Чтобы лучше понять дух, витавший в окружении Барака Обамы — а упомянутый мною в предыдущей главе господин Макфол был, и, полагаю, остается его идейным соратником по демократической партии, мне придется вернуться на несколько лет назад (относительно 2014 года). Выступая на ежегодной конференции по безопасности в Мюнхене в 2007 году, Владимир Путин впервые озвучил политическую программу противодействия расширению НАТО на восток. И если внимательно изучать все последующие действия российских властей, можно убедиться, что они всегда шли в русле озвученных российским лидером в Мюнхене тезисов.
Речь Путина на Мюнхенской конференции не вызвала немедленной официальной реакции, по крайней мере, на уровне первых лиц государств, однако чиновники уровня министров разных стран охотно давали комментарии в СМИ, в которых был представлен весь спектр эмоций: от удивления чрезмерно жесткими формулировками, ведь до сих пор Путин воздерживался от критики в адрес «партнеров» из стран НАТО, до насмешки над «великодержавными амбициями», которым, по мнению многих представителей США и Европы, никогда не суждено было сбыться.
Уход из жизни первого президента России, Бориса Ельцина, на время вытеснил из фокуса внимания средств массовой информации внешнеполитическую повестку. Помню, как координатор по работе с выпускниками программа обмена Американских советов попросила нас написать, какую память оставил о себе Борис Ельцин. Это было непросто. С одной стороны, Борис Николаевич стал первым президентом новой страны, выбранным всенародным голосованием. Который, подобно Прометею, принес нам невиданные до сих пор свободы слова, вероисповедания, выбора работы и, что было крайне важно — выбора места жительства.
Но как мы распорядились этими свободами? Свобода слова вкупе с коммерциализацией средств поставки контента в массы привела к засилью криминальных сводок и бесконечных сериалов про бандитов и ментов. Настолько похожих друг на друга, что иногда даже было непонятно, кто есть кто. Некоторые из сериалов, безусловно, были талантливыми, впрочем, как нас учит диалектика: количество неизбежно переходит в качество. Ладно, пусть не неизбежно, но мы были свидетелями нескольких удачных картин, самой известной из которых, пожалуй, стал сериал «Бригада».
Про свободу вероисповедания уже было сказано выше, но, думаю, стоит добавить, что было время, когда по центру Москвы было невозможно проехать в метро днем, не встретив хотя бы одну группу кришнаитов, напевавших «Харе Кришна, харе Рама!». Последователи Кришны хотя бы были сравнительно безобидными, в отличие от, например, Ашрам Шамбалы, где практиковалось физическое и сексуальное насилие, за что, по совокупности собранных доказательств основателя секты, Константина Руднева, осудили на 11 лет. Встречались в России и последователи Секо Асахары, основателя печально известной «Аум Сенрике», распылившей ядовитый газ Зарин в токийском метро в 1995 году, что привело к отравлению нескольких тысяч и смерти тринадцати человек.
Свобода выбора рода занятий, в свою очередь, привела к резкому обесцениванию профессий, высоко ценившихся в советском обществе: инженеры, ученые, учителя и врачи оказались в безнадежно проигрышном положении относительно продавцов, менеджеров и экономистов. Повышение заработных плат учителям и врачам не успевало за темпами инфляции, а предприятия и организации, где работали ученые и инженеры, закрывались, не выдерживая конкуренции с иностранными компаниями, способными предложить не всегда лучшее и не всегда более дешевое, но почти всегда более красиво упакованное комплексное решение.
К тому же сверху была спущена установка на «расширение торговых и экономических связей» с иностранными партнерами. Это приводило к парадоксальным решениям, особенно в сфере высоких технологий, последствия которых проявлялись лишь десятилетия спустя.
Приведу такой пример из личного опыта. После защиты кандидатской диссертации я устроился работать в компанию при Московском университете (как ещё недавно было принято говорить — «спин-офф», от англ. Spin-off), где мы работали над созданием технологии контроля содержания компонент в прекурсорах углеродного волокна. Была подготовлена заявка на грант, подразумевавшая создание примерно в десятилетний срок полного цикла производства полностью локализованных, например, композитных крыльев для отечественных самолетов — с прицелом на разработку лайнера МС-21, который тогда только проектировался. Тогда, в 2007-м, казалось, что сотрудничество с иностранными поставщиками — это надолго и всерьез, к тому же пока ведется собственная разработка, поставщики же не будут стоять на месте и сделают свою продукцию еще лучше. Так было принято решение об отказе от собственной разработки в пользу японских поставщиков. Лишь когда в 2014-м году японцы отказались от поставок углеродных волокон, причислив их к перечню технологий двойного назначения, вновь возникла необходимость создания отечественного производства — за те же десять лет, поскольку сейчас в СМИ можно прочитать о планах доступности композитного крыла на МС-21 как раз в районе 2024 года.
Справедливости ради должен отметить, что если смотреть на сугубо техническую составляющую, то решение было вполне оправданным, ведь автаркия редко когда бывает конкурентоспособной абсолютно по всем параметрам. Именно разная успешность отдельных стран в отдельных отраслях аспектах, обусловленная разной степенью зрелости технической культуры, стоимостью рабочей силы или энергоносителей, да даже климатических условий на разных этапах цепочки создания надбавленной стоимости и привела к росту глобализации бизнеса в 90-х. Еще в середине 2010-х экономическая модель одного из запускавшихся мной в бизнес-инкубаторе «Лаборатории Касперского» проектов выглядела вполне привлекательно. Мы планировали сконцентрировать разработку в Москве и Санкт-Петербурге, где можно было найти сравнительно дешевые (по мировым ценам) инженерные кадры, производство — в одном крупнейших центров по сборке массовой электроники в Шеньжене (Китай), а маркетинг и продажи — в Бостоне (США), рядом с основным рынком потребления. Но конкретно в случае углеродных волокон, которые можно использовать для создания центрифуг по обогащению урана, японцы были не так уж и неправы, говоря о двойном назначении. Да даже гражданские самолеты, в общем-то, тоже можно использовать отнюдь не только в мирных целях.
Еще одна свобода, дарованная Ельциным россиянам - свобода выбора места проживания, привела не совсем к тому, что ожидалось. Вместо повышения уровня трудовой мобильности, наблюдаемого в развитых странах, произошел быстрый и мощный отток кадров за границу. Те представители технической интеллигенции, ученые и инженеры, кто владел иностранными языками, мигрировали вместе с семьями в те страны, где их труд оплачивался в разы, а то и на порядок больше. Сложнее было врачам, которым нужно было подтверждать свое образование и квалификацию, но при определенном уровне настойчивости, у них тоже все получалось. На одном из экономических форумов памяти Егора Гайдара Анатолий Чубайс привел оценку, что страну за время девяностых и начало «нулевых» покинула четверть миллиона ученых, инженеров и врачей. Это огромное число, сопоставимое с населением областного центра. А ведь эти люди жили и работали не в вакууме, а, как сказали бы экономисты — занимая высокое место в цепочках создания надбавленной стоимости. Я же предпочту другое сравнение: в людской вселенной творческая и техническая интеллигенция всегда играла роль звезд, на орбитах которых, подобно планетам, вращаются другие люди. Поэтому их потеря для страны была очень чувствительной. Но все же не виделась фатальной — ведь тогда, в 2007-м, казалось, что границы между странами и бизнесами будут открыты всегда, а, значит, физическое положение тела человека менее важно, чем его или её вклад в глобальную экономику или науку. Однако, повторюсь, возможность сменить место проживания и/или род занятий был доступен не всем. Проиллюстрирую это другой историей, очевидцем которой я оказался.
Работая в РОСНАНО, мне довелось наблюдать тяжелейшую агонию химического завода «Усольехимпром», градообразующего предприятия для города Усолье-Сибирское. После распада Советского союза завод продолжал работать, несмотря на постепенное сокращение потребления своей продукции, до тех пор, пока окончательно не проиграл конкурентную борьбу аналогичным предприятиям в расположенном под боком Китае. От завода осталась огромная территория, зараженная отходами химического производства, и тысячи людей, которым просто физически было трудно переместиться, поскольку в радиусе сотен километров не было достаточно крупных промышленных центров. Получить новую специальность и новое место работы жителям таких моногородов было тоже затруднительно — в них просто отсутствовали соответствующие учебные заведения. Таких населенных пунктов по всей России были сотни, и это тоже было наследием Ельцина, Горбачева и их предшественников.
