Юля не могла его забыть. И кто бы что не говорил, но это была любовь. Когда страна погрузилась в хаос, когда люди стали жить надеждой и слухами, когда страх притуплял все другие чувства, она продолжала хранить свою любовь к этому молоденькому офицеру, поручику Константину Вольскому. Она видела его лишь несколько раз. В тот раз, когда впервые встретились их глаза, она была с родителями на званном вечере, который давала купчиха Штольц Аглая Карловна. Молодой офицер, высокий и статный, он пригласил тогда юную шестнадцатилетнюю Юленьку на танец. Танцевал он изящно, как истинный благородный джентльмен, аж уж какие манеры у него были!
Молодая Юленька буквально потеряла голову, ее румяные щеки выдавали смущение и робость.
- Не вздумай, - равнодушно потягивая игристое шампанское из хрустального бокала, произнесла ее старшая сестра Мария.
– О чем ты, Машенька?- придав равнодушный вид, спросила девушка.
– Я о твоём ухажере. Это же Константин Вольский, его батюшка обедневший дворянин.
- И что?- подняла бровь от удивления Юлия.
- Не принимай его ухаживания. Ты девица молодая, неопытная, а он знатный сердцеед. А уж про его талант кружить девушкам голову легенды слагают.
- Он женат?- спросила Юля.
- Так кто же за него пойдет? - насмешливо подняла бровь Мария. - Ты что, не слышала, что я тебе сказала? Они нищие!
Юле стало неприятно от высказываний сестры, с какой брезгливостью на красивом и нежном личике она это произнесла.
Сама же Мария собиралась замуж за наследника фабрики, процветающей в родной губернии на востоке страны. Хотя всегда она, дочь богатого купца, мечтала заиметь титул, выйдя выгодно замуж. Но вот ей двадцать, а титулованные женихи в очереди не стоят, и богатое приданое им ни к чему. А потом отец нашел ей жениха и через два месяца состоится венчание.
Ночью, лёжа в своей девичьей кровати, Юля вспоминала ярко голубые глаза Константина, его стать, его улыбку и галантность.
- Как бы я хотела ещё раз увидеть вас, поручик Вольский... - прошептала она.
Судьба сжалилась над ней, подарив вскоре встречу с Константином, на которой они могли укрыться от зорких глаз других людей и вдоволь наговориться. Это было сквере, разбитом на набережной у реки. Они встретились случайно.
Там же он назначил ей и другую встречу.
Любовь захватила ее и погрузила как в омут с головой. Ей не было дела до переживаний отца, до революционных настроений в стране. Она лишь очаровательно улыбалась и отвечала отцу:
- Ну что вы, папа, все обойдется. И вообще, где Петербург, а где мы!
Но вскоре и она поняла серьезность положения в стране, когда однажды Константин не пришел на встречу, а прислал с поверенным ей записку о том, что он срочно должен уехать по долгу службы, и что он глубоко сожалеет о том, что не сможет даже проститься с ней. Вместе запиской была прислана алая роза.
А вскоре до семьи купца Елецкого дошла новость – император с семьёй арестованы. Страна молниеносно разделялась, мало кто уже понимал кто перед ним – свой или чужой.
В сентябре 1917 года семья Вольских ранним утром отбыла в неизвестном направлении. От Константина не было ни весточки, Юля плакала ночи напролет, понимая, что теряет последнюю нить , связывающую ее с Константином. Два месяца назад от него перестали приходить письма. В ее сердце пылал пожар, который ничем не затушить. Без любимого она чахла в тоске и свет ей был не мил. Она не знала что с ним, жив ли он. Последняя весть от него пришла из Петергофа. И вдруг в снежный вечер, в декабре 1917 года в дом вошел встревоженный отец, а позади него маячили Мария с мужем Александром.
- Нам нужно быстрее собираться в путь. Выехать следует до рассвета, - едва дыша от волнения, произнес Степан Елецкий.
- Куда мы, папа? - встревоженно спросила Юля, а мать лишь молча прижала руки к груди.
- Мы уезжаем, и путь предстоит нам долгий. В Европу нам попасть будет сложно, вряд ли мы сможем уберечь наши жизни, не говорю уж про добро, если мы отправимся через всю бурлящую в крови Россию. Поэтому путь будем держать на Восток. Сперва доберемся до Китая, а дальше попробуем добраться до Австралии.
Юля задрожала и едва смогла вымолвить:
- Это же безумно далеко!
