По просьбе читателей написала продолжение истории "Начать сначала".
Юля знала, что о ней говорят подчиненные. Что дева она старая, что жесткая и властная, что просто несчастная женщина, оттого она так сурова. Но было ли это так на самом деле? Она не знала ответа на этот вопрос. Старая ли она? Нет, она таковой себя не чувствует. Шел 1941 год, следовательно, 41 год и ей. У нее есть дочь, поэтому она не несчастная, а наоборот, даже счастлива. И пусть эта дочь приемная, но любит она ее как родную.
Катюша... Она никогда не устанет благодарить судьбу за то, что удочерила эту девочку. Катюша для нее свет в окне, смысл ее жизни, ее радость и ее надежда.
Вспоминая тридцатый год, она с печалью улыбнулась...
1930 год.
Пелагея Яковлевна лежала на кровати и протягивала Юле свою сморщенную руку, покрытую старческой "гречкой". Юля взяла ее в свои ладони и, нежно поцеловав, прислонила к щеке.
- Ты ведь знаешь, что умираю я, красавица моя. И ты знаешь, я ухожу на тот свет счастливой. А почему?
Юля помотала головой, едва сдерживая слезы.
- А потому, - продолжила Пелагея, что у меня есть ты. - Знаешь, когда ты заказывала простенькие платья для повседневной носки в нашем ателье, Владимир Петрович еще тогда сказал мне: "я чувствую, что эта девочка хлебнет по полной. "
Он знал твою семью, и знал, что они уехали. Для нас было загадкой, почему же ты осталась? И вот когда ты пришла в тот холодный мартовский день, словно брошенный котенок, а в глазах стояла боль и тоска, я уже знала - не смогу бросить тебя на произвол судьбы. Мне хотелось хоть чем-то помочь тебе, и когда ты попросила работу, от сердца камень отлёг. Во мне пробудились материнские чувства, хотелось прижать тебя и успокоить. И когда ты вошла в наш дом, в нашу семью, мне вдруг стало казаться, что ты всегда с нами была, что ты моя дочь. И сейчас, доживая последние дни, я Бога благодарю за то, что он тебя нам послал.
- А я не успеваю его благодарить за вас, за ваше доброе сердце, - уже не сдерживая слезы, ответила Юля.
- Вот и благодари. Я знаю, что партия отвергает Бога, но ты ведь крещенная, ты на службы ходила, исповедовалась. Вот и живи с Богом в сердце, не теряй веру. Не трезвонь об этом, живи, как на то указывают правила, но душу свою никому не раскрывай. Обещай... Обещай, что даже сняв крест с груди, ты продолжишь в Него верить.
- Обещаю, - кивнула Юля.
- И еще... Константин причинил тебе огромную боль, ты не веришь больше мужчинам, у тебя на первом месте теперь только работа. Не знаю, сколько лет должно пройти, чтобы ты вновь была открыта для любви. Но как бы не было поздно... Выполнишь мою просьбу?
- Какую? - спросила Юля.
- Иди в детский дом. Моя подруга Клавдия, с которой я раньше работала в этом учреждении, поведала мне одну историю...Девочку к ним привезли, да такую славную! Умненькая, рассудительная, послушная. Прелесть, а не ребенок. Но родителей потеряла.
- Как это случилось? - спросила Юля.
- Их арестовали и дали вышку. Антисоветчина...Юля забери ее, воспитывай, прими ее как свою дочь, как когда-то мы приняли тебя.
- Как зовут девочку?
- Катюша. Воронцова Катюша. Обещай, прошу тебя, не место этому ребенку в детском доме, ей с лихвой хватило всех бед. И другим не место в этом заведении, но эта девочка... Она как ромашка, нежная и красивая.
Юля уставилась в стенку и задумалась.. А почему бы и нет? Пелагея уходит из жизни, это надо признать. Представив, что она возвращается с работы в пустой дом, она поежилась. Может быть, и правда забрать девочку? Это не маленький ребенок, ей уже семь лет, значит пеленки и бессонные ночи ей не грозят.
- Я схожу, правда, схожу.
На следующий день Юля пришла в детский дом и нашла Клавдию.
