Вопреки прогнозам, всё-таки тепло наступило. Правда, быстро оно промелькнуло, дней пять продержавшись. Уже на следующий день сильное похолодание ожидается, дневная температура выше плюс двенадцати не поднимется. Но надеюсь, что не на вовсе такое безобразие, бабье лето ещё порадует нас.
С соседом нашим неугомонным, нежданно-негаданно проблема разрешилась. Началось всё с того, что Валерий Михалыч пропал. Сын дозвониться до него не смог и вынужден был самолично приехать. Открыл дверь своим ключом, но в квартире было пусто, а на столе лежал забытый телефон. Тогда сын по соседям пошёл, спрашивая не видел ли кто, куда мог уйти отец. Альбина Алексеевна с первого этажа сказала, что ещё утром он вышел из подъезда с тряпочной сумочкой в руке, но куда именно направился, она не в курсе. В полицию решили сообщить только если наш потеряшка до вечера не найдётся. Но пассивно ждать непонятно чего мы не стали, а тремя парами отправились по заранее определённым маршрутам.
Из-за больных ног Валерий Михалыч ходит медленно и уйти очень далеко не мог. Это существенно сокращало район поисков. И тем не менее, стопроцентной уверенности в том, что он где-то рядом, всё-таки не было. Мы с супругой зашли в ближайшие два магазина, расспросили кассиров, потом прошли по дворам домов. Наши поиски прекратил звонок соседа Дмитрия, сообщившего радостную весть: нашёлся наш потеряшка!
Оказалось, что Валерий Михалыч бродил непонятно зачем по территории находящейся поблизости школы. Ни опечаленности, ни испуга он не проявлял и вёл себя так, будто всё случившееся являлось чем-то обыденным. Когда мы всей процессией подошли к подъезду, сын, до этого мрачно молчавший, накинулся на отца с руганью. А дальше, вместо слов благодарности, он с нескрываемой злостью высказал нам, соседям:
– Всё, ладно, я его к себе забираю, не нойте больше! Надоели, блин, все мозги высосали!
Столь неадекватной реакции никто из нас не ожидал. Но не стали мы устраивать ругань и молча разошлись. Причины его злости, в общем-то, понятны. На человека обрушилась гигантская проблема. Нет, она не была неожиданной, однако мысли о ней он старательно отгонял, видимо рассчитывая, что всё само по себе рассосётся. Но, нежданно-негаданно, момент принятия решения подошёл вплотную. Причём решения неприятного, болезненного. Вот тут-то и возникла бессильная злость. Однако винить он должен исключительно самого себя. Ведь он, конечно же, видел прогрессирующую болезнь отца, но мысленно отмахивался от неё, не желая признавать. А ведь можно было поместить Валерия Михалыча в интернат. Да, эта процедура непростая, небыстрая, но времени имелось достаточно, и никто им, к сожалению, не воспользовался.
В свой выходной побывал я на учёбе по интубации трахеи и ИВЛ. Это была не обычная лекция, а получение практических навыков. Мы сами, своими руками интубировали манекены и без ложной скромности скажу, что у меня неплохо получилось. Казалось бы, это хорошо и радоваться надо. Но штука в том, что манекен от живого человека всё-таки отличается. И далеко не факт, что с реальным пациентом всё получится так же гладко и беспроблемно. Поэтому и тут сперва нужен опытный наставник. Вот только где бы его взять. А это значит не стану я интубировать, чтоб человеческие жизни под угрозу не ставить. Как и раньше воздуховодами или ларингеальными масками буду пользоваться.
«Скорая» встретила меня горящей и отвратительно дымящей урной у медицинского корпуса. Это непотребство нужно было срочно прекращать, а потому я сбегал на кухню, взял чайник и всё потушил.
– Что, Юрий Иваныч, пожарным на полставки заделались? – спросила меня Светлана, фельдшер пункта подготовки укладок.
– Нет, Света, я здесь главный пожарный.
– Слушайте, у нас двое заразились ушными клещами. Представляете? Я-то раньше думала, что они только у кошек и собак бывают!
– А где же они их подцепили-то?
– От стетоскопов, конечно, тут даже и думать нечего. Я не понимаю, неужели нельзя свой личный купить, они же копейки стоят? Когда я на линии работала, только своим пользовалась, никогда с пункта не брала.
