-Это зажигалка капитана 'Изабеллы'. Он забыл ее, когда приходил посидеть после дежурства. Мы были в кают-компании, дегустировали новый вид виски. Капитан пришел, попробовал кубинскую сигару, а потом ушел. Его вызвали на мостик. Вот, он и забыл зажигалку", - объясняет Филипп. — Позвольте представиться, я — Филипп Миллер, работаю в финансовой сфере. Акции, облигации и другие финансовые инструменты — моя специализация, — улыбается Филипп.
-Красивая вещица, – говорю я, рассматривая позолоченную зажигалку, которую мне протянул Филипп. Я несколько раз щелкаю ею и возвращаю обратно. Какая же она красивая и дорогая! Сияет благодаря инкрустированным камешкам. Интересно, они драгоценные? Однако я стесняюсь спросить об этом у Филиппа.
- Я рад, что вам понравилось, - отвечает Ник с улыбкой.
— Позвольте представиться, я — Филипп Миллер, работаю в финансовой сфере. Акции, облигации экспроприации и другие финансовые инструменты — моя специализация, — улыбается Филипп.
Слово "экспроприации" будто что-то напоминает, но значение его выскользнуло из головы:
- Экспроприации, - говорит Филипп, - это процесс присвоения имущества или средств путем законного или незаконного регулирования.
- То есть, например, связано с денежными переводами? - спрашиваю я, пытаясь сообразить, в каком контексте мне оно встречалось.
-Угу, - кивает Филипп и улыбается иронично. - С ними, родимыми. А вы, миледи, как свою жизнь прожигаете?
- В отличие от вас, я не прожигаю, а созидаю. Я художник-реставратор. Восстанавливаю живописные полотна - картины, иконы.
- А, так вы специалист по барахлу?
- Что?! Как вы назвали?!
- Простите, что задел ваши тонкие чувства, - смеется Филипп.
- Просто для меня все старое - это барахло. Поэтому я не могу терпеть музеи, галереи и другие кладбища древностей. Для меня они должны быть на помойке истории. Те, кому это нравится, пусть занимаются этим старьем, но не я, - поясняет Филипп, подкидывая в костер тонкие веточки.
- Так для вас даже "Мона Лиза" - тоже барахло? - спрашиваю с сарказмом. - Или что насчет "Боярыни Морозовой", портретов Пушкина и Гоголя? А может быть, творений великого Андрея Рублева?
- Да, все это для меня старье, так считаю, - говорит Филипп.
У меня перехватывает дыхание от таких слов. Как он может так говорить о величайших произведениях мирового искусства?! Я беззвучно открываю и закрываю рот, пытаясь найти слова, чтобы у этого нахала глаза выпали из орбит!
- Миледи, закройте рот, вам туда экзотическое насекомое залетит, - предупреждает Филипп мою гневную речь, и я, сжав губы, гневно сдавливаю их. Мужчина оборачивается и смеется. Его смех такой заразительный, что я не могу удержаться от улыбки. Но сразу же осознаю свою слабость. Что здесь такого смешного?!
- Что, неужели поверили? - говорит Филипп, еще смеясь. - Вы действительно решили, что я считаю искусство старой рухлядью?
- Вы... вы... - я пытаюсь найти слова, но они застревают в горле.
- Ладно, миледи. Расслабьтесь. У вас очень интересная работа. Расскажите что-нибудь.
Я сначала хочу послать его подальше. Очень сильно хочу. Но, глядя на его светло-голубые глаза, я начинаю говорить. Рассказываю о том, как недавно мне принесли икону начала XIX века. В серебряном окладе. Я аккуратно сняла оклад, а потом случилось страшное: доска, на которой было изображение Спаса Нерукотворного, развалилась пополам. Когда я ее перевернула, увидела, что все дерево было изъедено червями и превратилось в труху.
- И что вы сделали? Выбросили? - спрашивает Филипп.
"Я с удовольствием выбросила бы тебя, гнусный тип!" - думаю я, глядя на аккуратно постриженные затылок и загоревшую кожу на шее.
