Когда лошадь запряжённая в бричку с гостями и хозяином в ней въехала в село, сердце Варвары так сдавило, что невозможно было ни вздохнуть ни выдохнуть.
Иван увидевший это пододвинулся к ней, обнял.
– Варенька, не надо так переживать. Жизнь идёт своим чередом и то, что происходит с нами в ней, значит так тому и быть должно.
Она взглянув на него удивлённо мокрыми от слёз глазами, прошептала:
– Всё это я знаю. Но… сердце… оно-то не может ничего простить и забыть.
– Ты не в чём не виновата! – воскликнул он. – Видела сама, как судьба крутила людьми в прошедшие годы! А твоя… это ещё надо было пережить.
Женщина уткнулась ему в плечо, снова молча плакала, но затем торопливо отпрянула, поспешила вытереть лицо.
Они проезжали мимо дома возле которого собралось несколько женщин на вечерние посиделки и увидев проезжающую повозку мимо них, оживились и одна из них крикнула:
– Захарыч, никак зазнобу нашёл? – раздался дружный смех.
– Председателю не понраву наши бабы, городскую себе приглядел! – крикнула вторая.
Женщины были рады, что нашли повод повеселиться и не стеснялись произнося слова. Одна из них подалась вперёд в гущу подружек и что-то сказала такое над чем те смеялись особенно весело.
– Мы-то думали весь в работе и оттого от баб шарахается, а ему вишь ли городских подавай.
Не унимались сельчанки.
– Вы бы, бабоньки, языки-то попридержали! – в ответ громко произнёс Иван. – Не позорились бы перед гостьей.
Проехали дальше по улице, а смех возле того дома всё ещё слышался.
Гриша утомлённый путешествием и под мерное покачивание повозки крепко спал, не помешали ему даже громкие восклицания и смех.
– Куда теперь? – спросил мужчина. – Можешь у меня погостить. Поживёте в одной комнате, а я в другой… Да собственно и дома-то почти не бываю.
– Спасибо, Ваня, отвези меня, где стоял наш дом, – еле слышно произнесла Варвара, вытирая платком глаза. – Пожалуйста!
Уже почти стемнело, в домах зажигались огни, возле них кое-где сидели женщины, где-то одна, где-то парами и все с любопытством всматривались в сумерки, пытаясь угадать кого привёз председатель.
– Там и признаков его уже нет, разобрали остатки обгоревших брёвен и построили здание сельсовета на том месте. И пепелище уже травой заросло. А вместо вашего дома для Палаши с детьми домик построили. Там у леса. Дом Фёдора не уцелел, а в доме Петра… – он задумался и заговорил только через какое-то время, – в доме Петра учительницу поселили. Она не захотела уезжать даже в то тяжёлое время, уже годы её преклонные, семьи нет. Так и живёт с нами… Школа при которой она жила, тоже сгорела. Мы новую гораздо просторнее отстроили, благо лес рядом строй не хочу, – рассказывал председатель, он не знал слушает ли его Варенька или нет. Важно, что он отвлёкся, невыносимо было смотреть на душевные муки любимой женщины.
Лошадь остановилась, Варвара сошла с повозки, прошла несколько шагов и опустилась на траву, где когда-то стоял её родной дом, в который она стремилась вернуться, да только опоздала, остались от него только воспоминания.
Сидела, проводя рукой по сочной траве, на которую уже успела осесть роса.
Иван подошёл, опустился рядом.
– Как же я перед ними виновата… – произнесла женщина, оглядывая место, где была когда-то очень счастлива. – В каких муках погибал тятя… Страшно представить…
– Варенька, не терзай своё сердце! Мы их помним и не забудем. Люди… – с душевным надрывом говорил Иван, – большинство из них… – добавил он. – Не считают его ни врагом Революции, ни крахобором, ни кем-то ещё. Построенная им пилорама до сих пор работает и мы всегда его добром вспоминаем, когда предстоит какая-то стройка или большой ремонт. Помнят люди его добро и то как он сам трудился, чтобы иметь достаток…
– Всё верно Ваня, но душа болит…
Дверь сельсовета резко распахнулась, на крыльце появился дед вооружённый ружьём.
– Кто здесь? – наставляя на них оружие, грозно крикнул сторож. – А, ну пошли отсюдова! Ишь уселись! Посмотрите на них… Сейчас пульну, мало не покажется, – продолжал тот, но скорее всего разглядев лошадь запряжённую в новую бричку и зная кто на ней ездит, успокоился и уже говоря другим голосом направился в их сторону, на удивление проворно сбежав по ступенькам.
