Найти в Дзене

44. Роса на паутине

- Жалко, что погода плохая, а то прогуляться можно было бы, – прохрипел Сашка. Петр захохотал: - Ну, Сашка! Значит, жить будешь! Раз думаешь о гулянье с девчонкой, значит, выживешь! Сашка слегка смутился, что не сдержался. - Да нет, это я так... - Ну, давай раздевайся! Снимай рубаху. Майку оставь, а то совсем холодно станет. Сашка снял рубашку, задрал майку. Петрович налил на ладонь немного уксуса, прошелся по горячей спине парня. Тот вздрогнул, съежился, охнул: - Холодное! Петрович быстро обтер все тело Сашки уксусом, укрыл его. Тот уткнулся носом в одеяло, скукожился под ним. Он молчал, думая о той девушке и злясь на себя: мог бы и потерпеть ее смех. И не болел бы теперь! С этими мыслями, ослабленный болезнью Сашка быстро уснул. А Петрович думал над тем, что будет, если у него начнется, не дай Бог, воспаление легких или бронхит. Он сам болел бронхитом, знал, как это утомляет, отнимает силы. Мать, бывало, натрет его барсучьим жиром, завернет в дедов тулуп да на печку! Пропотеешь там д

- Жалко, что погода плохая, а то прогуляться можно было бы, – прохрипел Сашка.

Петр захохотал:

- Ну, Сашка! Значит, жить будешь! Раз думаешь о гулянье с девчонкой, значит, выживешь!

Сашка слегка смутился, что не сдержался.

- Да нет, это я так...

- Ну, давай раздевайся! Снимай рубаху. Майку оставь, а то совсем холодно станет.

Сашка снял рубашку, задрал майку. Петрович налил на ладонь немного уксуса, прошелся по горячей спине парня. Тот вздрогнул, съежился, охнул:

- Холодное!

Петрович быстро обтер все тело Сашки уксусом, укрыл его. Тот уткнулся носом в одеяло, скукожился под ним. Он молчал, думая о той девушке и злясь на себя: мог бы и потерпеть ее смех. И не болел бы теперь! С этими мыслями, ослабленный болезнью Сашка быстро уснул. А Петрович думал над тем, что будет, если у него начнется, не дай Бог, воспаление легких или бронхит. Он сам болел бронхитом, знал, как это утомляет, отнимает силы. Мать, бывало, натрет его барсучьим жиром, завернет в дедов тулуп да на печку! Пропотеешь там до косточек, а на другой день уже просишься опять на улицу, в снежки играть да с горки кататься. Но тут мамки нету, да и печки с тулупом тоже. А вот про жир можно порасспрашивать у Нюры, например.

- Хорошо, что хоть на работу не надо сегодня, - проговорил он.

- Да если бы и на работу – какой с него работник! – ответил Петр.

- Да, вот лежал бы один здесь, ни печку натопить некому, ни воды подать!

- Нужно требовать, чтоб один дом под амбулаторию отдали. Чтоб там фельдшер был, койка-другая для лежачих. А то людей собрали тут, а лечить их некому.

- Так ведь сюда здоровых собирали...

- А когда ты обгорел, куда тебя пришлось везти? И его нужно бы отвезти, да нельзя – погода не пускает. Вот и выходит, что нужна здесь амбулатория! А люди – они везде люди: сегодня здоровые, в завтра – как пойдет!

- А что ж с Сашкой делать?

- Если начнется воспаление легких, то беда может быть...

Будильник на столе показывал уже десятый час. Петрович подбросил в печку топлива, сел на кровать.

- Давай, Петро, ложись, а я посижу: и печку постерегу, чтоб не перегорело, а то при таком ветре быстро выдует все, да и за этим присмотрю, - он кивнул в сторону сопящего Сашки. – А потом ты посидишь. Нельзя ему в холодном лежать.

Петр послушно улегся, укрывшись с головой.

Утром Петрович в вагончике управляющего громко проговорил:

- Иван Николаевич, нужно что-то делать с амбулаторией. Вот заболел парень, а лечить некому!

- И что ты хочешь? – спросил управляющий, не глядя на него.

- Хочу, чтоб амбулаторию открыли тут. Люди ж тут работают, а не кто-то там...

- Ну ты вот что, - повернулся к нему управляющий. – Ты мне народ не баламуть! А то завтра потребуют пивную, ресторан...

- При чем тут пивная? – повысил голос Петрович. – Я говорю о больных людях.

Неожиданно среди находившихся в вагончике послышались голоса:

- У нас парень тоже заболел – простудился, а лечиться нечем. Так что, начальник, давай-ка думай про это что-нибудь!