- Зато живы будем! Слышали, про Аглаю Штольц? Ее убили по дороге, когда она собиралась эмигрировать в Германию. До меня постоянно приходят тревожные новости, народ будто с цепи сорвался, грабят, убивают, разоряют чужие дома. Вы думаете, нашу усадьбу оставят? А нас пожалеют? Для них мы капиталисты, буржуи и угнетатели.
Вся семья стала собираться, наспех скидывая в матерчатые мешки и в чемоданы все самое ценное. С отцом вызвались ехать три его человека, которые служили ему верой и правдой - главный конюх, лекарь и управляющий. Юля плакала не переставая - если сейчас она уедет, то никогда не увидит Константина. Это будет конец!
Она открыла шкатулку, в которой лежала засушенная роза и перед глазами ее встал образ любимого. Как она сможет уехать? А как она сможет бросить родину и жить в чужой стране? Нет, она слишком любит Россию, чтобы взять и уехать. Она со своей страной пройдет все трудности и испытания. Но как сказать об этом отцу и матери? Они не поймут, они не позволят. Но все же она решила быть честной, а не бежать от них, спасаясь под покровом ночи.
Гордо вскинув голову, Юля вышла в гостиную.
- Ты почему прогуливаешься, как на балу? - возмутилась Мария, укладывая позолоченный подсвечник.
- Я остаюсь, - твердо произнесла она.
- Что? Ты разума лишилась, сестрица? - она выпрямилась и неодобрительно посмотрела на младшую сестру.
- Нет, я остаюсь. Я не покину свою страну, я здесь родилась, здесь и умру.
- Это вверх безрассудства. Маменька, папенька, вы слышали, что ваша младшая и любимая дочь говорит? Она остается!
- Глупости все и вздор!- ответил отец, спускаясь по лестнице.
- Это не вздор, я остаюсь!- Юля твердым взглядом посмотрела на отца.
- Нет, ты не останешься, ты едешь с нами. Быстро собирай вещи!
- Я не буду собирать вещи.. - тихо и твердо ответила она. - Папа, мне теперь уже восемнадцать лет, я не маленький и неразумный ребенок. Это мое решение и его я не изменю.
- Ты полоумная? Гляди, во что страна превратилась. Где наш император, а? Его с детьми не пожалели, думаешь, тебя пожалеют?
- Значит, судьба такая. Вы поезжайте, а я останусь.
- Папа, - Мария тихонько тронула отца за руку. - Хочет оставаться, пусть остается.
- Но я не могу ее бросить... - в глазах его стояла печаль.
- Ей ничего не будет, - Мария с ненавистью глянула на сестру, - а вот тебе и нам может грозить опасность. Подумай о нас, подумай о ребенке под моим сердцем. Ты нам очень нужен, как мы без тебя доберемся до безопасного места?
До утра Степан Елецкий вместе с супругой Анной уговаривали младшую дочь поехать с ними, но она была тверда в своем намерении.
****
Ее выгнали из поместья, буквально через месяц дня после отъезда семьи. Она предвидела это все, поэтому спрятала свои ценные вещи и то, что имело хоть какую-то ценность, в укромное место, в железном сундуке в лесном массиве. В ателье она заказала несколько простых платьев, чтобы не выделяться из толпы и по мере пошива забирала их, заплатив портному и его помощнице за срочность.
Хоть отец и оставил ей деньги, но нужно было думать наперед как жить дальше. На работу ее нигде не брали, едва слышали ее фамилию - Елецкая. Знакомые, которые видели ее, либо злорадствовали, либо крутили пальцем у виска.
Она сняла угол у одной женщины, но в середине марта к ней приехал на побывку сын, который был Красноармейцем. В тот же день женщина выгнала Юлию из дома, не вернув деньги, уплаченные за три месяца вперед.
Их имение снесли, потому что восстанавливать там было нечего. Едва Юля успела оттуда выехать, предупрежденная новой временной властью, как туда ворвались большевики и вволю покуражились. От дома остались только головешки, они подожгли его перед уходом.
Юля шла по улице и ей было очень холодно, пытаясь согреть руки, она дышала на них. Был март месяц, но такой холодный, что руки коченели, едва она снимала перчатку. Куда ей идти? Снова в гостиницу? У нее кончались деньги, а на работу ее по прежнему не брали. Проходя мимо ателье, где она шила свои простенькие платья, она вошла внутрь и увидела портного с супругой, которые сами же здесь и работали.
- Владимир Петрович, здравствуйте.
- Здравствуйте, Юлия Степановна. Пришли опять что-то заказать?
- Нет, - покачала она головой и вдруг слезы сами брызнули из ее глаз. - Я хотела вас попросить.. Не найдется ли у вас для меня какая-нибудь работа?