И все же нельзя было сказать, что результаты правления Ельцина были сугубо отрицательными. Важнейшим результатом стало возникновения страны с рыночной экономикой. Пусть и с более высоким присутствием государства в экономике, чем в большинстве (но не во всех) развитых стран, и все же большинству признаков - рыночной. По крайней мере, уж точно не централизованной плановой экономикой со всеми её недостатками. Увы, и здесь радость от прихода рыночных отношений, на которые мы во времена позднесоветского дефицита уповали в надежде на полные товаров и продуктов полки магазинов, была отравлена осознанием того, что полки-то будут полными, но купить мы сможем далеко не все. Нам, родившимся при советской власти, никто не объяснял, что все имеет свою цену, в том числе и свободы, которые внезапно упали на нас свыше. Ведь при коммунизме нам обещали: каждому по потребностям.
Реакция на мюнхенскую речь Путина пришла через год. В начале апреля 2008 года в Бухаресте прошел 20-й саммит стран НАТО, по итогам которого было принято заявление, ставшее своего рода ответом на озвученные ранее опасения лидера России (источник: https://www.nato.int/cps/en/natohq/official_texts_8443.htm?selectedLocale=ru). В нем лидеры стран НАТО зафиксировали, что «продолжающийся процесс расширения НАТО стал величайшим достижением в деле продвижения стабильности и сотрудничества», «двери НАТО остаются открытыми» и вновь заявили, что «решения о расширении принимаются самой НАТО». В 23-м пункте коммюнике саммита было озвучено, что «НАТО приветствует евроатлантические стремления Украины и Грузии к членству в НАТО. Сегодня мы пришли к соглашению о том, что эти страны станут членами НАТО».
И уже 8 августа 2008 года, в первый день 29-х олимпийских игр, в Южной Осетии началась война. Продлилась она недолго, всего пять дней, но за это время погибли сотни русских, грузинских и осетинских парней, а также мирных жителей, виновных лишь в том, что они родились, выросли и продолжали жить на этой земле. Эта война стала шоком для всех нас — впервые в новой истории прямо на нашей границе произошло разрушительнейшее боевое столкновение с применением авиации и тяжелой техники с обоих сторон. Тем более было неожиданно, что эта война случилась в первый год президентства Дмитрия Медведева, старательно выстраивавшего тогда имидж сторонника либеральных реформ.
Так или иначе, но конфликт в Грузии (а, поскольку, в отличие от США, признавших независимость Косово в феврале 2008 года, российские власти по-прежнему отказывались признавать независимость как Южной Осетии, так и Абхазии, технически это была война на территории Грузии), по сути, перечеркнул историю сотрудничества России с администрацией президента Буша-младшего, начавшуюся с содействия операции в Афганистане после терактов 11 сентября 2001 года. Российские спецслужбы предоставили США разведывательную информацию о расположении различных баз и объектов талибов, которую продолжали собирать в течение всего времени после вывода советских войск. Российские власти содействовала открытию логистических баз в Узбекистане и Таджикистане, правда, рассчитывая, что они не будут постоянными.
Вряд ли именно грузинское фиаско привело к поражению республиканцев на президентских выборах в конце 2008 года. Надо сказать, нам очень повезло, что та война не переросла в более масштабный и кровавый конфликт, и хотя сами грузины по-разному относятся к событиям тех лет, но мы хотя бы сохранили возможность общаться и ездить друг к другу в гости. Кстати, несмотря на ту войну, многие из знакомых мне грузин, живущих и работающих в России, весьма позитивно относятся к итогам президентства Саакашвили, вспоминая его реформы, и самую удачную из них — реформу полиции.
Принявший присягу в начале 2009 года Барак Обама стал первым чернокожим президентом в истории США. И сразу же объявил курс на обновление внешнеполитической деятельности своей страны, бросив вызов традиционному подходу государственного департамента, в частности, в вопросах подбора дипломатических кадров. Так выбор пал на Майкла Макфола, не являвшегося кадровым дипломатом, но имевшим определенный опыт изучения России и русской культуры. Опыт, как впоследствии выяснится, несколько однобокий, что впоследствии сыграет против осведомленности дипкорпуса США относительно намерений и решительности русских патриотов, но тогда выбор Обамы не казался ошибочным — разве что лишь немного странным. Майкл Макфол, полагаю, принял весьма деятельное участие в подготовке «перегрузки» дипломатических отношений, и иногда даже могло показаться, что ситуация улучшается. В 2010-м году президент Дмитрий Медведев съездил с официальным визитом в США, где его привечали в Кремниевой Долине. А в 2011 году в Россию с официальным визитом прибыл вице-президент США Джозеф Байден, второй человек в высшей иерархии США после самого Барака Обамы. И, конечно же, я не мог пропустить его выступления в МГУ, на которое меня позвали в числе других выпускников программ обмена.
