясь центром внимания окружающих, в местах скопления народа – электричках, плацкартных поездах, вокзалах, рынках, банях, стадионах, казармах, тюрьмах. Тех, кто не идёт с ним на контакт, Хлебальник травит и изгоняет из СВОЕГО коллектива, служащего ему энергетической пищей.
Х – это, как правило, социальный ноль, исключивший функцию развития и концепцию статусной личности из своей картины мира, удачно или не очень паразитирующий на окружающих (архетипически исторические роли Хлебальника – скоморох и торгаш на ярмарках, хозяйские кухарки, свахи, цыгане-попрошайки, деревенские гармонисты на свадьбах).
«Москва – Петушки» - это ни с чем не сравнимый пример того, как легко принять белое за чёрное, а позорные откровения болтуна и неудачника за весёлую содержательную историю про советское прошлое.