– И правильно делала. Я тоже только своим пользуюсь. Ведь неприятно же после кого-то себе в уши засовывать.
– А что самое интересное, я в нашей смене всем об этом рассказала, думала, что перестанут брать. Ну да, размечталась! У нас стетоскопов пятнадцать штук и в начале смены все до одного разбирают!
– Ну что ж, подцепят заразу, и эта экономия боком выйдет.
Бригада, которую мы меняем, была на месте и сидела в «телевизионке».
– Ну как поработали, господа? – спросил я.
– Ох, <зашибись>, Иваныч! Вот просто <офигенно зашибись>! – ответил врач Анцыферов. – Прикинь, шесть психозов, из них четыре госпитализации!
– Эх-ты ёп! Ну всё, значит вы и нашу норму выполнили! А мы теперь будем дурака валять!
– Ага, размечтался! Будете на соматику ездить и пахать как Папы Карлы! Иваныч, а зачем ты на конференции ходишь? Чего там делать-то? Забей, да и всё!
– Привычка – вторая натура, Александр Сергеич. Вроде и не хочу, а ноги сами несут.
Старший врач в ходе своего доклада, передавала уже озвученные карты вызовов начмеду Надежде Юрьевне.
– Так, стоп, Галина Владимировна! – строго сказала она. – Я не поняла, а что Цветков с Аникиным делали в приёмнике аж час и двенадцать минут? Совсем уже обалдели?
– Надежда Юрьевна, так мы же не просто сидели… – ответил фельдшер Цветков.
– А что, ещё и лежали?
– Нет, мы инсульт привезли и врача долго ждали, потом КТ стали делать. Ведь больного же не бросишь!
– Вас никто не заставляет бросать. Нужно было позвонить старшему врачу, и она бы этот вопрос решила. Но вы даже палец о палец не ударили! Как хорошо, солдат спит, а служба идёт! Больше часа профилонили! Сейчас после конференции напишете объяснительную. Теперь у меня вопрос к Андрею Ильичу. Бригады жалуются, что вы не даёте электроды для автоматических дефибрилляторов и гель для ЭКГ. Почему, объясните, пожалуйста?
– Ох, Надежда Юрьевна, – тяжко произнёс главный фельдшер, будто тяжёлую гирю поднял. – Электроды пока не закуплены, только готовимся. А без геля можно прекрасно обойтись, физраствором электроды смочить и всё.
Тут не выдержал главный врач, крепившийся до последнего:
– Андрей Ильич, если б не присутствующие, я бы вас матом отругал! Вы не знали, что у автоматических дефибрилляторов электроды одноразовые? Вы не знали, что работники их расходуют? Скажите-ка откровенно, Андрей Ильич, а в план закупок вы их включали?
– Да, включал. Но может пока аукциона нет, мы напрямую закупим хоть сколько-нибудь?
– Как у вас всё просто! Я просто балдею от такой простоты! Всё, лимит исчерпан, никаких прямых больше не будет. И что теперь делать?
– Игорь Геннадьевич, у нас лежат шесть запасных автоматов с электродами. Тогда я их выдам. Думаю, что хватит, ведь не на каждом же вызове они дефибрилляцию проводят.
– Выдавайте, – безнадёжно махнул рукой главный. – Коллеги, вопросы есть?
– Сейчас, ещё пару минут, – ответила Надежда Юрьевна. – Игорь Геннадьевич, я про жалобу Зотова скажу?
– Да-да, конечно.