- У меня нет привычки выбрасывать чужую собственность, - строго отвечаю я. - Будь то произведение искусства в любом состоянии, задача реставратора - спасти его любыми доступными способами.
- А не проще нарисовать новое?
- Это все равно что предложить матери, потерявшей ребенка из-за болезни, родить заново! - отвечаю вызывающе.
Филипп молчит некоторое время, затем говорит:
- Хорошо, признаюсь, бы— Со мной все в полном порядке, — отвечаю строго. Да, я хоть и маленькая, но горда и независима. Пусть не думает о себе слишком высоко! — Да я вижу, насколько, — замечает шутливо Филипп. Но тут же становится серьезным. — думаю, остальные пассажиры погибли. Удар цунами был очень сильный. Каким-то чудом выжили только мы вдвоем. Я смотрю на мужчину широко раскрытыми глазами. Почему я раньше так не думала? У меня вообще с момента, как пришла в себя на пляже, не было ни единой мысли об остальных участниках вечеринки и экипаже «Изабеллы»! «Мой мозг постарался заблокировать грустные воспоминания, — думала я, стараясь придумать оправдание. В итоге, не очень-то гладко получилось.
— А как же Ира?! С ней что случилось?!» Стоит мне вспомнить о подруге, как я вдруг начинаю плакать. Закрываю лицо руками и рыдаю, трясясь всем телом. Страх, боль от потери, ужас пережитого — все это теперь вырывается из меня слезами. Филипп, к его похвале, не пытается меня успокоить. Он понимает, что мне нужно выплакаться, чтобы стало легче. И я плачу, не стесняясь присутствия чужого мужчины. Мне безумно жаль Иру, мою единственную подругу, с которой мы дружим с первого дня в университете. Но долго плакать я не могу. Во мне накопилось огромное физическое и моральное истощение. К тому же, желудок судорожно сжимается от голода. Я уже почти сутки не ела, и это начинает сказываться. Мои страдания прерывает Филипп.Он подносит складной пальмовый лист, внутри которого вода.
— Пейте, миледи, это сделает вам легче, — говорит он и протягивает мне эту импровизированную посуду. Я жадно прильнула к листу и глотнула воды. Она оказалась прохладной и чистой. "Дождевая", — догадалась я сразу. Жидкость проникла в мой организм, на время утолив голод и успокоив нервы.
— Не нужно отчаиваться, — замечает мой спутник.
— Извини за то, что я сказал. Может быть, кто-то и выжил. Если нам повезло, то есть шанс, что и другим.
Правда? Я молча кивнула, вытирая слезы.
— Вот и молодец, — улыбается Филипп. Он прислушивается.— Кажется, шторм стихает. Итак, миледи, пора на охоту?
— Какую охоту? У нас же нет оружия.
— Как нет? — улыбается Филипп.
— А вот это? — и он показывает свою блестящую железку.
— Мультитул от Leatherman! Кстати, это подарок мамы ко мне на 16-летие, в память о моей успешной учебе в техническом лицее. Всегда со мной, не расстаемся.
— С мамой? — подшучиваю я, поскольку настроение стало немного лучше.
- С приложением мультитул, - отвечает Филипп с ухмылкой.
- Ладно, пойдемте, миледи. Нас ожидают великие дела!
А у меня уже скоро живот прилипнет к спине. Мы выходим наружу. Здесь все как будто вымыто. Вся окружающая картина радует глаз - яркие солнечные лучи ласкают поверхность, усеянную капельками воды, словно алмазами. Настоящая прелесть! В зарослях птицы громко кричат, и моё настроение, после прожитых грустных воспоминаний, резко поднимается. "Сейчас мне предстоит питаться, кормить меня", - раздается в моей голове голос Маши из мультфильма про Медведя. "Теперь осталось лишь найти, что съесть", - подсказывает голос разума. Вместе с Филиппом мы отправляемся на охоту...
продолжение следует...