- Ох, добрая душа Пелагеюшка, и вы, Юлия Степановна, человек с золотым сердцем. Вот наша Катенька, - она вошла в комнату и указала рукой на девочку, сидевшую у окна и сжимающую в руках куклу.
Юля подошла к девочке, познакомилась с ней и они вышли во двор детского дома на прогулку.
Так завязалась их дружба, Юля приходила каждый день после работы и общалась с девочкой, а через неделю Юля пришла к директору детского дома и сказала:
- Я хочу удочерить Воронцову Екатерину Сергеевну.
- Вы замужем? - поинтересовалась Людмила Александровна.
- Нет, но какое это имеет значение?
- Понимаете, мы хотим, чтобы дети, которых забирают из нашего дома росли в полной семье...
- Послушайте, - Юля вспылила. - Вы считаете, что ей лучше будет расти в детском доме, чем со мной? Вы ведь знаете, кто я такая?
- Юлия Степановна, - она покраснела, смутившись, - я так не считаю, простите.
- Вот и я думаю, что вы умная женщина и понимаете, что со мной девочка будет гораздо счастливее, чем в детском доме. Кстати, не подскажете, откуда у нее ссадина на щеке и куда делась ее кукла?
- Это дети... - промямлила Людмила Александровна. - Среди них разное случается.
- Если за ними не смотреть, - глядя прямо в глаза, заявила Юля.
- Я подготовлю документы, через пару часов вы можете забрать Катюшу, - еще больше покраснев, сказала Людмила Александровна.
- Вот и славно. А на следующей неделе я походатайствую, чтобы вам выделили дополнительные игрушки, ваши уже в негодность пришли.
В тот день Юля забрала Катюшу домой, Пелагея уже совсем не вставала с кровати. Увидев девочку, она улыбнулась и прошептала:
- Спасибо, Юленька. Я знала, что ты хороший человек.
Через три дня ее не стало и Юля с Катей остались вдвоем.
Теперь для Юли существовали только приемная дочь и работа. Катюша со временем стала называть ее мамой, а Юля спустя год уже стала подзабывать, что она ей приемная, а не родная. Тогда она и поняла слова Пелагеи. Ну что же, она отплатила судьбе добром за добро, и видит Бог, она счастлива.
Катя прилежно училась в школе, в выходные они гуляли, придумывали разные игры, ходили в кино. Катя росла не по дням, а по часам. И Юля шла вверх по карьерной лестнице. Вот только мужики обходили ее стороной, да она и сама не стремилась ни к замужеству, ни к романам. Ей хватило Константина с лихвой, чтобы перестать верить мужчинам. А любовь, она знала, причиняет боль.
И вот 1941 год, ее за глаза называют старой девой, считают суровой женщиной, но почему? Потому что она сама работает прилежно и на совесть, и от других требует того же. Должна быть дисциплина в работе, если ее не будет, малейшая ошибка может привести в лагеря. Она работала рука об руку с Борисом Павловичем, человеком, который в 1922 году поверил в нее, принял на работу и крепкой уверенной рукой вел за собой. В 1938 году его не стало, и на собрании партии Юлия Степановна Елецкая заняла его должность.
Прикрутив радио, она углубилась в бумаги, как вдруг в кабинет без стука ворвалась ее секретарша Лидочка.
- Юлечка Степановна, Юлечка Степановна! - в глазах ее застыл страх и ужас.
- Лида, что за "Юлечка Степановна"? Выйдите, отдышитесь, постучите и зайдите вновь.
- Простите, Юлечка Степановна, - будто не слыша суровый тон начальницы, Лида, прижав руку к груди, выдохнула: - включите радио!
Прикрутив громкость, Юля нахмурилась и вдруг услышала тревожный голос министра иностранных дел Вячеслава Молотова.
"....Теперь, когда нападение на Советский Союз уже свершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ..."
- Что это?
- Это вoйнa, Юлия Степановна, - заплакала молоденькая Лидочка.
Сорвавшись с места, Юля вышла из кабинета в коридор и услышала плач, доносившийся из пятнадцатого кабинета. Открыв дверь, она увидела бухгалтера и шикнула на нее:
- А ну, хватит лить слезы!