– Двадцать шестого августа фельдшерская бригада, не буду их называть, выезжала на боль в груди у женщины восьмидесяти лет. Диагностировали острый инфаркт миокарда, помощь оказали и повезли в стационар. По дороге у больной возникла асистолия, реанимация оказалась безуспешной. Казалось бы, ничего тут криминального нет. Но внучок покойной так не считает. Он написал, что фельдшер сказала: «Не волнуйтесь, всё будет хорошо, не умрёт ваша бабушка!». И вскоре после этих слов она всё-таки умерла. Далее он пишет, что, проводя реанимацию, бригада не использовала дефибриллятор и не подключили больную к ИВЛ. Здесь всё понятно, глупости он написал, видать сериалов пересмотрел, сердешный. Но дело тут в другом. Скажите мне, зачем обещать, что всё будет хорошо? Какие для этого основания? Какой чёрт за язык-то тянет? И ещё, ведь тыщу раз говорилось, что реанимацию нужно проводить без зрителей. Не потому, что есть чего скрывать. А только потому, что они любую чушь могут придумать. Сами же знаете, что сейчас все подряд, начитавшись черт знает чего в интернете, являются медицинскими светилами. Помню была жалоба на то, что бригада, делая непрямой массаж сердца, переломала больному полностью все рёбра. Родственники утверждали, что причиной смерти послужило именно это, а не какой-то там инфаркт. И знаете на основании чего они сделали такой вывод? А на основании того, что при прощании потрогали грудную клетку покойного и сразу почувствовали, что там всё переломано. У них ума не хватило сообразить, что тр-п вскрывали, а значит грудная клетка уже по определению не могла остаться целой. Всё, коллеги, всем спасибо!
С неприятным осадком я вышел с конференции. Нет, не из-за жалоб. Это бумагомарательство продолжаться столько, сколько просуществует цивилизация. Андрей Ильич меня удручает. Что-то сильно он сдал в последнее время, постарел, осунулся. Хотя ещё совсем недавно во всех бюрократических делах был как рыба в воде, со всей немаленькой нагрузкой играючи справлялся. А теперь каким-то надломленным стал, потухшим, потускневшим. Поначалу-то я думал, что отпуск отгуляет и вернётся преисполненный энергией. Да куда там… У него и в личной-то жизни далеко не всё ладится. С женой давно развёлся и живёт вдвоём с чадом великовозрастным, которое работать не желает. Однако попивать, развлекаться и тратить деньги очень даже любит. А почему не любить, если папка всё оплатит?
Несмотря на то, что знаем мы друг друга с незапамятных времён, в душу к Андрею Ильичу я не лезу. И дело тут не только в этических нормах, а прежде всего в том, что сказать-то мне ему по сути нечего. Дежурные «держись, крепись»? Нет уж, лучше вообще ничего не говорить, делая при этом вид, что ничего не замечаешь.
Посидели в «телевизионке» до начала десятого и вызов получили: плохо мужчине сорока под вопросом лет, а в примечании указано алкогольное опьянение. Всё понятно, уже с утра пораньше так упился, что без «скорой» обойтись не смог.
Подъехали к «хрущёвке» на окраине города. Грубо сделанная металлическая дверь была заперта и несмотря на громкий стук, открывать нам не спешили. Но послышался громкий лязг металлической задвижки и пред нами предстал мрачный небритый мужик лет шестидесяти.
– Проходите, вон он валяется. Забирайте <нафиг> отсюда эту блевотину, – сурово сказал он.
Здесь надо сказать, что квартира эта представляла собой классический образец алкопритона. Вонь, грязь, полуободранные обои, голая лампочка на потолке, из мебели только древний шкаф и две табуретки, на полу – три грязных матраса и какое-то отвратительное тряпьё. На одном из этих матрасов лежал мужчина в светлой ветровке и грязных чёрных брюках. Лежал он на боку, лицом к нам. Лицо его было разбито просто в хлам, глаза основательно заплыли, а из носа и рта натекла весьма приличная лужица крови. Вот и прояснилась причина его плохого состояния. Открывший нам мужик, по всей видимости, хозяин этих царских палат, настороженно наблюдал за нами.
– Кто ж его так побил-то? – спросил я.
– Никто его не бил, он сам упал рожей на пол, а я его на матрас переложил.
– Эх, какой пол нехороший, взял и избил человека!
– Да чего вы привязались, я же сказал, что никто его не бил! Забирайте его отсюда, он мне тут <нафиг> не нужен! Сдохнет ещё, потом менты начнут <докапываться>. Не надо мне никаких проблем!
– Вы его данные знаете? – спросил я.
– Ну знаю, что Славка, где-то тут рядом живёт, и всё. Что я, паспорт у него буду спрашивать?
– А как же он к вам попал-то?
– Как… Они вдвоём пришли, сказали, что с похмелуги подыхают, а денег мало, не хватает. Может, говорит, решим как-нибудь? А у меня как раз пацаны сидели, добавили, принесли. Потом его развезло, он <упал> и вырубился.