- А зачем же вам? - удивился он.
- Потому что мне нужны деньги. Мне нужно снять жилье и как-то дальше жить...
Он все понял, ему не нужно было ничего объяснять.
- Шить умеешь?
- Я умею вышивать, в этом я мастерица, как говорила моя маменька.
- Есть ли какая работа?
Она достала из кармана шелковый платочек, который бережно носила при себе как напоминание о прежней жизни. На нем была вышита дивная птица. Вышивка была аккуратной, красивой, нитка к нитке, не к чему было придраться.
- Володюшка, разве это не замечательно? - спросила его супруга Пелагея Яковлевна.
- Замечательно. Пожалуй, у меня будет для вас работа, Юлия Степановна. А Пелагея Яковлевна со временем научит вас делать выкройки и шить платье для наших неприхотливых покупательниц. Завтра можете приступать к работе.
- Спасибо вам, вы очень добры, - вытирая слезы, прошептала Юля. - До завтра.
Она потянулась к ручке двери, но тут же Пелагея Яковлевна, переглянувшись с мужем, позвала ее.
- Юленька.. Позвольте мне вас так называть, мы уж по-простому... Вам есть куда идти?
- В гостинице остановилась.
- Забирайте свои вещи и приходите. Мы с мужем живем в домике, что позади ателье. Живем вдвоем, у нас найдется и для вас комната.
Она не знала как благодарить этих добрых людей. Неужто сейчас такие остались? Вспомнив свою сестру Машу, которая презрительно обходила стороной дешевые ателье, и обращалась с портными как с людьми низшего сорта, ей хотелось бы увидеть ее и сказать, как она не права.
****
Юля скучала по своим родным, часто думая о том, добрались ли они до Австралии? Но жалела ли она о том, что осталась? Нет. Она жила с хорошими людьми, у которых не было своих детей, но они отнеслись к Юле как к дочери, ни разу не вспомнив, что она из "буржуев". Они не делили людей на классы, эта прекрасная пара работала честно, обшивая простых людей. Народ к ним ломился - кто просил платье ушить, кто шов поправить, а кто хотел длину убрать, платье или костюм пошить.
За год Юля научилась шить так, что Пелагея Яковлевна, терявшая к тому времени зрение, только радовалась такой помощнице.
Когда на именины Юли они подарили ей серебряную цепочку и серьги, она расплакалась, это было очень трогательно. У нее были свои украшения, но носить она их не смела, слишком дорогими были серьги, которые ей отец подарил на пятнадцатилетние. Слишком большой камень был в кольце, который ей достался от бабушки. И слишком чистый жемчуг был на ее ожерелье. Она могла стать добычей для плохих людей.
Но еще страшнее было продолжать хранить эти вещи в лесу в металлическом ящике, который начал ржаветь. Да и пора бы им найти применение.
Однажды, прихватив с собой маленькую лопатку, накинув неприметный плащик, и положив в карман мешочек, она в темных сумерках вышла, чтобы забрать свой клад.
Выкопав его, она вернулась в дом Пелагеи и Владимира. Спрятав добро в комнате, она знала, что оно здесь будет целым и невредимым.
И однажды оно ей понадобилось. В апреле 1920 года Пелагея сильно заболела. Ей нужны были лекарства, которые у аптекаря стоили дороговато. Владимир Петрович полез за сбережениями, но Юля попросила не торопиться.
- Найдите мне ювелира, который будет держать язык за зубами.
- Зачем тебе, дочка? - глядя на нее влажными от слез глазами, спросил Владимир Петрович.
- Пусть оценит вот это кольцо, - она достала бабушкин подарок и протянула его Владимиру Петровичу.
- Я и так вижу, что дорого. Откуда оно у тебя.
- Наследство.
- И ты хочешь продать его, чтобы вылечить мою жену?
- Так и есть, - согласилась Юля.- Вы мне стали родными за эти два года, я страшно переживаю за Пелагею Яковлевну и не прощу себя, если она не сможет вылечиться. К чему мне эти драгоценности, если у меня семьи не будет? А деньги оставьте, нам еще закупать ткани нужно.
Пелагея вылечилась, потребовалось продать еще и ожерелье, но она встала на ноги и вернулась в работу, постоянно благодаря Юлию.
Девушка к тому времени достала свое добро - дорогой чайный сервиз она выставила в стенку в гостиной, а дорогие платья, кроме двух любимых, она выставила в ателье на продажу. Некуда ей больше их носить...