- Как же не лить, Юлия Степановна? - Нина Семеновна вытирала глаза, всхлипывая. - У меня же сын в армии служит, а еще двое сыновей дома. А ну как их всех у меня заберут.
- Не причитайте, все не так страшно, я сделаю несколько звонков и все подробнее узнаю.
Если бы она знала, как ошибалась! Крутив диски на телефонных аппаратах, она слышала одно и то же - да, правда, да, нашу страну ждет испытания, но мы справимся.
Последующие месяцы Юля понимала, что все гораздо хуже, чем она могла себе представить.
****
И вдруг в сентябре, вернувшаяся из института Катюша попросила ее присесть на диван.
- Мамочка, наше стране сейчас очень сложно...
- Я знаю, дочка, - она похлопала рукой рядом с собой, приглашая ее присесть. Рядом с ней она таяла, становилась ласковой и любящей матерью с теплой душой. - Но мы справимся, я верю. Все будет хорошо.
- Мама, помнишь, ты мне рассказывала свою историю, - медленно произнесла Катя.
- Какую именно?
- Когда ты не уехала с родителями, а осталась в своей стране, переживая в ней все бури и невзгоды.
- Да, так было, но ведь ты знаешь и другую причину, - как-то отвечая на вопрос дочери, почему она одна, Юля ей рассказывала про Константина, когда девушке исполнилось семнадцать лет.
- Да, но это лишь одна из двух причин. Ты не бросила, не предала страну когда ей было плохо, вот и я хочу быть полезной своей стране.
- Не понимаю, к чему ты клонишь? - нахмурилась Юля. - Ты принесешь еще пользу стране, вот станешь учительницей, как и мечтала с детства, тогда и будешь сеять вечное и разумное.
- Я не это имела в виду, - мягко возразила Катя. - Я сейчас хочу помочь своей стране. У нас в институте девочки записались на курсы медсестер, вот и я тоже...
- Что? - Юля подскочила и со страхом уставилась на дочь. - Что ты сказала? Ты записалась на курсы медсестер, не посоветовавшись со мной, не спросив моего разрешения?
- Мама, я знала, что ты будешь против, что ты не позволишь. И проявила своеволие. Послушай, мамочка, ты ведь всегда говорила - родина важнее, мы граждане своей страны, мы ей принадлежим. И вот сейчас как раз ей и нужна наша помощь. Кто, если не мы?
Юле нечего было возразить. Да, она именно так воспитывала свою дочь, в преданности Родине, взращивая в ней патриотизм, чтобы никто даже не смел сказать, что она пошла по стопам своих родных матери и отца. Хотя Юля приложила все усилия, чтобы ни в одном документе этого не было. А Катя была маленькой и не знала истинную причину ареста отца и матери.
Но как же больно стало в груди, сдавило так, что нечем было дышать.
- Котенок мой, а обо мне ты подумала? Как я буду жить, если потеряю тебя? Как?
- Мама, а ты верь, что я вернусь. Вернусь с победой и ты будешь мной гордиться!
Юля несколько дней не могла смириться с решением дочери, но в конце концов поняла - Кате уже восемнадцать лет, она взрослая девушка, которая сама приняла столь важное решение в своей жизни.
В день отъезда Юля заставила Катю надеть на шею крестик.
- Мама, не знаю, надо ли? Как бы не навредить себе, - засомневалась девушка.
- Веревка тонкая, под одеждой будет не видно. А ты прячь его...
Катя была крещенной своими родителями, Юля видела опись вещей, когда девочка поступила в детский дом. При ней был "металлический крест на тонкой веревке", так писалось в акте. Помня слова Пелагеи, Юля, несмотря на партийную должность, от веры не отказалась и втайне взывала к Господу. И хотя Катюша воспитывалась как истинная Советская гражданка, она все равно знала о тайне матери. И даже они вели об этом разговоры.
Проводив дочь, она тихонько ее перекрестила, а вернувшись в дом, разрыдалась так, как последний раз рыдала когда умерла Пелагея.
Продолжение