Сознания у пострадавшего не было, и оно даже не думало возвращаться. Понятно, что без носилок тут не обойтись. Но хозяин наотрез отказался нам помогать, сославшись на больную спину, а других помощников найти не удалось. Пришлось звать на помощь нашего водителя и тогда мы смогли донести пострадавшего до машины. Однако сразу уехать мы не смогли, поскольку невесть откуда появился господин с наполовину разбитой физиономией. Левая её часть представляла собой одну сплошную синюю гематому, тогда как правая была совершенно неповреждённой.
– Мужики, ну чего с ним? – спросил он.
– А ты кто?
– Ну я это… Знакомый.
– Без сознания. Так значит вас двоих, что ли, избили-то?
– Ну да. Мы, короче, похмелиться пришли. Сначала нормально сидели, выпивали, потом один встал, хотел из-за стола выйти, и Славка сказал, ща я тебя пропущу. А этому козлу показалось «опущу». Его сразу переклинило и начал Славку по роже и по башке <бить>, а когда он упал, всю башку ему испинал. Я заступиться хотел, а он и меня тоже, до кучи…
– Славкины данные знаешь? Отчество, фамилию, дату рождения, адрес?
– Не, не знаю, мы только утром познакомились. У меня денег вообще голяк, а у Славки только на один флакон стограммовый. Он меня и позвал, пойдём, говорит, к Паше Лимону на хату, может там чего сообразим. А я же…
– Всё, ладно, уважаемый, нам ехать надо! – прервал я чрезвычайно увлекательные излияния.
Свезли мы Славку в областную больницу с ушибом головного мозга. Нет, не буду я здесь морализаторством заниматься. Это дело пустое и бессмысленное. А в качестве итога, скажу лишь одно: свои жизни алкоголики сами обесценивают, а потому они и гроша ломанного не стоят.
Следующий вызов был к мужчине пятидесяти лет, у которого психоз приключился. Вызвала полиция.
Подъехали в уютный зелёный двор старого двухэтажного дома. У подъезда стояли две пожилых женщины.
– Когда же это всё кончится-то? – возмущённо спросила одна из них. – Сколько ещё мы должны мучиться?
– Мы боимся из квартир выходить, никакого житья от него нет! – сказала другая. – Сегодня он Веру из четвёртой квартиры ударил, нас обзывает по-всякому, угрожает. В следующий раз вообще всех поубивает и всё ему с рук сойдёт. Как же, он дурак, значит всё можно!
– Он больной, что ли? – спросил я.
– Конечно! Раньше он военным был, наверно башку-то ему контузило, вот он безобразничает. В больницу его увозят, а толку-то что? Выйдет, месяц спокойно поживёт и опять начинает безобразничать.
– А он один живёт.
– Нет, с женой. Но она его боится, никогда слова против не скажет.
– Пьющий?
– Вот что нет, то нет, напраслину возводить не будем. Ни раньше не пил, ни теперь. Он и без пьянки-то дурак натуральный.
Дверь нужной квартиры была приоткрыта и из квартиры слышались громкие вопли. В прихожей нас ждали серьёзные препятствия в виде лежащего холодильника и выброшенных из него продуктов. Но, всё это мы преодолели и оказались в комнате. На полу, в застёгнутых сзади наручниках, лежал полный мужчина с короткими седыми волосами и дурным голосом орал что-то непонятное. Трое полицейских с флегматичным видом сидели на диване, а женщина в стареньком халате – за столом, склонив голову и прикрыв лицо рукой.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я. Ответом мне был очередной выплеск крика лежавшего на полу господина:
– Снимите наручники, снимите, <распутные женщины>, надо холодильник вынести! Вынесите холодильник, <непереводимые нецензурные оскорбления>!
– Снимем, снимем, не переживай, а пока помолчи!
Но мои увещевания никакого успеха не возымели и разговаривать в таких условиях было совершенно невозможно.
– Пойдёмте выйдем в подъезд, – сказала женщина. – Я там вам всё расскажу.
После того, как закрытая дверь приглушила крик, мы начали беседовать.
– Он у психиатра наблюдается?
– Да, уже третий год, но я точно не знаю какой диагноз. Вроде чего-то органическое и бред… Органический бред, что ли?
– Органическое бредовое расстройство?
– Да-да, точно!
– А травмы головы у него были?
– Да, он, когда служил, ему на голову какая-то железная штука упала. Ему операцию делали, череп вскрывали и кровь откачивали. У него речь нарушилась, как пьяный разговаривает. Потом его из армии комиссовали и вторую группу инвалидности дали. Он, конечно, очень изменился, вечно злой, недовольный, ко всем цепляется. Говорит, что за ним следят, в квартиру проникают. То и дело жалобы пишет.
– Ну а сегодня-то что случилось?
– Да он вообще с катушек слетел. Раньше я его уговаривала, и он слушался, а сегодня вообще неуправляемый. Сказал, что соседка Вера с мужем в нашу квартиру воровать приходят. Пошёл к ним, Вера ему открыла, а он её ударил. Хорошо, что она быстрей дверь захлопнула. Потом заорал, что в холодильник какую-то отраву запустили и стал вытаскивать, видимо выбросить хотел. А пока он корячился, я быстрей полицию вызвала. Хорошо они быстро приехали, а то я не знаю, что и было бы.
Вернувшись в квартиру, я попросил полицейских поднять болезного и усадить на диван. Но ему это, похоже, не понравилось и он заорал на полицейских:
– Я майор вооружённых сил, а вы кто? Вы <циничные нецензурные оскорбления>! Вы кому продались, дешёвки? Смирно стоять, я сказал!
– Анатолий Борисыч, ну-ка угомонитесь! – прикрикнул я. – Что случилось? С чего вы так расшалились?
– А вы у Верки спросите! Спросите у этой <самки собаки>, как её муж у нас продукты ворует! Они наш холодильник ядовитым газом накачали, его выбросить надо! Снимите наручники! Снимите, <распутные женщины>! Я – майор, вы чего, <офигели>, что ли?
– Всё, хватит, в больницу поедем.
– Ааа, ну давайте, давайте! Я вас голыми руками на куски порву! Снимите наручники! Я стрелять вас всех буду!
Во избежание эксцессов, менять наручники на вязки мы не стали. Полицейские его подняли и повели, с трудом преодолев препятствие в виде этого чёртова холодильника. Они сопроводили нас до больницы, а там помогли увести больного в отделение и положить на вязки. И были мы им за это очень благодарны.
В данном случае диагноз органического бредового расстройства сомнений не вызывал. Вот только для полноты картины сюда следует добавить слово «шизофреноподобное». Другими словами, заболевание вызвано повреждением головного мозга и напоминает шизофрению. Первопричиной этого недуга послужил ушиб головного мозга с гематомой. Но опять же я должен предостеречь от ошибочных выводов о том, что черепно-мозговые травмы неизбежно ведут к психическому расстройству. А вот вопрос, почему у кого-то оно возникает, а у кого-то нет, к сожалению, остаётся без ответа.
Эх, хорошо на территории больницы! Одна только прекрасная берёзовая роща навевает умиротворение и тёплые положительные эмоции. Но, хорошего понемножку, только нажал в планшете на освобождение, как тут же вызов прилетел: задыхается женщина семидесяти восьми лет. А вот этот повод нехороший, тут запросто можно нарваться на любую пакость типа отёка лёгких и как следствие, на смерть в присутствии.
Открыл нам пожилой мужчина:
– Здравствуйте, что-то с женой плохо, дышит тяжело и в груди всё хрипит. Наверно воспаление лёгких у неё. Ведь говорил же, не открывай форточку, продует тебя! Но ведь она упрямая, не слушает ни х*ена.
Больная лежала на кровати и на расстоянии слышалось её учащённое клокочущее дыхание. Вот, <распутная женщина>, попали! Отёк лёгких собственной персоной! Госпожа опа явственно нарисовалась на горизонте и была готова вот-вот подойти вплотную. Фельдшер Герман, не дожидаясь указаний, помчался в машину за кислородным ингалятором, дефибриллятором и наркотиками.
Лежать при задыхе категорически нельзя, а потому, мы с медбратом Виталием больную усадили. Тяжёлое состояние было заметно сразу. Лицо бледное, с испариной, носогубный треугольник синеватый, дыхание частое. Давление сто десять на семьдесят при привычном сто сорок на девяносто. На ЭКГ гипертрофия левого желудочка, депрессии сегмента ST.
Тревожить больную расспросами я не стал и обратился к её супругу:
– Инфаркты у неё были?