Подобно тому, как театр начинается с вешалки, публичное выступление высокопоставленного государственного лица начинается с досмотра сотрудниками безопасности. Мне уже довелось побывать на форуме, где выступал президент Дмитрий Медведев, и я мог сравнить меры безопасности, предпринимаемые федеральной службой охраны (ФСО РФ) и аналогичные меры предосторожности, предпринимаемые секретной службой, занимающейся охраной первых лиц США — поскольку визит Джо Байдена носил статус государственного, за обеспечение безопасности публичных мероприятий с его участием отвечали именно сотрудники американских спецслужб. И, надо сказать, действовали они не менее жестко и беспардонно. Как, впрочем, действуют сотрудники израильской полиции на входе в супермаркет — для всех этих служб приоритетом является недопущение проникновения оружия, взрывчатки или отравляющих веществ. По некоторым параметрам — а именно, по числу задействованных кинологов с собаками, секретная служба даже опережала ФСО, делающую ставку на технические средства.
Выступление вице-президента США в актовом зале Фундаментальной библиотеки МГУ, вмещавшем в себя полторы тысячи человек, было образцом публичной политики, подзабытой нами с ельцинских времен. Джо Байден говорил около часа, и за это время он прошел по всем пунктам двусторонней повестки. Не забыл и Грузию, но ограничился декларацией о том, что Америка продолжит поддерживать демократические реформы, не сказав ни слова ни о НАТО, ни о недавнем конфликте. Надо сказать, он говорил очень аккуратно и выдержанно, тщательно стараясь продемонстрировать, что «перегрузка» работает. Поэтому спустя дюжину лет мне тяжело вспомнить какие-то яркие фразы из его выступления — их попросту не было. Байден говорил обо всем — но как-то никак. Выйдя из актового зала, я не мог отделаться от ощущения, что мне только что преподали мастер-класс, как говорить обо всем и ни о чем сразу.
Барак Обама, чьим вице-президентом был господин Байден, являл собой совсем другой уровень харизматичности. Мне не довелось видеть его лично, но записи видео его встреч со студентами, записанные на излете второго президентского срока, дают определенное представление о его наследии в публичной политике США. «Есть два пути решения проблем: быстрый, но неправильный, и медленный, но верный — через выработку стратегии (в оригинале — policy) и последовательное её внедрение (в оригинале — enforcement)» - одна из цитат, которая сохранилась в моей памяти спустя долгие годы. Отвечая много лет спустя на одном англоязычном сайте (источник - https://www.quora.com/How-did-Russian-citizens-view-Former-President-Barack-Obama/answer/Sergey-Lourie) на вопрос об отношении к Обаме, адресованный к жителям России, приходишь в очередной раз к выводу: короля делает его окружение. Барак Обама был, безусловно, ярким, незаурядным и харизматичным президентом. Но люди, которых он выбрал к назначению на ответственные посты — в том числе, на роль посла в России, как-то, если честно, не впечатлили. Иногда мне кажется, что если бы «с той стороны» проявили чуть больше внимательности и понимания как чувствительных для молодого российского государства тем, так и изменения настроений после 90-х, сегодняшнего конфликта можно было бы избежать. Ведь, в конце концов, после конфликта в Грузии была попытка разрядки. Пусть и неуклюжая, из-за чего «перезагрузка» превратилась в «перегрузку», но все же была.
У меня сложилось мнение, что непрофессионализм и однобокость восприятия американцами происходивших в России процессов не позволила им адекватно оценить ту степень беспокойства, которая возникнет у российских властей после событий на киевском Майдане в конце 2013 года. Иначе бы события в Крыму не стали для них такой неожиданностью.
Надо сказать, я и сам не ожидал такого исхода. Признаюсь, еще в 2008 году я предполагал, что Крым будут отторгать от Украины по Косовскому сценарию, разыграв карту притесняемых национальных меньшинств. Поскольку президент Янукович, старательно пытавшийся лавировать между настроениями народа «за европейский выбор» и «за Россию», явно склонялся в сторону более выгодных (с экономической точки зрения) предложений из Москвы, такой вариант казался более вероятным. Зная, как могут страшно выглядеть на камеру не самые многочисленные акции протестов, с трудом верилось, что в Киеве может произойти еще одна революция, причем не мирная, как за девять лет до этого. Однако, произошло то, что произошло: в Киеве установилась новая власть, отношения с которой у русскоязычного населения Крыма и Донбасса как-то не заладились.
Прочитать книгу целиком можно на Литрес