Я – «кандидат»?
Лузнецов после развода загнал меня в ленкомнату работать над докладом к отчетно-выборному комсомольскому собранию батареи. Там мне предстоит отчитаться о работе, а потом будут перевыборы.
Не успел я хоть чуть погрузиться в работу, как Лузнецов снова зашел в ленкомнату.
- Что, Битюков, в отпуск хочешь?..
Я слегка опешил. К чему он это? Но надо держать ухо востро – скорее всего, это сладкая наживка на крючке.
- Отпуск – это заветная мечта любого солдата, - отвечаю вроде и как искренне, но голос звучит с деревянной безжизненностью.
- Да? – удивляется, скорее всего, наигранно, Лузнецов. – А я думал, что ты не поедешь в отпуск, даже если тебе его дадут. Откажешься… в пользу государства. Ты ж ведь не любой солдат… Ты же отказался работать в политотделе. Остался грязь месить…
Воистину, что он мне жилы крутит? Чего хочет?
Я опускаю голову пониже, чтобы не так заметно было играние желваками на скулах и злость во взгляде. Но Лузнецов продолжает.
- У меня к тебе дело. От вашей батареи нужен кандидат в члены КПСС. Не хочешь ли ты им стать?
Вот это да!.. Я даже вытаращил глаза от удивления и уставился на Лузнецова. Всего от него мог ожидать, но только не этого.
- Что смотришь ошалелым осленком?.. Я хоть и не в восторге от твоей кандидатуры, но других особо не видно. Давай – думай. Даю тебе три дня на раздумья.
Он ушел, а я остался с бурей смятения и недоумения в душе. И весь караул, куда я заступил после обеда – был в самых жестоких раздумьях. Стать коммунистом – это же ведь была моя заветная мечта. Два года я мечтал уже об этом. Почти два года назад – за год до армии – я принял решение стать коммунистом. И вот – моя мечта сбывается?.. А мне так неприкаянно и плохо. Почему?.. Да потому что – разве достоин я уже стать им? По сравнению с окружающими – может быть… Но если быть честным перед самим собой?.. Разве я живу и веду себя как коммунист? И теперь Лузнецов будет меня еще и этим постоянно тыкать: «Что, Битюков, ты же коммунист? А?»
Одно представление его лукавой рожи приводило меня в содрогание. Ведь он не преминет ширнуть что-нибудь типа: «Что это твои батарейцы лежат на кроватях? Где твое коммунистическая принципиальность?» Уф!.. Нет, уж лучше без этого. Только-только у меня установились хоть какие-то более менее отношения со своими сослуживцами. Только-только… С пару месяцев. И опять пойдет свистопляска?!.. Опять метаться, рваться, мучиться, бесплодно биться?..
Но тут же с другой стороны начинало накатывать: что – спокойствия захотел? А разве коммунист может жить спокойно? Спокойно и довольно живут только приспособленцы и мещане…
И весь караул – в таком вот душевном разброде, но все-таки возвращался я уже в какой-то смутной определенностью. В конце концов, ведь это только «кандидатство», а не «членство» в партии - целый год я буду всего лишь «кандидатом», и если буду недостойным, то меня и не примут в члены КПСС.
На следующий день было заседание комитета дивизиона в присутствии Нач. ПО Ткобцова. Он так проникновенно говорил о предстоящей отчетно-выборной компании, что нужно секретарям нужно получать «обратную связь» от каждого комсомольца, каждого уметь выслушать, быть душой коллектива… Что у меня в душе опять поднялась муть горечи. Какой там кандидат?.. Какая я – душа?.. Смешно!..
Но сразу после его ухода все поставил на место Лузнецов.
- То, что говорил тут один товарищ, это – х….я! Мне бы добиться от вас, чтобы каждый месяц в батареях были собрания и два заседания бюро, и вся хрень канцелярская была заполнена, как надо – и этого достаточно. Поэтому на следующий год секретарями бюро будут только молодые офицеры. Мне с них легче будет требовать. А то говоришь Битюкову: «Куда ты смотрел?», а он мне: «А что я могу сделать?»
Странно, что после его «тыканья» у меня как все стало на свое место. И когда он спросил после комитета: «Ну что – ты думаешь?», я хоть и кивнул неопределенно, но в душе положительное решение стало укрепляться. Оно странным образом еще окрепло, когда в зачитанном нам на разводе списке поощрений по итогам меня вообще не оказалось. Вереемев доверительно сообщил мне, что меня из списка отпускников вычеркнул лично Лузнецов под предлогом случая с Юрматовым. Какой, мол, отпуск – у него в батарее солдаты режут друг друга…
Что ж – так, значит так. А вечерком по мне подсел Саня Веляев – солдатик из 2-й батареи. Удивительно какой-то красивый, с выразительными, ярко черными бровями, черными угольками глаз и какой-то доброй и чистой улыбкой.
- Я слышал, что тебе предложили тоже стать кандидатом. И мне…
Выяснилось, что ему тоже (а еще Веремееву, секретарю дивизиона) Лузнецов предложил стать кандидатом в своей батарее. И это как-то меня тоже подкрепило. Саньку в его «садисткой» батарее и было и будет отнюдь не легче, чем мне. Кстати, он мне сообщил подробность, что меня, оказывается, рекомендовал сам начальник политотдела Ткобцов. Лузнецов, мол, кривился, но ничего поделать не мог.
На следующее утро мне не досталось завтрака. Лузнецов, будучи дежурным офицером, задержал меня у входа, долго парил мне мозги за неготовность отчетного доклада, запустил меня в столовую последним, а когда меня пронесли с едой, ухмыляясь, изрек:
- Я теперь всегда секретарей батарей буду запускать последними. И посмотрю, как их комсомольцы будут о них заботиться. А останутся голодными – глядишь, лучше работать будут.
Но буквально через час, когда он меня спросил о решении (три дня минуло), я твердо ответим ему: «да!»
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь