Найти в Дзене
Салават Вахитов

Горький "Детство". Шестая книга из моей библиотеки

С волнением и трепетом приступаю к чтению книги моего детства. Точнее так – книги из моего детства. И по счастливому совпадению называется она тоже «Детство». Прочел я ее в первый раз в десять лет. Помню тот вечер, когда мама вернулась с работы уставшая и прямо в дверях подарила только что купленную книгу Максима Горького. Я, разумеется, был счастлив и запрыгал от радости, и мама тут же заулыбалась, и усталости её как не бывало. Я принялся за чтение сразу же и смеялся от души, находя в тексте много забавных моментов. Я зачитывал их маме, и она смеялась вместе со мной. Одна фраза развеселила надолго и врезалась в память на всю жизнь: «Дорога, двурога, творог, недорога…» Какое счастливое было время! Книга Горького стала шестой в моей личной библиотеке, и до сих пор я её храню. Сейчас трудно это представить, сидя в кабинете в окружении сотен солидных изданий, но в 1971 году у меня было всего шесть книг. Конечно, были и многочисленные тонкие детские книжки и журналы, но они не считались мн

С волнением и трепетом приступаю к чтению книги моего детства. Точнее так – книги из моего детства. И по счастливому совпадению называется она тоже «Детство».

Прочел я ее в первый раз в десять лет. Помню тот вечер, когда мама вернулась с работы уставшая и прямо в дверях подарила только что купленную книгу Максима Горького. Я, разумеется, был счастлив и запрыгал от радости, и мама тут же заулыбалась, и усталости её как не бывало. Я принялся за чтение сразу же и смеялся от души, находя в тексте много забавных моментов. Я зачитывал их маме, и она смеялась вместе со мной. Одна фраза развеселила надолго и врезалась в память на всю жизнь: «Дорога, двурога, творог, недорога…» Какое счастливое было время!

Книга Горького стала шестой в моей личной библиотеке, и до сих пор я её храню. Сейчас трудно это представить, сидя в кабинете в окружении сотен солидных изданий, но в 1971 году у меня было всего шесть книг. Конечно, были и многочисленные тонкие детские книжки и журналы, но они не считались мной за приличные издания: как и герой «Салагина», я мечтал тогда о полках с толстыми томиками в твердых переплётах.

-2

В десять лет я не знал, что такое смерть, и начало книги мне совсем не казалось мрачным. О смерти ничего не понимал и мальчишка, герой книги, и уже на второй странице находишь его забавные рассуждения и ласковую, весёлую речь бабушки. И даже сравнение матери с лошадью совсем не удивляет и не коробит. Возможно, потому, что оно сочетаются с тревожным чувством, возникшим в душе Алексея.

Тогда я совсем не обратил внимания, что автор символически объединяет смерть с рождением ребёнка. Так ли происходило в реальности, мне неизвестно, но теперь мой читательский опыт подсказывает, что для книги это работает как художественный приём, который ранее не был мною замечен и осмыслен.

Читаю и параллельно вспоминаю текст по рисункам Бориса Александровича Дехтерёва. Отличные акварельные иллюстрации! Попутно узнаю, что художник продолжительное время работал в издательстве «Детская литература» и создал свою школу книжной графики.

-3

Уже на четвёртой странице бросается в глаза, что герой называется по-разному – Лук, Алексей и Лёня. Мне, как читателю, это пока не мешает, хотя редакторы в один голос называют такие моменты ошибкой начинающего автора и так делать не рекомендуют.

В детстве впечатлили меня лягушки в могильной яме, а вот почему ребёнку не хотелось плакать на похоронах отца, не задумывался. Ну не хотелось и не хотелось.

Смерть идёт рядом с героем, сопровождает его по жизни – умер новорождённый братишка, а потом, помнится, он потеряет любимого дядю и мать.

Горький показывает, как восприятие нового у ребёнка идёт через слова – сверху, Саратов, матрос… Это любопытно.

Потом бабушка Алексея расчёсывает волосы, и я вспоминаю, что и у моей бабушки были длинные волосы, и она их расчёсывала подолгу гребнем, только не деревянным, а пластмассовым, а потом заплетала в длинные косы.

Слова бабушки похожи на яркие цветы – прекрасно, не встречал больше такого нигде. Хорошее сравнение, но картинка не возникает – нет здесь у Горького конкретного цвета и названия цветка. Увы, абстрактность приглушает образ, если и вовсе не губит его. Очень тепло, с любовью рассказывается о бабушке. Ещё бы, ведь это она насытила внука силой для трудной жизни.

-4

Мне, сегодняшнему читателю, не нравится нарочитость, искусственность образов при описании природы. Часто бывает так, что автор стремится придать свежесть рассказу, выдумывая оригинальные сравнения и метафоры, словно расставляя минные заграждения для читателя, а тот невозмутимо продирается сквозь них, беззаботно ступая босыми ногами, – мины никак не срабатывают, они бесполезны, поскольку рассчитаны на тяжёлую бронетехнику. Вот как-то так с образами. А если сказать проще – читатель не строит картинки по неудобоваримым сравнениям, предпочитая в этих случаях включать собственную фантазию, или же пропускает их, никак не осмысливая. К примеру, как бы ни старался автор, у меня горы вообще не связываются со складками на одежде. Отметим ещё и лишнюю деталь – человек на пароходе запрещает есть фрукты. Вроде это совсем ни к чему, лишняя подробность.

Зато про бабушку на пароходе и встречу с родственниками написано живо, читается с интересом. Удивило и понравилось, как прибывших в Нижний Алёшу с матерью и бабушкой встретило всё большое «племя». Тут же автор умело закладывает противоречие: главный герой почувствовал себя чужим среди них, а в деде и вовсе почуял врага.

Честно скажу, книга лично меня греет, я получаю удовольствие от неё, и хочется читать и читать ровно до ближайшей пятницы, когда и состоится обсуждение «Детства» у нас в БашИнкоме.