– Захарыч, ты что ли… – уже другим тоном спросил дед. – Я сослепу не разглядел, да и задремал маленько.
– Я, дед Степан, – отозвался председатель.
– А это кто с тобой? Не пойму… Не нашенская, да кажись городская. Здешние в такие наряды не рядятся.
– Наша, дед, наша. Ты приглядись, может признаешь, – произнёс Иван, положив руки на плечи Вареньке, поднялся с травы поднимая и её.
Сторож приблизился к Варваре очень близко, довольно долго всматривался в красивое лицо незнакомки, которое в темноте стало ещё привлекательнее и загадочнее.
Дед долго пытался определить кто перед ним, но так и не смог.
– Нет. Не могу понять… Такой красоты у нас отродясь не бывало… – улыбаясь почти беззубым ртом, произнёс тот, с любопытством, глядел на Ивана, ожидая его пояснения.
– А это к нам Варвара Семёновна вернулась! – радостно сообщил председатель колхоза.
Старик задумавшись, произнёс всё так же пытаясь вспомнить.
– Варвара С… – его лицо изменилось, похоже он догадался, что за красивая незнакомка перед ним. – Семёновна… – выдохнул дед. – Ах, ты ж Боже мой! – воскликнул он. – Нашлась! Вернулась! Вот та дела! Вот переполоху-то будет в деревне! Как же хорошо, что ты нашлась – радостно говорил сторож, словно вернулась к нему собственная дочь. – А у нас тут вот… – его настроение резко изменилось. Теперь уже его глаза блестели при свете появившейся Луны. – Не уцелел твой тятька в «мельнице» жизни. Судьба так распорядилась…
Дед смущённо опустил глаза, понимая, что слёзы предательски выдали его состояние.
– Ты, доченька, не терзай свою душеньку! Они сейчас смотрят на тебя и радуются тому какая ты у них стала. А ты помнишь меня?
– Помню, дедуля, – сквозь слёзы, отозвалась Варвара. – Сама-то я тебя только на улице встречала иногда…
– Да уж, пройдёшь бывалочи, поздороваешься и одаришь своим чудным взглядом. Так сразу жизнь казалась не такой гадкой… – засмеялся старик. – Так я говорю, Иван Захарыч?
– Всё верно, дед Степан… – подтвердил мужчина, у него у самого сердце готово было выпрыгнуть из груди, от счастья и радости находясь рядом с этой прелестной молодой женщиной.
Вскоре они уехали, а наутро, едва рассвело, всё село узнало кого вечером привёз их председатель.
Иван остановил лошадь на развилке двух дорог.
– Варенька, ко мне поедем или к Палаше? – спросил мужчина, вглядываясь в её лицо. Он заметил даже в темноте, как оно вспыхнуло румянцем.
– Ничего в этом нет такого… Я же говорю, что доме не бываю, да и просторнее у меня.
– Нет, Ваня. Отвези нас к Палаше. В тесноте не в срамоте. Соскучилась я по… – снова из прекрасных глаз потекли слёзы. – Похоже мы с ней одни остались и дети Фёдора…
– Может и он сам где-то бродит… Кто же его знает? Может уцелел.
– Если он объявится, что с ним будет? – вдруг спросила Варвара, в душе зародилась надежда, что брат жив.
– Что может быть с врагом Революции? – вопросом ответил на вопрос Иван. Он не стал рассказывать ей о том, что зажившая рана на его спине результат подлости Фёдора, выстрелил тот в него, когда он пожалев его отпустил и развернув коня хотел уехать.
В небольшом доме Палаши свет горел в одном из окошек, скорее всего та в это поздний час чем-то занималась уединившись в чулане.
Иван остановил коня, спрыгнул с брички, подал руку Вареньке, та сойдя с неё оказалась лицом к лицу с мужчиной, она видела его глаза в которых было всё что хотела бы видеть каждая женщина: любовь, счастье, нежность… желание…
Но она торопливо прошла к калитке, открыла её, шагнула к крыльцу, но постучать не смогла… Ноги не держали, снова спазм сжал горло.
Мужчина всё понял, приобнял её, почувствовал как озноб терзает её тело.
– Варенька, ну, что ты, голубушка! Успокойся, ты дома. Здесь ты под защитой и никто больше не посмеет причинить тебе боль, – прошептал он и негромко постучал в дверь, хотя и этот звук был слышен в тишине далеко от этого дома.
За дверью послышался скрип половиц, затем знакомый голос спросил:
– Иван Захарыч, ты что ли?
