...Наконец, приехали туда, куда ехали. Эта точка на местности станет кульминацией (от латинского слова culmen – «вершина») нашего дня.
В кадр попала некая женщина, закатившая от счастья глаза, приподняв голову к небу, и в придачу к глазам приоткрывшая рот. Кажется, она не может надышаться – вот-вот умрёт от счастья. Но нет, не умерла, а возродилась.
Слава богу, по дороге никто не умер. И даже не заболел.
…Все возродились к новой жизни. Или к продолжению старой. И мы от народа тоже не отстали.
«Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был…» (с)
Стоп! К счастью, к счастью. У нас – к счастью… Мы же не Ахматова, которая была «полумонахиней-полублудницей».
Ох уж эти аллюзии! Так и выползают на отмель, чтобы… да-да… чтобы влёт задохнуться…
Кто-нибудь увидит здесь… искомое?
Ну, совсем маленькое.
Над крышей дома… не твоего. И не моего. «Супостатского»…
А для кого-то этот дом родной и ему «так прекрасно возвращаться под крышу дома своего», над которым и нависает то самое нами «искомое».
В общем, да, «мир полон радости и счастья», хоть «край родной милей всего» (с)
…Рано или поздно все будем «там», в родном краю (как это ни печально, снова улыбнёмся).
А это – просто зимняя краса! Пусть и не Варвара, которая дивная коса. Но краса!
Не насладившись этими видами, невозможно будет понять и то, в какую красоту вписан замок Нойшванштайн. И то, насколько этот Новый лебединый замок прекрасен.
***
Абзац-другой-третий (а дальше – как пойдёт) о династии, к которой принадлежал Людвиг II. Тут в союзники (или в учителя, за которых поднимаю заздравный кубок) придётся привлечь Марию Залесскую – надеюсь, она не обидится. Впрочем, даже не узнает. Тем паче, что все цитаты из её текста, возьму, как и положено делать приличным людям, в кавычки.
…Итак, в IX веке «на историческую сцену Баварии выступает первый исторически достоверный представитель рода Виттельсбахов, получивший своё имя по названию замка Виттельсбах на реке Заале в Верхней Баварии. Это Луитпольд (Luitpold; ок. 854 или 860–907), маркграф Баварской Восточной марки (895–907), ставший также герцогом Баварским в 907 году. Интересно отметить, что, согласно одной из версий, его мать, чьё имя точно не установлено, происходила из знаменитого рода Вельфов. Кроме того, Луитпольд был родственником императора Арнульфа Каринтийского (ок. 850–899), передавшего ему в лен в 893 году земли Каринтии и Верхней Паннонии. Со временем к этим владениям были присоединены территории вдоль Дуная (в баварском Нордгау и Донаугау) и Регенсбург. Границы своих владений маркграфу приходилось постоянно оборонять от нападений со стороны Венгрии и Великой Моравии; он одержал ряд блестящих побед (в частности, в 898 году над войсками великоморавского князя Моймира II). 4 июля 907 года Луитпольд погиб в битве с венграми при Прессбурге (ныне Братислава).
В его честь вплоть до XIII века род Виттельсбахов именовали Луитпольдингами.
Ирония судьбы: имя Луитпольд станет роковым для нашего героя…»
…И главное: с конца XII «Виттельсбахи окончательно утвердились в Баварском герцогстве, поставив своеобразный рекорд, достойный Книги рекордов Гиннесса: династия Виттельсбахов правила Баварией с 1180 по 1918 год!..»
Породистая порода, не правда ли? Ещё какая! Тысячелетняя, каким был… вот хоть античный Рим. Мы своих предков в лучшем случае до прадедушек и прабабушек знаем, а в худшем – до дедушек и бабушек.
Однако королями Виттельсбахи стали только в 1805 году… по воле безродного императора-выскочки Наполеона. Дело в том, что с 1801 года, когда Бавария была ещё курфюршеством, Виттельсбахи бились на стороне французского императора-узурпатора, в том числе в знаменитой битве при Аустерлице.
Помните «Войну и мир» Толстого? А нашего русского князя Андрея Болконского? Не удержусь от лирического отступления (аллюзия «выползает на отмель, чтобы влёт задохнуться, чтоб недолго по краю») и от упоминания неба Аустерлица, которое видит раненый аристократ Болконский, когда «как бы со всего размаха крепкою палкой кто-то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову»:
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», – подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, – высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..»
***
Своё чудо Людвиг II, потомок тысячелетнего рода Виттельсбахов, сооружал совсем рядом с замком Хоэншвангау/Хохеншваншгау/Schloß Hohenschwangau/«Высокий лебединый край», в котором сам он и вырос (по коридорам и залам Хоэншвангау он бегал просто мальчиком Людвигом, а не королём с этим именем под номером II).
