Назад:
Детство Леры закончилось в 1996 году.
Лето ещё пахло морем и раскалённым асфальтом, когда они с мамой вернулись домой. Они сняли с чемоданов пыль, открыли дверь — и оказалось, что папа ушёл.
Лера не помнила самого дня.
Память выбрала другой — тот, в котором мама сидела прямо на полу и резала ножницами семейные фотографии.
Щёлканье лезвий звучало ровно, почти спокойно.
Будто не снимки, а старые простыни, которые пора выбросить.
Белые полоски фотобумаги медленно ложились на ковёр, как снег.
Разлад между родителями начался задолго до этого.
Сначала исчезли совместные вечера перед телевизором.
Потом ужины.
Папа стал уходить рано и возвращаться, когда дочь уже спала.
Ночами Лера просыпалась и затаив дыхание прислушивалась:
ходит ли он по коридору, похрустывают ли суставы.
Иногда ей казалось, что слышит его шаги — но это была игра воображения, эхом возвращающая тишину.
Родители всё чаще ругались.
Когда-то папа называл маму ласково «Маришкой», а теперь говорил коротко, сухо, словно проглатывая лишние слова.
Лера не понимала, о чём ссорятся взрослые, но чувствовала, как воздух в доме становится плотным и колючим.
Однажды они поссорились из-за неё.
Мама вспылила и в сердцах дёрнула дочь за волосы.
Папа вмешался — и началась буря.
Лера спряталась у себя в комнате, прижимая ладони к ушам.
Сначала плакала от жалости к себе. Потом — к папе.
А потом — к маме, которая, кажется, уже не могла остановиться.
Она понимала, что что-то идёт не так.
Что дом трещит, как стекло под пальцами.
И ей казалось, что именно она — та самая трещина.
Родители прожили вместе тринадцать лет.
Когда всё окончательно кончилось, папа извинялся перед Лерой, будто мог исправить прошедшее.
— Прости, что не дождался твоего восемнадцатия, — сказал он тихо.
Разводы тогда случались у многих.
Казалось, будто целое поколение родителей вдруг устало держать брак на плечах.
Кто-то уходил к новой любви, кто-то — от старой усталости.
Дети реагировали по-разному: кто-то радовался подаркам и вниманию, кто-то грустил.
Леру ждала другая история.
Когда папа ушёл, мама начала заливать своё горе алкоголем.
Поначалу — рюмка за рюмкой «для сна».
Потом — бутылка вина «для настроения».
А дальше — привычка, от которой не возвращаются.
Если кто-то когда-нибудь скажет, что женский алкоголизм излечим, Лера покачает головой.
Она знает: нет.
Это бездна, в которой человек тонет без крика.
И ребёнок смотрит, как из его мамы медленно уходит свет.
Далее: