(Миф о переразложении русских приставок)
Если посмотреть на официальную этимологию слова нутро, то мы увидим, что оно является однокоренным с утроба, а звук [n] в начале слова нутро якобы появился от древней приставки вън- в слове вънутри, которое выглядело, как въ-нутри. Теперь стало объяснимо и [n] в из-нутри: надо бы, изначально, изутри ("из утробы"), но [n] уже прилепилось к корню.
Такая же история сопровождает корни -ня- и -ним- (в словах внять-внимать, снять-снимать, принять-принимать и т.д.). Были слова въняти-вънимати, съняти-сънимати, якобы с приставками вън- и сън- и корнями -я- и -им-, но [n] и здесь начал прилепляться к корню, правда, не во всех случаях (в приятеле – не прилепился), да и не всегда: ср. обнять и объять, поднимать и подымать, занимать и заимка.
Однако древнейшими памятниками славянских языков наличие [n] в конце предлогов/приставок вън-, кън-, сън- вообще не зарегистрировано, а их происхождение описывается Бодуэном де Куртенэ, автором вышеизложенного объяснения, с помощью трёх разных умозрительных механизмов.
Изучая подходы к построению праславянской фонологии, можно увидеть, что, в большинстве случаев, эти подходы опираются на принятый без достаточных оснований постулат о позднем генезисе славян в середине 1 тысячелетия нашей эры. Следствием этого постулата является столь же некритически принятое убеждение о первичности западноевропейских форм родственных слов по отношению к праславянским.
Отсюда ошибочно принимаемые за истинные приписанные славянским языкам особенности, как-то:
- праславянская метатеза плавных согласных [r] и [l], например, рус. лось и слав. аналоги производят из праслав. *olsь, в связи с тем, что якобы более древние латинский и германские аналоги начинаются с гласных (миф 1);
- появление носовых гласных в славянских языках из сочетаний гласный + носовой согласный (миф 2), вследствие не известно когда включившегося "закона открытого слога", с последующим их преобразованием в русском языке в [u] и [ja] (например, рус. пять и ст.-слав. пѩть 'пять' производят из и.-е. *penkwe).
Однако обе эти особенности, при внимательном рассмотрении, проявляют себя в обратном направлении. Носовые гласные, в частности, оказываются не временным явлением праславянского языка, а реликтом праязыка. В результате фонетического развития носовой [ę] преобразовался в разных языках в разные сочетания: например, слово со значением 'пять' преобразовалось в πέντε [pente] и πέμπε [pempe] в диалектах древнегреческого, в penki – в литовском, в pimp – в древнекимрском, в fimf – в готском, в пять – в русском и т.п.; а в ст.-слав. пѩть и польском pięć носовой гласный сохранился. Обратим внимание на неоднозначность преобразования в разных диалектах (здесь – древнегреческого языка, в πέντε [pente] и πέμπε [pempe]), такая же история случилась и с предлогом *kǫ, который, в связи с аналогичным развитием носового гласного [ǫ], преобразовался в родственных языках в cum и con.
Предметом дальнейшего обсуждения будет вариант трансформации реликтового носового гласного в сочетание носовой согласный + гласный, противоположное по порядку следования примерам, приведённым выше. В принципе, ничего необычного в такой инверсии нет: известны записи лабиовелярного hw, симметричные по порядку компонентов: в готском – ƕ, в англ. – wh.
Наиболее ярким примером такой трансформации является слово со значением 'недра', которое в старославянском имело два представления: архаичное ѩдра с носовым гласным и трансформированное нѣдра без носового гласного, но с начальным носовым согласным, что вызвало некоторое замешательство у Фасмера, пытающегося остаться в рамках гипотезы Бодуэна де Куртенэ:
"Трудное слово. Праслав. *nědrо могло произойти из сложения vъnědrěхъ, местн. мн., vъnědra, вин. мн., из *ědra, которое в свободном виде должно было дать праслав. *jadra. Формы на -n, возм., обобщены из названных выше сочетаний; см. Френкель, AfslPh 39, 73. Невероятно различное происхождение форм на n- и без n-".
Трудность исчезает, если в вышеупомянутой паре недра - ядра увидеть расщепление древнего носового гласного: ст.-слав. нѣдра, ѩдра < *jędra.
Продолжаем анализ. Утроба и -ять, -имать также восходят к предкам с носовыми гласными в корнях. Утроба восходит к *(w)ǫtrо а -ять, -имать – к *jęti 'брать'. Но *(w)ǫtrо преобразовалось также и в нутро, а *jęti породило в приставочных производных сочетания -нять, -нимать. Эти преобразования оказались неустойчивыми, отсюда и объять - при наличии обнять, утроба - при наличии нутро и ѩдра - при наличии нѣдра. Похоже, что предковые формы с носовыми гласными и протетическим [w] были весьма древними, судя по ИЕ родственным с [n] и без него:
- к *jęti 'брать' - гот. niman 'брать', др.-греч. νέμω 'распределять, давать, иметь в распоряжении' и лат. emo 'покупаю';
- к *(w)ǫtrо 'нутро' - лат. nūtriō 'кормлю', uterus 'матка', venter 'живот, желудок, внутренности'; interior, санскр. अन्तर (ántara, 'внутренний') и др.-греч. ἔντερον 'кишка'.
Трудность для обеих гипотез (переразложения и эволюции носовых) представляет группа рус. взнуздать, разнуздать и узда. Вариантов *въноуздати, *съноуздати, которые могли бы объяснить появление -н- в корне, по гипотезе Бодуэна де Куртенэ, не обнаружено. С другой стороны, в общепринятой праслав. форме *uzdа нет носового гласного.
На помощь приходят определения из толкового словаря В. И. Даля: "Уздочка ж. привязь, звеночка, прицепка, приузок или связка. Подъязычная уздочка, срослая перепонка, которую у младенцев, нередко без нужды, подрезывают. Верхняя губа связана с десною уздечкою. Крючок привязан к лесе на уздечка" - из которых следует справедливость одной из этимологических гипотез Н. М. Шанского, а именно: узда - суф. производное от той же основы, что узы, вязать, т. е. основы с чередованием носовых [ǫ]/[ę], входящих в прототипы родственных ѫза 'уза', ѫзлъ 'узел', вѩзати 'вязать'. Таким образом, появление [n] в корне слов взнуздать, разнуздать и узда объясняется расщеплением носового гласного в прототипе *(w)ǫzda: [ǫ] > [u], [nu].
Рассмотрим другие примеры, которые как будто свидетельствуют в пользу существования приставок вън-, сън-.
Старославянское сънѣдь, по-видимому, можно разложить без сън-, в виде: съ-нѣдь, где -нѣдь, наряду с ядь, ѩдь 'еда', имеет прототипом *jędь. В этом случае мы видим расщепление носового [ję] > [ja], [ɲe], где [ɲ] - палатальный носовой согласный (в сербском алфавите - њ, например, в ње̏дра 'недра').
В др.-рус. слове сънискати 'находить' выделяют опять-таки приставку сън-. Но и с этим можно поспорить, предположив родство др.-рус. искати, др.-англ. āscian и искра, яска 'яркая звезда', слвц. jаs 'блеск', др.-рус., ст.-слав. ѩснъ 'ясный' < *jęsnъ. Из этого следует, что -нис, - может быть, наряду с ѩс-, результатом расщепления архаичного *jęs- и сънискати подразумевает разложение съ-нискати.
Самым трудным выглядит альтернативное объяснение [n] во въноушити 'внушить': считается, что индоевропейский прототип лексемы ухо не имел носового гласного. Надежду на то, что это не так, оставляет др.-арм. ունկն (unkn) 'ухо', которое содержит носовой согласный в корне и могло бы восходить к ИЕ прототипу *ǫs, а не *ous.
В этом случае и в слове въноушити 'внушить' приставкой является въ-, а не вън-, и [nu] происходит из [ǫ] в предполагаемом праславянском *ѫхо [ǫkho] 'ухо'. Форма без "приставочного" [n] – въоушити – является результатом того же расщепления [ǫ] > [u], [nu].
Теперь о косвенных падежах местоимений он, она, оно, они. Наибольшей трудностью при интерпретации этого звука в местоимениях является явная непоследовательность его появления-исчезновения. Этой трудности не обошла и гипотеза Бодуэна де Куртенэ, которая объясняет лишь половину случаев появления "вставного" [n]/[n'].
Гипотеза о наличии чередования носовых гласных [ǫ] и [ję] в древних словах-прототипах (которое привело, в частности, к узел и вязать) может объяснить и трансформацию он в его-него, ему-нему, им-ним и т. п.
Для этого надо допустить форму прототипа указательного местоимения вон (русск. диал. вωн, укр. он) 'там' в виде *(w)ǫ, а форму прототипа родственного вне (др.-рус., ст.-слав. вънѣ) 'не здесь' - в виде *wъ ję, то есть с чередованием [ǫ] > [ję]. Тогда мы можем, как и в ряде рассмотренных выше примеров, предполагать появление сочетаний с [ɲ] в родственных формах местоимений третьего лица (в косвенных падежах): [ję] > [ɲe] и [je] - при непоследовательном, в силу неустойчивости расщеплений, противопоставлении беспредложных и предложных оборотов: "его нет" – "от него привет".
В общем случае, непоследовательность колебаний [n'] – [j] (как в нѣдра – ядра и в местоимениях 3-го лица) полностью аналогична непоследовательности появлений-исчезновений другого якобы вставного звука, именно – [ʎ] > [l']/[j]. В словах со значением 'земля' этот звук есть и в русском слове земля, и в сербском зѐмља. В словах со значением 'копьё' в русском слове копьё этого звука нет, но в сербск. ко̀пље – есть. В русских словах боярин-болярин звук то есть, то его нет, в сербском бо̀љарин – есть. Аналогично неустойчивому звуку, выраженному сербской буквой њ, древний звук, выражаемый сербской буквой љ, расщепился в русском языке с образованием [j] (копьё) и [l'] (земля).
Сформулируем кратко результат наблюдений.
В результате развития носовых гласных [ǫ] или йотированного [ję] слов праязыка, на их месте могли появляться сочетания, начинающиеся с носового согласного. Эти носовые согласные не являлись вставными, а были результатами вариантов фонетического развития носовых гласных, симметричных варианту "носовой гласный > гласный + носовой согласный".