Иконы, взятые из имения в серебряных окладах, они с Пелагеей припрятали в нише в стенке, которую сделал Владимир Петрович еще с самого начала при строительстве дома. Неразбериха творилась, люди церковь отвергали, не следовало иконы выставлять на общее обозрение. Хотя чета портных не особо звала к себе гостей.
- Прибереги добро, дочка, кто знает, вдруг дальше может быть еще хуже, - советовала Пелагея Яковлевна.
- Куда уж хуже, - горько улыбалась Юля.
- Не гневи Бога, живы, сыты, в тепле, и слава ему.
****
Но вскоре Юля поняла, как Пелагея Яковлевна была права. Наступило время , когда часть страны охватил голод. 1921-23 г.
Его холодное дыхание чувствовали Поволжье, Башкирия, Казахстан, частично Приуралье и Западная Сибирь.
Почти три года страна боролась за выживание, тогда же Пелагея и Владимир Петрович лишились основного своего источника дохода - у них отобрали ателье, объяснив это тем, что все должно быть государственным. Ателье закрыли и Владимир Петрович слег, лишившись своего детища. Через два месяца он умер. Шел 1922 год, голод все еще не отступал, забирая жизни людей, которые оказались слабы перед ним. В доме Пелагеи и Юли еда становилась все скуднее. Продавалось предприимчивым людям, сделавшим запасы заранее все, что представляло собой какую-либо ценность. Серьги матери Юле удалось выменять на пуд муки, и она считала это большой удачей. Хотя бы хлеб у них был.
Пелагея Яковлевна устроилась работать в дом ребенка, куда свозили из всей губернии сироток, оставшихся без родителей. А Юля пришла работать в... Ревкомитет.
- Никогда бы не подумала, что ты туда пойдешь работать. Как же тебя взяли?- изумилась Пелагея Яковлевна.
- Товарищ Зинченко оказался умным человеком. Он выслушал меня, спросил, какие мотивы побудили меня остаться, а не уехать с родными. Вот я ему и рассказало, что Родина для меня важнее богатств и прочих благ. Что я люблю страну и никогда ее не брошу. Пришлось вступить в партию.
- Что? Что я слышу, детка? - Пелагея Яковлевна прижала руки к груди.
- Почему вас это так возмущает? Не вы ли с Владимиром Петровичем говорили ранее, что для вас ничего не изменилось? Что вам все равно, какая власть на дворе, лишь бы работать честно.
- Я и сейчас так считаю, и не имею против нынешней власти ничего. Даже нет обиды на то, что забрали ателье. Понимаю, что время такое, государству помощь нужна. Но ведь ты всего лишилась.
- Вы не правы, Пелагея Яковлевна, - серьезно ответила ей Юля. - Наоборот, я приобрела. Понимаете, та жизнь, она была совсем другой. Мы с сестрой росли с сознанием того, что мы должны удачно выйти замуж, что мы должны стать матерями, хозяйками, нас растили няньки и гувернантки, мать всегда с отцом работали. Я не видела любви ни отца, ни матери. Нам с сестрой не привили любовь друг к другу, у нас всегда было соперничество. Сперва за внимание родителей, потом мы постоянно соперничали у кого будет богаче и лучше приданое. Не было любви, кругом одни деньги, да гордость. А когда я влюбилась...- по ее щеке сползла слеза, - меня никто из родных не поддержал. Никому не было дела до моих чувств. Все, что я слышала - это то, что мой любимый беден, как церковная мышь. Вы бы видели радостные глаза маменьки и папеньки, когда они узнали, что он уехал. А как злорадствовала моя сестра, когда от Константина перестали приходить письма!
Кто знает, была бы я счастлива там, в той далекой Австралии, на чужбине? А здесь я обрела семью, я увидела, как люди могут любить. Такая любовь как у вас с Владимиром Петровичем, Царствие ему Небесное, не каждому дана. У вас нет своих детей и вы назвали меня дочерью, полюбили как родную, а я полюбила вас в ответ. Эти чувства... Они дороже любых денег. И сейчас я просто смирилась. Россия уже никогда не будет прежней, это уже другая страна с другими порядками. И чтобы выжить в ней, надо принять условия ее игры.
- Ты права, детка, - вытирая подступившие слезы, произнесла Пелагея. - Тысячу раз права. Не стоит сопротивляться, одна человеческая жизнь ничего не стоит для тех, кто думает иначе. Ты смирилась и это смирение рано или поздно сделает тебя счастливой.
- Мы все переживем, Пелагея Яковлевна. А трудности сделают нас лишь сильнее.
С тех пор у Юли и правда была другая жизнь, которую она начала сначала, в новой стране, хоть и живя в родном городе...
Продолжение