– Нет, не было. Но у неё стенокардия, она то и дело пшикалкой пользуется. Так это у неё не воспаление лёгких?
– Нет, тут сердце виновато.
Отёк лёгких на низком давлении – это одна из самых пакостных ситуаций в нашей практике. Здесь всегда дилемма возникает. Отёк купируется м***фином, ф***семидом, нитратами, но все они снижают давление, которое и без того низкое. Для того, чтоб его поднять, нужны вливания растворов, но избыток жидкости отёк усугубляет. Вот и крутись как хочешь!
И всё-таки удача оказалась на нашей стороне, состояние больной намного улучшилось. Однако это не означало, что можно полностью расслабиться и наслаждаться беззаботностью. Понятно, что здесь требовалась госпитализация и ни о каком передвижении больной своими ногами, речи не шло. Причём нести её в горизонтальном положении было нельзя. Поэтому снесли на стуле, благо что она невысокая и худенькая. Ну а затем благополучно увезли в стационар.
После этого вызова нам обед разрешили. Хм, неужели теперь всегда будут вовремя отпускать, а не ближе к ужину? Ладно, поживём – увидим.
Наш сын полка кот Стёпка сладко спал, лёжа на спине, а его пушистое толстое пузо так и хотелось погладить. Собственно, это и сделал Виталий. Однако Степан от такой фамильярности возмутился, обхватил его руку лапами и укусил.
– Ну ты и придурок! – сказал Виталий.
– Сам такой! – молча ответил кот.
Долго мы не рассиделись и через час получили вызов: психоз у женщины сорока пяти лет.
Подъехали к общежитию. Раньше оно принадлежало крупному предприятию, известному не только всему СССР, но и за рубежом. Однако в современной России серьёзная промышленность оказалась ненужной и это предприятие, в числе многих других, безжалостно загубили. Кому теперь принадлежит общежитие, неизвестно, но судя по разрухе, думается, что никому.
У входа нас встречали три молодых женщины, двое из которых были с детишками в колясках.
– Здрасте, мы вас вызвали к соседке, – сказала одна из них. – Её, походу, «белка» накрыла.
– А она пьющая, что ли? – спросил я.
– Ну как сказать, то пьёт, то не пьёт. Запойная, короче.
– И в чём же эта «белка» проявилась?
– Говорит, что какие-то мужики к ней пришли, орёт, выгоняет. А на самом деле нет там никого.
– Ясно, сейчас посмотрим.
Только вошли, как тут же нас обволокла тяжкая вонь канализацией. Нда, не представляю, как люди, да и с детьми, умудряются жить в таких условиях.
Возле открытой двери нужной нам комнаты стояли две женщины и немолодой мужичок в классическом обличье хронического алкоголика.
В крошечной комнатёнке мы увидели стоящую на коленях женщину с неопрятными волосами, собранными в пучок на макушке. Нет, она не молилась, а всего лишь разговаривала с тумбочкой. Правда, на повышенных тонах и весьма неуважительно.
– Ты чё от меня хочешь, а? Вылазь отсюда и <уматывай нафиг>! Вылазь, <самка собаки>! Ты чё, вконец <офигел>? Я не давалка, пусть тебе твоя баба даёт, понял, да?
– Здравствуйте, Марина! С кем это вы разговариваете? – поинтересовался я.
Она повернулась к нам и возмущённо сказала:
– Я вообще его не знаю, он там сидит и не выходит!
При этом никакого удивления нашим визитом у неё не было, будто бригада «скорой» здесь неотлучно находится.
– Так он в тумбочке сидит?
– Ну да, вон, смотрите!
– Но ведь тумбочка маленькая, как в ней человек-то может поместиться?
– Ой, да откуда я знаю? Ты чё, какая я тебе ш***юха? Ща я Лёхе позвоню, он тебе бошку проломит!
– Марина, ты когда последний раз выпивала?
– А почему вы меня спрашиваете? Я что, на алкашку похожа?
Да, если говорить откровенно, её некогда привлекательное лицо имело специфические неизгладимые следы длительного воздействия алкоголя. Но, конечно же, не стал я отвечать утвердительно, а просто соврал.
– Нет, не похожа. Но всё-таки когда?
– Четыре дня назад я только пива выпила две бутылки по ноль пять и всё. А тем более мне после послезавтра на работу выходить. Вы не верите, что я трезвая, что ли?