- Ладно, завтра подумаю, а сегодня нужно работать! Вон снегом все занесло, разгребать нужно, а вы – амбулатория!

И вдруг в вагончике стало шумно. Мужики загалдели, зашумели.

- Значит, работать мы должны, а лечить нас не обязательно?

- Конечно, чего ему беспокоиться: эти вымрут - другие приедут!

Раздался смех.

- Ну, ты говори да не заговаривайся!

Николаевич встал.

- Это кто там сказал, что я отказался от медпункта? Всему свое время! Весной займемся этим.

- А сегодня с больными что делать? Бросать в холодных вагончиках – пусть доходят?

Их толпы послышалось предложение:

- Девок назначить дежурными по больным!

Раздался громкий смех, почти непристойные выражения.

- А что? – вдруг сказал Петрович. – Чем сегодня будут заниматься женщины? Строить нельзя, в кухне троих хватит. Назначай, Николаевич, дежурных по больным! Записывай, в каком вагончике есть больные, туда и назначай!

Управляющий с неприязнью посмотрел на Петровича:

- Может, ты вместо меня сядешь тут и будешь назначать всех?

- Прикажут – сяду и буду выполнять все, что должен делать, - невозмутимо ответил Петрович.

- Так, короче, слушайте, кому куда сегодня идти. По одному не ходить, пока не кончится ветер.

Он распределил механизаторов, стал собирать свои журналы.

- Так что насчет дежурных все-таки? – остановил его Петрович.

Управляющий недовольно остановился.

- Пойду сейчас к строителям, спрошу, что у них сегодня по плану. Куда там нужно дежурных?

- К нам, во второй. Там молодой лежит с температурой, еле дышит. Представляешь, что будет с тобой, если с ним что-то случится?

- Ладно, не пугай! А что, действительно сильно больной?

- Действительно, - сказал Петрович и пошел на работу.

Иван Николаевич первым делом, конечно, пошел в столовую. Он не любил ходить туда, когда там собирался весь рабочий народ. Тогда там висели запахи овчинных тулупов, влажных валенок, кирзовых сапог, табака... А когда все уходили на работу, уборщицы подметали, проветривали, убирали посуду – одним словом, наводили порядок, тогда и появлялся там он.

Нюра встречала его не очень ласково, но начальство есть начальство. Она почти официально спрашивала:

- Что будете есть, Иван Николаевич?

Тот улыбался, пытался быть вежливым, своим:

- Нюрочка, зачем так официально? Ты ж знаешь, я не привередливый. Нальешь стопочку, огурчик поднесешь...

- Ага, - перебивала его Нюра, - наденешь кокошник, сарафан, поклонишься в ножки, ручку облобызаешь. Короче, у меня не ресторан, нету меню с большим выбором. Гречка с тушенкой, чай с хлебом и маслом. Могу добавить соленый огурец. Подойдет такое?

Николаевич вздыхал, снимал тулуп, садился за какой-нибудь убранный стол.

- Неси что есть, - махал он рукой. – Эх, Нюра, не ценишь ты хорошего отношения к тебе. А я бы для тебя...

- Ну и что ты бы для меня? – Нюра встала с позу, подбочась. – Жене своей что скажешь, когда она приедет?

Девушка принесла тарелку с хлебом, миску с гречкой, горку соленых огурцов.

Николаевич посмотрел на это, жалобно взглянул на Нюру:

- А чуть-чуть нельзя?

Он показал пальцами, сколько хотел бы кое-чего в стакане...

Нюра взглянула на хихикавших девчат, махнула рукой, и тотчас одна их них принесла стакан и бутылку водки. Нюра налила ему полстакана, закрыла бутылку и отдала девушке.

Поев, Николаевич рассказал о плане Петровича, конечно, выдав его за свой:

- Представляешь, лежат они одни, некому воды подать, не то что что-нибудь еще.

Нюра с интересом слушала его. Потом позвала всех девчонок, быстро рассказала им обо всем, распорядилась:

- Приготовьте термосы, к обеду нужно им суп разнести. А сейчас налейте в термосы горячий сладкий чай,приготовьте кастрюли с гречкой. Да, еще там шоколадки лежат в шкафу, достаньте их. Ольга, ты во второй со Светкой, а ты, Маруся, со мной – в седьмой и восьмой. Куда там еще нужно? – обратилась она к Николаевичу.

- Да вроде все, - ответил тот, пораженный расторопностью, деловитостью поварихи.

Сашка только что улегся после того как сходил за занавеску, когда услышал, что открывается дверь. Он подумал, что это вернулись Петр или Петрович, но был совершенно ошарашен, когда перед ним встала Оля.

Продолжение