«Перформансы и акционизм — это новый рок-н-ролл»
— Почему ты выбрал для себя именно такой псевдоним — agыï кkoch? Что для тебя значит это имя?
— Секрет. Это связано с корейским языком, точного перевода нет. Прежде всего мне нравится, как это звучит. Хотелось нечто такое абсурдно звучащее. Для меня концептуально важно написание со строчной буквы.
КАК ПРОИЗНОСИТСЯ
agыï кkoch — [`агыj коч’]
— А почему именно корейский язык? У тебя есть корейские корни?
— У меня есть и корейские, и еврейские корни, и татарские. Корейский и еврейский народы прошли через преследования и изгнание. Я считаю, сейчас россияне отчасти повторяют этот путь. Мне кажется, мы в мире во многом стигматизированы, есть негативные установки в отношении россиян. Хотя по сути… наверное, это пафосно прозвучит, но много хороших людей уехали из России, и они не заслуживают такого отношения.
— У тебя есть национальная идентичность, раз мы затронули эту тему?
— У меня размытая идентичность. В любом случае я несу ответственность сейчас как россиянин. Не так важно, какая у меня идентичность. Сейчас важнее, как нас определяют извне. У меня всю жизнь так. Когда я жил в России, мне очень много раз, подробно, с применением физической силы объясняли, что я нерусский. С тех пор у меня ироничная самоидентификация — нерусский. Я нерусский художник. А за границей я внезапно для всех — русский, и не могу сказать, что мне нравятся эти варианты.
— Если вернуться к твоим именам. До этого ты был цианид злой. А ещё раньше были у тебя другие псевдонимы?
— Да, {этот cовременный художник}. Я так называл себя, когда был участником группы {родина}.
— Можешь больше рассказать об этом? Как долго ты был частью арт-группы {родина}, что делал?
— Арт-группа возникла в 2013 году. Я пригласил двух ключевых участников, Дашу Апахончич* и Максима Евстропова, мы провели первый перформанс в Summer bar — было такое андеграундное интересное место в Петербурге. В первый раз я был, скажем так, продюсером. А потом до 2018 года участвовал почти во всех перформансах {родины}. Из-за внутригрупповых разногласий вышел из неё. Цианид злой написал о нашей арт-группе книгу, она пока не издана. А искусствоведка Надя Плунгян даже включила {родину} в историю современного искусства.
— Из тех акций {родины}, в которых ты участвовал, можно выделить одну-две наиболее значимых для тебя?
— Мне очень нравится самый первый наш перформанс — «Диктант». Это был извращённый школьный урок русского языка. Он начинался канонично: 1 сентября, диктант о Родине. Даша* действительно в школе работала, и она умела произвести впечатление настоящей училки. И вот она заново учит повзрослевшую аудиторию поднимать руку, вставать во время ответа, начинает зачитывать диктант — и тут присоединяется Максим со звуковым оборудованием, он привносит в это сюрреалистический пафос, доводит до абсурда. Получилась пропагандистская, мрачная, пугающая и поэтичная история. Это был один из лучших перформансов, которые я видел в жизни.
Ещё из перформансов {родины} мне нравится «начеку». Мы провели его в содружестве с Bobby Gallery. Это галерея в заброшенных гаражах, и мы два дня перформанса сидели у них на крыше. Мы взяли печатную машинку у моей мамы и вели с помощью неё дневник. Мы сколотили гроб и спали в нём по очереди. А тот, кто не спал, каждый час выходил в эфир и на печатной машинке набирал новости о том, что происходит вокруг вперемешку с политическими событиями. Позже Максим назвал это «трансляцией новостей в потусторонний мир». Было лето, поэтому происходило много всего: голуби летали, дети запускали самолётики, вместе с тем пришла новость о сбитом Boeing MH17.
СПРАВКА
Пассажирский Boeing MH17 в июле 2014 летел из Нидерландов в Малайзию и был сбит над территорией ДНР. В результате катастрофы погибли 298 человек. Суд в Гааге исследовал этот инцидент и в 2022 году приговорил виновных к пожизненному заключению заочно, среди них — Игорь Гиркин (Стрелков), который в день крушения самолёта был «министром обороны» ДНР и «командующим вооружёнными силами» ДНР.
Это всё было сюрреалистически созвучно, энергетика бешеная. Закончился перформанс тем, что мы взяли матрёшки, я внутрь наливал настоящую нефть, а снаружи кровью покрывал. Эти матрёшки мы продавали как туристический сувенир. Это очень впечатлило людей. Мы принимали только бумажные деньги и потом все их сожгли. Изнутри это ощущалось как участие в историческом процессе. Вообще у {родины} было много ярких акций.
— До и после {родины} много ли ты занимался акционизмом?