– Верим, Марина, верим. Но ты сама по суди, разве может мужик залезть в такую маленькую тумбочку? Даже лилипут туда не заберётся.
– Да вы сами посмотрите! Посмотрите, вам трудно, что ли? – не унималась она. – Вон, видите, он руку высунул! Я же не совсем ещё дура!
– Марина, давай мы так сделаем: поедем в больницу, а этот мужик сам отсюда уйдёт.
– В какую больницу, вы чего, чокнулись, что ли? Мне на работу надо после завтра!
– Марина, для работы у тебя будет официальный больничный.
– Да я же у частника работаю, на***рать ему на этот больничный! Он выгонит меня и всё!
Тут вмешалась одна из женщин, подсматривавших в чуть приоткрытую дверь:
– Маринка, ты чё, дура, что ли? Давай езжай! У тебя же «белка» натуральная! Мы не будем с тобой мучиться!
– Лен, да я трезвая, какая «белка»?
– Марин, тебе же добра желают, давай собирайся уже!
– А надолго? – спросила она.
– Всё будет от тебя зависеть, – ответил я. – Прокапаешься как следует и выпишут. Надолго не задержишься.
Марина была настолько растеряна, что не смогла даже собрать необходимые для больницы вещи. Но на помощь пришла соседка.
В данном случае был обычный, классический алкогольный делирий. Понятно, что развился он не от двух несчастных бутылок пива. Просто Марина, как и большинство алкоголиков, всячески отрицала свою зависимость. А это говорит о полном нежелании от неё избавляться.
После освобождения велели ехать на Центр, но на полпути вызов получили: падение с пятого этажа женщины пятидесяти под вопросом лет.
Подъехали к шестнадцатиэтажному дому и сразу и сразу увидели картину случившегося. Неподалёку от входа в подъезд, лицом вниз, лежало тело очень полной женщины, одетой в старенький синий спортивный костюм. Лицо было обезображено, правая нога неестественно откинута в сторону и вверх, правая рука причудливо деформирована. Из-за всего этого, тр-п напоминал небрежно брошенную тряпочную куклу.
Естественно, без зрителей тут никак не обошлось, собралось не меньше десяти человек самой разношёрстной публики.
– Как всё получилось-то, она сама, что ли, выпала? – спросил я.
– Наверно сама, – ответил немолодой мужчина с маленькой собачонкой на поводке. – Она же одна жила. У неё с башкой было не всё в порядке, постоянно со всеми ругалась, коврики от дверей выбрасывала, из её квартиры постоянно г***ном разит, хоть нос затыкай.
– А нас обещала кипятком облить! – сказал подросток с самокатом. – И с палкой за нами гонялась!
– Вы её данные знаете?
– Нет, мы с ней не знакомились, – за всех ответила женщина с тростью. – Не нужны нам такие знакомые.
Тр-п накрыли одноразовыми простынями, дождались полицию, сказали им свои данные и отчалили. Что тут можно сказать? Вот так бесславно промелькнула и трагически оборвалась человеческая жизнь.
Следующий вызов получили на боль в груди у мужчины шестидесяти восьми лет. Ожидал он нас в машине на обочине проезжей части.
Мужчина сидел за рулём старенькой отечественной легковушки и со страдальческим выражением лица растирал грудь.
– Здравствуйте, что случилось?
– Сейчас, сейчас, ой как жжёт… Я парня сбил, он выскочил неожиданно…
– А где он сейчас?
– Убежал… Ой, как плохо…
– У вас жжение в груди?
– Да, как будто ошпарили…
– Раньше бывало такое?
– Побаливало, но не так сильно…
– Жжение примерно когда началось?
– Минут сорок…
Больного аккуратно переложили на носилки и в машину загрузили. В первую очередь сделали ЭКГ и на ленте вылезла гадкая гадость. Подъёмы большие как забор. Тут уж если и не захочешь, а заметишь острый инфаркт миокарда. Давление низкое, сто на шестьдесят, явно кардиогенный шок развился. После оказания помощи, больной чуть оживился и тогда я уточнил обстоятельства ДТП:
– Так значит парень-то в неположенном месте переходил?
– Не переходил, а перебегал. Из-за автобуса выскочил и прямо мне под колёса. Хорошо, что скорость была небольшая и я затормозил сразу.
