Зойка, не отрывая руку, звонила в дверь соседской квартиры.
- Ну, чего тебе? – замучено спросила Галина.
- Соли одолжи, соседка.
- На бери, другого времени тебе нет.
- А что это у вас так вкусно пахнет сегодня?
- Иди, Зой, иди, не мешай. К Любке жених приехал, сватать будет, некогда мне с тобой тут стоять.
Она прикрыла дверь.
- Узнали уже, щас растрезвонит по всему дому. Ну, сорока! – возмущалась Галина, а сама была рада. Пусть все знают. Теперь и ее доченька замужем будет, как у всех. А то засиделась бедняжка. Тридцать два с хвостиком, а она одна. Девка хороша. Красавица, русая коса до пояса, бедра такие, ух! Позавидовать можно. А вот парни не спешат к ней. И почему такая напасть, думали родители.
Люба работала в библиотеке, была задумчива, тиха и нежна. Сказывалось воспитание на поэтических основах серебряного века. Грусть в глазах, скромность, истома в теле и трепетное приглушенное дыхание, были постоянными спутниками этой красавицы..
Девушка с печальными глазами,
Как с другой планеты прилетела.
Где то ходит межу полюсами,
Брошенное маленькое тело...
Это о ней, о Любе, истосковавшейся по любви и нежности. Накопившей ее достаточно в себе и готовой выплеснуть ее на любого претендента.
А тут вдруг, она ошарашила родителей сообщением, что в гости придет жених, знакомиться. Толком ничего не объясняла, сказала только, что едет.
Мать чуть тарелку из рук не выронила от удивления.
- И когда только успела? Дома же все время сидит.
Но дочке виднее, глаза блестят, улыбка с лица не сходит, не ходит по дому, а прыгает от радости, напевая песню.
- Ну, все готово, - сказала мать. – Бегом одеваться, отец.
Принарядились, губы помадой намазали, прически начесали, сидят, ждут.
Послышался настойчивый звонок в дверь. Люба поспешила открыть. Радостные мужские крики,
- Ну, вот и встретились, - сменились тишиной. На пол упала брошенная сумка и, в комнату вошел крепкий мужчина, лет сорока, в футболке, уголовной наружности. Все руки в наколках. На левой щеке шрам, блестящая, как бильярдный шар голова буквы на пальцах "ВОВАН". Следом за ним, смущенно жалась Люба.
Он резво прошел к отцу, крепко пожал руку.
- Добрый день, люди добрые. – Пробасил он.
Мать затаила дыхание, молясь в душе, оставшимся сознанием. Остальным она уже была в обморочном состоянии. С ее губ чуть не сорвалось:
- Ты кого в дом привела, дура?
Но вместо этого она тихо пискнула:
- Здрасьте. – В горле першило, она закашлялась и встала, хотела уйти на кухню испить водички.
Жених бесцеремонно подошел к ней и крепко поцеловал прямо в губы. Мать вся сжалась и боясь упасть в ноги жениху, присела на первый попавшийся стул. он повернулся к накрытому столу, взял в руки коньяк.
- А ничего встречаете. Давай, отец. Бахнем за встречу, чтоб все у нас было, как у людей и ничего нам за это не было.
Отец поставил стул к столу и протянул рюмку. После третьей разговор пошел легче.
Люба сидела рядом и глупо улыбалась, она была рада жениху, но боялась его и родителей вместе взятых. Поэтому вела себя тише воды.
- Эх, голубушка моя. – Пробасил Вова, приобняв ее за плечи. - Заживем!!!
В детстве сказки я читал
О волшебниках, царицах,
Но в них верить перестал.
Я не видел в женских лицах,
Той чудесной красоты,
Что лишь феям Бог отмерил,
Но когда явилась ты,
Сразу в сказку я поверил.
Ты прекрасна, ты желанна,
И в глазах твоих тепло,
Без изъяна, идеальна,
Нету лучше никого! – процитировал он.
- Боже, вы еще и стихи читаете. – Вставила удрученно мать.
- Что значит еще? Я еще и пою. Гитара есть? – Обратился он к невесте.
- Нет, мы не поем.
- Эх, жаль, а то бы я сейчас вам показал, на что способен Вован.
- А у соседки есть. Я сейчас, я быстро. – Люба подскочила с места и отправилась к Зойке.
Та пришла вместе с гитарой.
- Боюсь,- говорит, - сломаете еще без меня.