— Я считаю, что занимаюсь не акционизмом, а перформансами. До {родины} я был в аполитичном искусстве. Например, мы с другими перформерами могли рисовать что-то под живую музыку, заниматься пластическим театром. Потом я выгорел, потому что спускал все деньги на искусство и понял, что так продолжаться не может. А в 2013 году меня задело за живое дело Pussy Riot, включилась цеховая солидарность.
СПРАВКА
В феврале 2012 феминистская рок-группа Pussy Riot устроила панк-молебен в московском Храме Христа Спасителя. За это участниц группы Надежду Толоконникову*, Марию Алёхину и Екатерину Самуцевич приговорили к двум годам колонии по статье «хулиганство» (ч. 2 ст. 213 УК РФ). Вскоре после этого появилась новая уголовная статья — «об оскорблении чувств верующих» (ст. 148 УК РФ).
И одновременно с этим стало понятно, что перформансы, акционизм — это новый рок-н-ролл. Если чем-то заниматься в России, то именно таким искусством.
«Я не знаю, какую машину можно противопоставить военной. У меня творческая»
— В определённых кругах тебя сейчас знают по рисункам, посвящённым российским заключённым. Их можно увидеть на закрытых выставках. Давно ты начал выражать себя как художник?
— Много рисовать начал лет в 20 — тогда же, когда занялся перформансами. Сейчас мне 43. А любил я этим заниматься всегда, я сам пошёл в художественную школу в осознанном возрасте. Раньше у меня были выставки в том самом андеграундном Summer bar, где проходили и некоторые перформансы. Вообще я считаю, что он должен войти в историю современного искусства.
„Сейчас я занимаюсь творчеством, во многом чтобы сохранить рассудок.
Потому что времена совершенно мрачные, сумасшедшие. Я не знаю, какую ещё машину можно противопоставить военной машине. У меня машина творческая.
Сейчас я занимаюсь проектом «1001 рисунок», ещё одно его название — «Шухер из Ада» (shukher_iz_ada). Работаю над ним каждый день, публикую рисунки в интернете, кое-что удаётся представить на «подпольных» выставках.
«Шухер из Ада» возник как проект солидарности с заключёнными. Меня подтолкнули к этому рисунки Виктора Филинкова, узника дела «Сети»**.
СПРАВКА
Дело «Сети»** — это дело, фигурантами которого стали люди левых взглядов, анархисты и антифашисты из Петербурга и Пензы. По версии следствия, поддержанной судом, они создали сообщество, которое собиралось провести теракты накануне президентских выборов и чемпионата мира по футболу 2018 года.
Все фигуранты признаны виновными и приговорены к срокам от 5,5 до 18 лет тюрьмы. Виктор Филинков получил 7 лет колонии.
Пчелинцев, Шакурский, Филинков и Шишкин жаловались на пытки во время следствия. В связи с этим представители петербургской общественной наблюдательной комиссии (ОНК) приходили с проверкой в СИЗО к местным фигурантам этого дела. На их телах были зафиксированы ожоги и следы избиения.
Он вообще айтишник, а в заключении начал рисовать. Ему запрещено было пользоваться чем-либо, кроме чёрной и синей ручки и простого карандаша. И он такие выразительные работы создавал с помощью этих средств, что мне стало завидно и я даже хотел с ним арт-группу сколотить. В общем его опытом вдохновлялся этот проект. Стараюсь тоже в основном ручкой рисовать, но всё же включаю цвет иногда. Олег Навальный (брат Алексея Навального — ред.), когда сидел в тюрьме, тоже рисовал, и ему тоже не разрешали пользоваться цветными инструментами. Наверное, цвет может подрывной эффект иметь. Цвет как бунт — тоже достойная внимания тема.
СПРАВКА
Цветные карандаши, краски и чернила запрещены в колониях правилами внутреннего распорядка. Есть версия, что это сделано, чтобы заключённые не занимались фальсификацией документов.
В моих работах много про заключённых, но не только про них. Там и про то, как боевые действия влияют на нас, про ежедневные события и фантастические.
— Один из смыслов проекта в том, что ты хочешь нарисовать 1001 рисунок?
— 1001, потому что я очень люблю книгу «Тысяча и одна ночь». И 1001 — это уже мем, часть массовой культуры, которую можно встретить на вывеске магазина. С одной стороны, в этом есть ирония. С другой стороны, можно вспомнить, что это альманах, созданный как противодействие тирании. Шахерезада своими сказками убаюкивала тирана, чтобы он не убивал женщин. Поэтому мне кажется это название уместным и нравится само число. Для завершения проекта есть несколько условий: когда будет готов 1001 рисунок, освобождены заключённые за слова, окончание *** («спецоперации» — ред). Я ещё не знаю, буду ли ждать, когда свершится всё это. Но точно проект продлится до окончания *** («спецоперации» — ред.), если я сам буду жив-здоров.
