Егор на фронте неожиданно для себя стал рисовать: портреты однополчан, сожженные дома с обугленными, но выстоявшими русскими печами. Делал зарисовки с оторванными руками, сжимающими винтовку, полупрофили санитарок, бинтующих раненых бойцов. Егор не понимал ,откуда у него деревенского мужика такой талант . Ведь раньше ничего подобного за ним не водилось .Он всегда хотелось поймать жест, искривление тела как выражение острой эмоции. Его рисунки пропали: сгорели, потерялись, были брошены – он не берег их.
Егор слыл бабником, долгих связей не заводил , походно- полевые жены сменяли одна другую, также он успевал писать письма Зойке ,которая верно ждала его дома . Товарищам по оружию было завидно, что девушки смотрят на улыбающегося Егора , как воспитанные кошки на сметану – облизываются, изображают готовность вылизать миску, лапки у них подрагивают, но без команды не приближаются. Егор ничего не отрицал, но и не подтверждал, потому что слава громителя женских сердец неожиданно укрепляла его авторитет. Осенью 1943 года произошло непоправимое.Ему ампутировали левую ногу ниже колена. По ночам отрезанная нога болела нестерпимо. Так называемые фантомные боли, которые не глушили лекарства, и никакими уговорами не удавалось внушить собственному сознанию, что оно бесится понапрасну. Днем терзала боль в культе. Казалось, что в ней завелись ядовитые черви, пожирающие плоть, грызущие кость.
Егор искренне считал, что никакого подвига он не совершал, выполнял обычную фронтовую работу. Готовилось контрнаступление. Связь батальонов с командным и наблюдательным пунктами, с огневыми позициями и артиллеристскими батареями прокладывали под огнем немцев, провода рвались в лапшу. С батальоном главного удара прервалась связь, он туда и отправился. Из связистов не осталось никого, последним отправился чинить провода командир отделения. Судя по отсутствию связи, он погиб, не выполнив задания. И тогда Егор пошел сам. То есть не пошел, а на карачках пополз и по-пластунски.
Он полз, искал обрывы. Егор сделал три соединения, когда увидел группу из нескольких десятков фашистов, которые, крадучись, прячась за кустами, пытались зайти в наш тыл. Егор огляделся на местности и выбрал хорошую позицию. Подпустил немцев, двигавшихся цепочкой, поближе и открыл огонь из автомата. Оставшиеся в живых немцы залегли, их он забросал гранатами. Егор не знал, скольких убил, более ему сражаться было нечем. Автоматная очередь прошила ногу от колена до щиколотки с веселым чмоканием. Сапог стал быстро наполняться кровью. Наши бойцы уже бежали на подмогу, вступили , в бой. Егор перетянул ногу выше колена куском провода и пополз искать следующий обрыв,не помнил, как дополз до своих, не помнил полковника, который разыскал его среди раненых. Когда очнулся от болевого шока, ему рассказали, что полковник троекратно расцеловал его, сказал, что благодаря этому лейтенанту диверсанты не захватили штаб, операция завершилась успешно, что Егор достоин звания Героя, и он, полковник, лично проследит, чтобы представление было сделано. Сам Егор не считал себя героем . В эти дни он все чаще и чаще мыслями был дома ,с женой ,мечтал ,что вот закончится война ,он вернётся - нарожают с Зойкой ребятишек ,да и Симу тоже не забудут . Егор писал мальчику ,но тот отвечал редко и как бы с неохотой . Егор корил себя за ошибки прошлого ,по мечтал исправить все...
Аниса открыла дверь ,стояла перед ней соседка ,просила выйти за нее в колхоз ,так как чувствовала себя совсем худо .
Аниса тянула на себе домашнюю и колхозную работу, Шурка научилась готовить в русской печи, доить корову. Аниса смело оставляла дочь на хозяйстве .Симка атаманил с сельскими пацанами.В поле выходили от мала до велика: старики, что еще двигались, и детишки, только научившиеся ходить. Мужиков призвали на войну, бабы надрывались: лето коротко и воздает только тем, кто трудится истово. А им приходилось трудиться не только для собственного прокорма, но и для фронта, для Победы. Вот и сегодня Аниса , наломавшись на работе ,за себя и за соседку ,не смогла пойти в лес ,а с пустыми руками идти в храм ,к новому батюшке не хотелось . Совесть не позволяла .
Дома, подоив козу , Аниса кормила детей и мужа , поужиналм в потемках и лишь тогда засветили маленькую коптилку.
Под окошками голосисто и жалобно всплеснулась частушка:
На германскую границу
Накидаю елочек,
Чтоб германские фашисты
Не убили дролечек.
Девушки шли стенкой, взявшись под руки, а сзади них врассыпную, как телята при стаде, бежали нынешние ухажеры.
«Бедные девки, — подумала Аниса, задергивая занавеску, — и погулять-то вам не с кем».
Симка , взбежал на крылечко своего дома, осторожно открыл ворота, ощупью — пересчитывая шаткие половицы в сенцах — добрался до дверей. В избе темно, пахнет травами с печи, нагретым тряпьем. От передней лавки посапывание спящих ребятишек.
— Явился, полуночник. Уроки опять не выучил. Симка не обращая внимания на ворчание матери, приподнявшейся на постели, торопливо прошел в задоскии, нашарив чугун с холодной картошкой, сунул несколько картофелин в карман.
— Да ты, никак, опять блудить вздумал ??? Сейчас отца разбужу !!!Переоденься. В чем в школу-то пойдешь?
— Ну еще…
— Переоденься, кому говорят. Вот уже отца разбужу… Совсем от рук отбился.
— Да буди , жалоба. Все только отцом и стращаешь…А он и не отец мне вовсе ???
- Как не отец ??? Аниса глотала воздух как выброшенная на берег рыба ! Ты что говоришь ,неблагодарный ! Он воспитал тебя !
Но Серафим не слышал. Он был уже далеко на гулянке.