Тут началось истинное веселье. Вован хорошо играл на инструменте, пел красивым баритоном и обаял этим всех женщин. Мама смахивала слезу и жалела, что ее Коля не пел ей песен в молодости. За всю жизнь хоть бы одну посвятил любимой жене. Так нет. Только по телику концерты смотрела.
Владимир перешел на Высоцкого.
Мои друзья, хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи,
А гадость пьют из экономии,
Хоть по утру, но на свои…
Теперь подошла очередь отца умиляться могуществу советского барда.
- Красиво поешь, едри тебя за ногу. – Он даже налил себе еще коньячку и хлопнул его махом, занюхал своим кулаком.
- Ну, так, опыт, не пропьешь!
Я не люблю фатального исхода
От жизни никогда не устаю, - продолжил Владимир,-
Я не люблю любое время года,
Когда весёлых песен не поют.
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и ещё,
Когда чужой мои читает письма
Заглядывая мне через плечо…
Он отложил гитару в сторону.
- Продолжим! – В ход пошел холодец. – Мать, молодец, во! А горчичка какая ядреная. Хххо. Здорово. Давно так не обедал. Как в ресторане.
- Ну, так… - отец пожал плечами, типа, у нас всегда так кормят.
Девушки мыли посуду, протирали полотенцем.
- А он и ничего так, - сказала мать.
- Красавец мужчина, повезло тебе, Любка. – Стрекотала Зойка. – Держись за него. Может, хоть бабой, наконец, станешь. – Она засмеялась. И убежала в комнату. Там начиналось второе отделение домашнего концерта. Люба молчала. Она мечтательно смотрела в темноту ночи за окном.
- Страшно то как! Что он за человек. Вроде бы веселый. Разговорчивый. А сильный какой. Скоро спать идти. Что там впереди.
Ее мысли прервал звук закрытой двери. Она очнулась.
В комнате стояла тишина. Она тихонечко прокралась к двери и заглянула в комнату. Отец спал на диване, привалившись к спинке. Его голова была запрокинута и он немного подхрапывал, мать сидела рядом, держа в руке рюмку с наливкой. Долго смотрела на красивый цвет.
- Аааа, где… - Мать посмотрела на нее и выпила наливку, - все?
- Ушли.
- Куда ушли, - истерично спросила дочь.
- Зойка его окрутила и утащила домой, вместе с гитарой. Вот так, - она скорчила рожицу, - пффф, тю, тю, женишок то. А может, ну его к чертям собачьим, этого проходимца. Он же в тюряге столько лет отсидел, на нем клейма негде ставить. А за что? Мы же не знаем. Спасибо, господи, отвел от нас. Пусть теперь Зойка мучаиие, ик, ется, ик! Прости, доча. Спать.
Она завалилась на отца и уснула. В таком состоянии своих родителей Люба видела в первый раз. Знать точно огорошила их женихом своим.
Она выключила свет, закрыла дверь на ключ и ушла в свою комнату.
На следующий день, Зойка пришла за сумкой своего шустрого ухажера. Она извинялась перед матерью, за столь неожиданный уход.
- Прости, Галь, прости, но он сам выбрал меня. Что я могу.
- Иди, иди, совет вам да любовь. – Выпроводила ее мать. – Слава богу, отсеялся. Ой! – вздрогнула она всем телом. Любочка, вставай солнышко, на работу пора.
На площадке вечерами были слышны песни. Это Зойка веселилась по полной программе, наверстывая упущенные годы, усердно кормила своего жениха и слушала серенады, шансон и стихи, посвященные именно ей. Она пищала от счастья, свалившегося на нее так неожиданно, пока однажды вечером к ней не заглянули полицейские. Они искали Вована, погревшего свои руки в одном ювелирном магазине. Зойка плакала и слезно обещала ждать.
Она посылала ему передачи и ездила на короткие свидания.
Люба работала в библиотеке, читала стихи забытых писателей, мечтала о будущем, о семье и, однажды встретила свою любовь, среди пыльных полок, заваленных старинными рукописями.
Эдуард Кириллович, был историком, высокий, худощавый, в тонких позолоченных очках, он жутко стеснялся и все время извинялся пред всеми. Мама, увидев его в дверях своей квартиры, сразу объявила всем.
- Вот это наш человек.
В дверь настойчиво звонила Зойка. Ей непременно хотелось узнать первой все соседские новости, но посмотрев в глазок, Галина просто ушла в комнату, не преминув при этом сказать очень громко:
- Ни кого нет дома.
Звонок прекратился...
Семья спокойно пила чай на кухне.