«Мы хотели изменений в стране»
— Ты лично знаком с некоторыми заключёнными. В частности с Севой Королёвым. Вы оба работали в «Перспективах» (фонд, помогающий людям с инвалидностью).
— Мы там работали в разное время. Я проработал в «Перспективах» пять лет: сначала в компьютерном классе, а потом психологом. Вообще это была работа моей мечты. Сошлись разные мои профессиональные идентичности: и художественный опыт пригодился, и фотографический, и психологический, и социологический. Я потом написал исследование «Интернаты в России. Отношения между насилием и нормой». Оно опубликовано в том числе на английском языке.
С Севой мы хоть и не работали вместе, но познакомились на почве инклюзии. Он пришёл на выставку «Вне истеблишмента» в Русском музее, а я участвовал в ней как член команды. На экспозиции были представлены работы художников с инвалидностью. Выставка открылась накануне нового 2022 года, незадолго до *** (начала «спецоперации» — ред.). Мы с Севой тогда познакомились, разговорились, поняли, что у нас общие интересы и ценности. И мы недолго дружили, пока он был на воле, довольно скоро его арестовали. Но общались интенсивно, на разные темы, вместе выходили в пикеты. Классный парень. Уже находясь в Тбилиси, я проводил перформанс в его поддержку.
— С пикетами на какие темы выходили? За что или против чего?
— Как раз накануне *** («спецоперации» — ред.) у Севы был абсурдистский плакат «Служа подонкам, не забываем о себе». Но тогда нам ничего за это не было, потому что никто не понял, к чему он это. Я выходил в тот же период с плакатом «Не хочу конец света». Тогда были ядерные испытания. И уже 24 февраля 2022 меня с этим же плакатом запаковали. Я нарисовал его за неделю до этого. Я горжусь этим плакатом, жаль, что у меня его забрали.
— Ещё вы знакомы с заключённой Ольгой Смирновой. Что вас связывает?
— Не знаю, помнит ли она меня. Но мы встречались с ней много раз: и на акциях, и в судах. Самое забавное пересечение было в 2015 году. Был такой коллективный проект, уличная пацифистская выставка «Немир». Идея принадлежала активистке, художнице Катрин Ненашевой. Вокруг этого собралась инициативная группа, мы с {родиной} вошли в неё. Мы пытались эту выставку согласовать, подали уведомление об организации её у метро «Горьковская». К нам в качестве поддержки присоединились люди из движения «Солидарность Санкт-Петербурга» и в частности Ольга Смирнова. В согласовании нам администрация отказала. Мы всё равно хотели провести выставку, но, по сообщениям очевидцев, рядом с «Горьковской» было много полиции. В итоге мы туда не пошли и вместе с арт-составом направились к другим локациям. А Ольга вместе со всей «Солидарностью» пришла к «Горьковской», на заранее обозначенное место. Никого не задержали, но ребята немного злились на нас из-за того, что мы перенесли выставку и не предупредили их. Потом мы с Ольгой пересекались ещё не раз на судах, когда приходили поддержать других людей.
— А как вы познакомились с Дмитрием Скурихиным?
— В спецприёмнике, в январе 2021 года. Тогда у меня было ощущение, что в России арестовали всех людей (были протесты в поддержку Алексея Навального после выхода очередного расследования его команды**** и его ареста — ред). Я считаю, природа тех митингов была шире, чем поддержка конкретного человека и того, что он делает. Мы хотели изменений в стране. Хотя надежды уже было мало, и было понятно, в каком направлении движется Россия. Тогда я много интересных знакомств свёл. Половина сейчас сидит, половина в эмиграции.
Я отсидел 10 суток, тогда и познакомился с Дмитрием. Он очень обаятельный, классный. Мы с ним стали приятелями, пока сидели. Переписывались потом в соцсетях, поддерживали друг друга.
«Чувствую себя в социальной изоляции»
— Когда и почему ты решил из России уехать?
— Мы с женой хотели уехать сразу после начала *** («спецоперации» — ред.). Тогда меня тоже завинтили, 24 февраля. Были поначалу надежды на лучшее. Но окончательно я понял, что надо уезжать, 2 апреля. Был объявлен последний несанкционированный пацифистский митинг. Люди засели по домам, практически никто не вышел, и бедные *** (полицейские — ред.) собирали людей по подворотням. И меня тоже собрали. Мы с подружкой стояли на мосту, в километре примерно от этого «мероприятия» и обсуждаем: «Ну пошли кофе пить, наверное». Но тут подходят *** (полицейские — ред.) и говорят, что у нас «протестные лица», что мы похожи на участников несанкционированной акции. Не откажешь им в проницательности. Меня завинтили, но выпустили уже на следующий день из суда, поскольку я был членом избирательной комиссии (раньше это не помогало).