На снимке ниже (на горе или на холме, или даже на пригорке) и есть замок Хоэншвангау. Он был выстроен Максимилианом II Баварским, отцом Людвига II, на руинах, оставшихся от другого замка. «Другой» замок назывался Шванштайном и был возведён не позднее XII столетия (во всяком случае тогда впервые в каких-то письменных источниках о нём мельком было упомянуто). Владели замком рыцари Швангау. А когда весь их род ушёл на радугу (или, как положено супостатам, сыграл в ящик), то и ничейный замолк пришёл в упадок. Во время наполеоновских/антинаполеоновских войн крепость была совсем разрушена, а позже её выкупил Максимилиан, тоже ещё не будучи королём, а лишь кронпринцем-наследником баварского престола. Так на месте руин и появился замок Хоэншвангау в готическом средневековом стиле, но в духе романтизма.
Мальчик Людвиг не просто вырос в Хоэншвангау, но и провёл тут большую часть своей жизни. «Москва не сразу строилась». И замки сумасшедшего короля (в том числе Нойшванштайн) тоже не по взмаху/мановению волшебной палочки возникли.
В Хоэншвангау Людвиг встречался со своим любимцем композитором Рихардом Вагнером. Здесь же доживала свои последние годы мать Людвига старушка-королева Мария.
***
…Хоэншвангау…
Горы вокруг и красотища необыкновенная. Эту красотищу когда-то впитал в себя, как я уже сказал, сын Максимилиана, ставший впоследствии романтическим королём-сумасбродом и прославивший своей «романтической взбалмошностью» здешние края. Прославивший всю Баварию! Вот и среди меня и моей благоверной тоже её прославил.
Замок Хоэншвангау был расписан сценами из средневековых легенд и поэзии, в том числе с мотивами рыцаря-лебедя Лоэнгрина. Поэтому уже юный Людвиг отождествлял себя с Лоэнгрином (которому композитор Рихард Вагнер в 1850 году посвятил свою романтическую оперу). Лебедь также был геральдическим животным графов Швангау, в преемниках которых король-романтик себя числил (кто-то когда-то себя и под Лениным числил, чтобы плыть в революцию дальше). То есть «романтическое» средневековое представление и поклонение Лоэнгрину сочеталось с конкретной местной традицией (да-да, у кого-то Ленин, а у кого-то – Лоэнгрин… ну, и кто же более матери-истории ценен?).
Кстати, оба замка (и Хоэншвангау, и Нойшванштайн) стоят не просто друг рядом с другом, но и строились неподалёку от сельского жилья простолюдинов. Сейчас это районный центр Швангау. До границы с Австрией отсюда рукой подать (может, кому и такая информационная подробность для жизни пригодится).
…Повторюсь, на снимке ниже – замок Хоэншвангау.
Когда Хоэншвангау не просто сам по себе замок, одиноко, бездельно и бесцельно стоящий на горе/холме/пригорке, но ещё и выступает фоном для моей красы-супруги (то есть «трудится», «работает», выполняет полезную для приезжего человека функцию), он выглядит намного привлекательней. Не правда ли? Я был уверен, что, как и прежде, все со мной согласятся! Или есть возражения?
***
Однако в эти горы/предгорья мы приехали не ради Хоэншвангау, а для осмотра Нойшванштайна, поэтому и двинулись к нашему целевому объекту.
Дорога ведёт нас наверх. Может, быть в небеса… мои обетованные… что же вы молчите, опять высотою маня?.. Впрочем, Валерий Меладзе нынче, кажется, если и не в опале, то не в моде…
Повсюду нас встречали такие вот домики, в любом из которых я не отказался бы пожить недельку-другую, а то и третью (можно и год-другой). Потом всё равно здесь стало бы скучно и снова захотелось бы домой в Москву, ведь «дым Отечества и сладок, и приятен». Тьфу на этих супостатов (тут все вместе улыбнёмся)!
Стиль домиков – явно фахверк. Но, возможно, совмещённый с каким-то другим.
Я обожаю этот архитектурный стиль. Когда-то мы с женой даже дачу строили, придерживаясь именно (или примерно) этого стиля, новодельничали, беспредельничали.
Озеро. Лебединое. Не зря же и замок «…лебединый…»
Но лебедей сейчас тут нет. Улетели куда-то. На юг? Надеюсь, не мы их спугнули.
Если бы перед озёрной гладью не было табличек, то вообще была бы одна сплошная романтика.
…Однако, стоп! Есть романтика! Есть! Моя супруга придаёт всей картине такую эмоциональную лирическую/романтическую струю, что и современные таблички её (ни картину, ни супругу) нисколько не дискредитируют.
Вот мы с благоверной поднимаемся (медленно в гору), как лошадки, везущие хвороста воз. Однако без поклажи.
Наворачиваем круги-кольца. Подъём спиралевидный.
Вот опять сквозь магический кристалл.
Я даль свободного романа… уже ясно различал.
Что там опять над крышей вонзается в небо своим шпилем?
Небеса мои обетованные… нелегко пред вами стоять, так услышьте меня (с).