– Я, Пелагея Лукинична.
– Ты, что это в столь неурочный час пожаловал? – слышалось из-за двери, пока та отпирала её. – Случилось что? – она распахнула дверь и встретилась лицом к лицу с женщиной, которая была до боли похожей на ту девочку, которую она так любила и так страдала после её исчезновения.
– В...в…варенька! – воскликнула она, признав. – В...в...варенька, р...р...радостьто к...к…какая! Ж...ж...жива! Ж...ж...жива, любушка ты наша, – говорила заикаясь женщина, при этом заливаясь слезами радости и горя одновременно.
– Палаша, дорогая моя! Наконец-то, я могу обнять тебя! – из глас неожиданно появившейся гости, текли обильные слёзы. Много она пролила их сегодня, но они всё никак не заканчивались.
– Я от в...в...волнения снова заик...к...каться начала...
– Ничего, ничего это пройдёт! Ты успокоишься, всё и пройдёт!
– Где же ты б...б...была столько времени, р...р...радость моя?
– Расскажу, всё расскажу. Сначала ты мне поведаешь, как вы жили без меня! Хотя мне Ваня… Иван Захарович кое-что рассказал, но ты наверное знаешь всё подробнее.
Родные женщины обнимались и плакали, плакали и обнимались, обмениваясь при этом поцелуями.
Мужчина стоявший рядом, с трудом сдерживал слёзы, глядя на эту встречу, которой могло бы и не быть, если бы не тот дед встретивший их у сельсовета. Именно он успел спрятать Палашу с детьми от банды ворвавшейся тогда в их село.
– Идёмте в дом, – обратилась она к гостям. – Иван Захарович, великое тебе спасибо, что привёз мне такую гостью. Я там пироги затеяла на ночь глядя, у девчонок завтра именины, вот и захотелось мне их порадовать, а утром-то времени не будет. Соседка-то моя насносях, вот-вот рожать, я ей помогаю по хозяйству, пока ей тяжело. Ребятни-то много, а в этот раз что-то тяжеловато ей. Вот и занялась на ночь глядя, – похоже женщина успокоилась и говорила теперь ровно без заикания. – Иван Захарович, проходи, пироги-то я как раз вынуть из печки успела.
– Спасибо, Палаша, – улыбаясь отозвался тот, – не соблазняйте в такую рань, и обратился к Варваре, – надо бы Гришу перенести, уложить куда-нибудь.
Хозяйка дома вопросительно посмотрела на прибывшую родственницу.
– Гриша – сын мой, – удовлетворила любопытство Палаши Варвара.
– Так положите его на мою постель, мне всё равно сегодня не уснуть. Сейчас я чистую простыню постелю и наволочку поменяю на подушке, спим сейчас без одеяла. Жарко… – женщина торопливо скрылась в сенях, а Иван отправился к повозке, принёс чемодан и сумку, поставил на крыльцо и неожиданно для Варвары, обнял её.
Чувствовалось, что она в растерянности, но это его не остановило, горячие губы коснулись её губ.
Женщина не сразу, но освободилась от его объятий, скорее всего чтобы не обидеть этим.
– Прости… – прошептал Иван. – Люблю я тебя! Что хочешь с этим делай! – горячо добавил он.
В сени вышла хозяйка.
– Готово, неси, Захарыч, мальца, – скомандовала она.
– Его просто надо разбудить. Иван Захарович, вы же видели каков наш «малец»! – воскликнула Варвара и первой шагнула с крыльца к повозке.
– Гриша, Гришенька, – ласково обращаясь к сыну, пыталась разбудить его мать. Тот на удивление быстро проснулся без всяких капризов, спросил:
– Приехали? Да?
– Приехали… Идём в дом, там удобнее на кровати.
Проходя мимо мужчины, пожал ему руку.
– Спасибо, дядя Ваня.
И увидев незнакомую женщину, улыбнулся, обнял.
– Здравствуйте, тётя Палаша! Рад знакомству! Куда идти?
Растроганная женщина, прижала мальчика к себе, расцеловала и повела в дом. Вскоре снова вышла, улыбаясь.
– Мне кажется он не просыпался, когда разговаривал с нами. Лёг и снова уснул.
Варвара улыбнулась.
– Устал наверное…
– Иван Захарович, так ты идёшь на пироги? – спросила хозяйка мужчину.
Тот отрицательно качнул головой.
– Какие пироги в полночь! Я в следующий раз приду пораньше.
– Жди, когда они теперь будут! – воскликнула женщина, обнимая родственницу.