– То есть помощь ему была не нужна, так?
– Получается так. Он вскочил, отряхнулся и убежал. Я не успел и слова сказать.
По дороге в стационар душа моя была совершенно спокойна, но всё мгновенно переменилось.
– Стойте, стойте! – закричали из салона мои парни. – У него фибрилляция!
Нецензурно выругавшись, я подошёл к больному, включил дефибриллятор и приложил к груди утюжки. Да, на мониторе были не комплексы, а частокол из зубцов, как будто ручку расписывали. Фибрилляция желудочков во всей красе. Рассусоливать времени не было и я, выставив сто пятьдесят джоулей, стрельнул. На удивление, ритм восстановился сразу. Пересаживаться в кабину я не стал, так и поехал в салоне, чтобы быть наготове в случае повторной фибрилляции. Но, к счастью, больше ничего плохого не случилось и больного мы спокойно увезли в областную больницу.
Вот так, своими глупыми необдуманными действиями пешеход забрал здоровье у водителя и поставил под угрозу его жизнь.
Дальше поехали мы к женщине шестидесяти под вопросом лет, без сознания после эпиприпадка, находившейся в троллейбусе. Ничего страшного я тут не увидел, ведь после припадка сознание не сразу возвращается.
Троллейбус со снятыми токоприёмниками, без пассажиров, стоял недалеко от остановки. Водитель, молодая женщина в оранжевом жилете, рассказала:
– Она только зашла, сразу упала и задёргалась, наверно эпилепсия. Не знаю, живая-неживая, я её не трогала.
Да и я не смог понять, есть ли жизнь. Но троллейбус – это не лучшее место для решения такого вопроса. Поэтому загрузили её в машину. В первую очередь сделали ЭКГ, и лента принесла нам неприятный и неожиданный сюрприз. У женщины тоже была фибрилляция желудочков, но в отличие от предыдущего вызова – мелковолновая. Сразу пришло понимание случившегося: это нарушение ритма маскируется под эпиприпадок, то есть, человек падает и у него случаются непродолжительные судороги.
По сути, женщина находилась в состоянии клинической смерти, ведь сердце не работало, а слабенько трепыхалось и должно было вот-вот остановиться. В таких случаях дефибрилляция недопустима, а потому стали вручную проводить сердечно-лёгочную реанимацию. Как и всегда в подобных случаях, я начал материться, аки пьяный БОМЖ. Но, правда, потихоньку, вполголоса. Быстренько проверили ритм и оказалось, что фибрилляция превратилась в крупноволновую. А это означало, что теперь стрельнуть можно. И стрельнули! И завёлся, наконец-то, мотор! Нет, работу сердца было нельзя было считать полностью нормальной. Но тем не менее, оно именно работало, а не трепыхалось.
Придя в себя, женщина принялась испуганно озираться.
– Всё нормально, не волнуйтесь, вы в «скорой»! – сказал фельдшер Герман.
– А что случилось? Как я сюда попала? – спросила она.
– Вы в троллейбусе сознание потеряли, – ответил я. – Лучше скажите, у вас сердечные болезни есть?
– Есть, стенокардия и ещё чего-то, очень мудрёно называется. Я в кардиодиспансере на учёте.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Слабость очень сильная.
– В груди не болит?
– Болит, но вроде как не сердце, а где-то на поверхности.
– Это не страшно, пройдёт. Всё, поедем в кардиодиспансер!
Удивительно всё это. Налицо был закон парных случаев, но какой-то необычный. Ведь он подразумевает нечто очень нехорошее, повторяющееся дважды. Да, нехорошее, конечно, было, вот только оба раза завершалось замечательно.
Вот и завершилась моя смена. Хоть и дёрганной она получилась, а на душе всё равно было приятно. Ещё бы, ведь что может быть лучше, чем возвращение человека к жизни?
К сожалению, на следующий день мы на дачу не поехали, потому что у супруги зуб разболелся, и щека отекла, как будто после удара. Так же, как и я, боится она стоматологов до ужаса, а потому, в одиночку её туда ноги не донесут. Вот и пришлось её сопровождать. Но всё закончилось хорошо, от зуба её безболезненно избавили.
Ну а грибную оперативную обстановку я в следующий раз доложу!
Все имена и фамилии изменены