„И когда я вышел, оказалось, что задержали почти всех моих друзей.
Стало понятно, что проще нам всем уехать из страны, чем ждать, когда здесь что-то начнёт меняться. В то же время происходило много трагических событий, меня потрясли фотографии с мест боевых действий — это тоже повлияло.
Мне помогли с документами, а тревожный чемоданчик на экстренный случай был готов ещё с 2021 года. Я уже нашёл для себя арт-резиденцию.
И тут выясняется, что у моей мамы терминальная стадия рака, через месяц она умрёт. Мама была сложным человеком с ментальными проблемами, я кое-как уговорил её на госпитализацию, потом в хоспис устраивал. В мае она умерла. Мы с женой решили, что, наверное, после Нового года поедем.
А потом мобилизацию объявили, и для меня уже не осталось вариантов. Как и многие российские мужчины, я ломанулся на Верхний Ларс, в самую толчею попал. Так я оказался в Грузии и живу здесь до сих пор. Мне пришлось уехать одному, жена остаётся в России.
— Чем занимаешься?
— Я работаю психологом онлайн, как и раньше, только количество клиентов стало значительно меньше. Не могу сказать, как именно я выживаю — это случайным образом происходит. То иностранные друзья купят мои художественные работы, то просто помощь подоспеет. Мне даже хватает денег на собаку и кота, которых я «усыновил».
— Продолжаешь в какой-то форме заниматься активизмом?
— Мне кажется, у меня нет морального права называться активистом. Иногда я занимаюсь волонтёрством. В Грузии я организую бесплатную группу психологической поддержки для россиян, украинцам оказываю посильную психологическую помощь. Провожу политические перформансы с местными анархистами, продолжаю свой графический проект — но это больше арт, чем активизм.
— Сейчас как часто тебе удаётся участвовать в выставках в России, поддерживать связь с российским социальным пространством?
— Меня зовут иногда участвовать в подпольных выставках, стараюсь везде вписываться. Плюс переписка. Вот с Севой Королёвым общаюсь много. Он мне присылает свои стихи, а я рисую к ним иллюстрации. Если мне хватит эмоционального ресурса и силы воли, я напишу Жене Беркович (режиссёрка, арестованная из-за театральной постановки «Финист Ясный Сокол» по обвинению в оправдании терроризма — ред.) и предложу ей то же самое. Я хотел бы иллюстрировать её стихи. С Женей я знаком «через одно рукопожатие»: с её сестрой мы работали в «Перспективах», маму её тоже знаю. Чудесная семья.
— Чувствуешь ли ты себя частью грузинского общества, сообщества россиян в Грузии? Ты говорил, что уехавшие россияне сейчас как бы в изгнании. Это и про тебя тоже?
— Я не чувствую себя в изгнании, это слишком пафосно. В Тбилиси я живу на окраине, сюда нога человека практически не ступает. Сначала меня это удручало, а сейчас нравится, потому что обстановка рабочая: хочешь не хочешь, а будешь писать, рисовать. А вообще я чувствую себя в социальной изоляции. В Петербурге я был лёня цой, меня многие знали, а тут я просто чувак в странной одежде.
Враждебности в Грузии никакой нет, здесь открытые люди. Но то, что со мной происходит, интеграцией не назвать.
У меня есть здесь друзья из числа мигрантов, очень близкие, хорошие. Но устойчивой общественной ткани, комьюнити уехавших из России тут нет. Или, может быть, я не являюсь его частью.
— Тебе приходится сталкиваться с какими-то трудностями из-за российского происхождения?
— Банковские счета. Плюс рубль дешевеет. С одной стороны, это про экономику России в условиях *** («спецоперации» — ред.). С другой стороны, мои доходы превращаются в пепел. Как в анекдоте: «Что такое смешанные чувства? Это когда вы наблюдаете, как курс рубля летит в пропасть». Не говоря уже о какой-то экзистенциальной ответственности.
— Экзистенциальная ответственность — ты имеешь в виду ответственность за то, что происходит? За боевые действия?
— Да. Я гражданин России, я за это отвечаю. Много болезненных переживаний на этот счёт.
— Как ты видишь своё будущее? Планируешь ли оставаться в Грузии?
— На этом месте должен быть иллюстрацией «Чёрный квадрат» Малевича! У меня горизонт уверенного планирования — неделя. А нетвёрдого — может быть, до Нового года. Пофиг, где жить, лишь бы *** закончилась.
Напоследок хочу пожелать всем нам духовных и физических сил — да пребудет с вами Сила!
*Признаны иностранными агентами Минюстом России.
** «Сеть» признана в России террористической организацией, запрещена.
****Команда Навального признана экстремистской организацией в России и запрещена.
