Открывает Фёкла рот, только звуков не идёт, и что на то зятю дорогому ответить. Не думала, что до ушей его дойдёт, а теперь стоит пред ним, не знает, куда глаза деть.
- Поди с моего двора, не гневи ни меня, ни Господа.
Сжала зубы Фёкла, и домой побежала всё Касьяну докладывать, что в немилости нынче у Зосима Рябого.
Начало истории
Предыдущая глава
Всё ж случилось, как Ульяна хотела. Оставил Зосим жену с девчонкой в доме греться, а сам с Анной пошёл печь разжигать да порядок наводить.
Раздела Ульяна Агафью, усадила за стол. А та глазёнки на вкусности таращит, а руку протянуть боится.
- Ешь, - подвигает к ней картошку круглую, что ещё недавно в печи стояла. – Огурчики вот, - подаёт солёные.
Смотрят недоверчиво большие глазищи, только мать велела тётку слушаться. Осторожно берёт девочка из ласковых ладоней огурец и хрустеть принимается. Садится рядом Ульяна тож поесть, чтоб ребёнка не смущать, а сама Агафьюшку по голове светлой гладит.
- Будет скоро дом у вас, - приговаривает, - и отец хороший.
Слушает девочка, в одной руке картошка зажата, в другой овощ солёный. Разомлела от тепла да ласки. А мать с Рябым по дому хлопочут.
- Стыдно мне, Зосим, - качает головой Анна, выметая сор из-под лавки, - чужая тебе, чего тратиться?
- Молчи лучше, - колет щепки хозяин возле печи. Смурной, брови сдвинул, о своём думает. Ежели б всех сирых и убогих грел, не было б достатка в доме. А так разжился помаленьку. Случился в один год у него урожай хороший, да такой, что радовался Зосим, как малец пятилетний. Слыхал, что через три деревни новь почти всю град побил. Вот собрал возы, нагрузил и поехал торговать. Последнее крестьяне отдавали, да что делать? Всем не поможешь? Он трудился исправно, честно заработал. А коли не хотели брать, так пусть, у каждого своя голова на плечах. Вернулся домой, жену порадовал. На ту пору жива была его Мария, на сносях была. Это уж потом душу Богу отдала вместе с ребетёнком, а тады и сама радовалась, мол, заживёт Зосим, изба полная деток будет.
А потом пришёл к нему мужик, стал денег в долг просить. Мол, так и так, не откажи, свадьбу сыну справить надобно. Покумекал Зосим, дал, только не просто так, проценты затребовал. А потом и повелось, кому надобно было – сразу к Рябому шли. А он за уши не тащил никого. Множилось богатство. Так и разжился с одной нови и дальше пошёл. Зерном да растовщичеством брать. А коли давать всем просто так, тады можно хорошим человеком прослыть, только кому надобно хорошим быть да бедным, когда можно мясо не только по большим праздникам есть да платки жене покупать и сласти.
Разгорелись щепки, дров Зосим подкладывает.
- Вернусь, - говорит, а сам к своей же дровнице идёт. Как прознают, что подобрел, спуску не дадут, жалиться станут. У того шесть ртов некормленых, у того мать больная. Да где ж на всех еды напасти? Вот и выходило, что надобно Зосиму скупцом слыть. Набрал дровишек и обратно в избу тащит.
- Коли могу отплатить чем, - начинает вдовица, - ты только скажи. Шить могу, по хозяйству жене твоей помогать, за скотиной ходить.
- Сочтёмся, - отмахивается Зосим от неё, как от мухи надоедливой. Зато Ульяне теперь подруга добрая будет, а по поводу матери таку Ульяне скажет: как прознает, что Фёкле чего снесла, тут уж Рябой не посмотрит, что с животом ходит, выпорет негодницу.
- Расскажи мне, как здесь оказалася, - просит Рябой.
- Да как, - выпрямляется Анна. – Муж меня чуть до смерти не пришиб, а мать его такая ж, выйти из избы не давала, будто самой по нраву было. Девчонка тады страху натерпелась, что говорить перестала. Вот я и решилась бежать.
- Отчего ж тебя вдовицей кличут, ежели муж живой?
- Похоронила его в памяти своей, не хочу вспоминать. Злой он, никого, окромя себя не любит. Только кады людям про то говорила, крест бабы нести предлагали. Мол, у каждого на роду свой. Потому сюда пришла и сказала, что вдова.
Покивал Зосим, судьбу чужую выслушав. Горько бабе, пусть хоть теперь заживёт в ласке.
- Пойду я, - старается Рябой в её сторону не смотреть. Не хочет благодарности елейной, ни к чему она. Доброе дело тогда доброе, когда взамен ничего не ждёшь. А тут и вовсе вышло, будто его заставили. Вроде и добро сотворил, а на душе гадко как-то.
Вошёл в избу свою, на жену зыркнул, а та на руках девчонку качает.
- Да разве ж можно! – подскочил, дитё подхватил, а та спит не шелохнется. Как вчера будто помнит жену первую, теперича за эту трясётся. – Тяжёлая ж!
- Да чего будет? – не понимает Ульяна.
- Не подымай тяжесть, - шипит Зосим, на руках ребёнка держа. И лицо такое грозное, а Ульяна всё равно улыбается. – Чего?! – опять шипит Рябой.
- А вон как дитя чужое к сердцу прижимаешь.
Бросил взгляд на девчонку Зосим, не по себе отчего-то, будто застали его за делом постыдным. Подошёл к печи, аккуратно уложил на полати Агафью, к жене вернулся.
- Добрый ты, Зосим, - ласково говорит, а сама по плечу гладит.
- Нельзя мне добрым быть, - бурчит. – А по матери так скажу! Ходить – ходи, тут я запрета ставить не могу, родные они, но чтоб из дома больше не крупинки туда не отнесла, поняла?
- Так Луша там, Ванечка, - обомлела Ульяна.
- Я теперича муж тебе, я семья да моё дитя, что под сердцем носишь!
Сжалось сердце Ульяны, когда про ребёнка услыхала, уж представить не могла, что иначе о Рябом думать станет. И всего ж то прошло времени мало, только уважает его жена нынче. Иначе как? Потому и жить теперь Ульяне проще, добро к добру тянется. Только под сердцем она дитя носит, а на сердце грех. Сможет ли отмыть его, никак в церковь сходить Богу помолиться? Услышит её? Примет раскаяние?
- Собака брешет, - недовольно сказал Зосим, - никак кого опять принесло.
На сей раз Петька в дверях появился, снега нанёс.
- Братец, - бросилась к нему Ульяна с радостью.
- Анька где? – грудь вздымается, видать, бежал, как прознал, что не живёт его зазноба боле у Ефросиньи.
- В доме вашем, - улыбается Ульяна, не видя, что муж её глаза подкатил, только молчит всё ж.
- В каком? – понять не может Петька, и рассказала тогда ему сестра, как всё хорошо устроила.
Молчит Петька, не знает, как в глаза Рябому смотреть. И обязанным быть не хочется, и вести Аннушку некуда. Зима на дворе.
- Дай хоть руку тебе пожму, Зосим, - говорит брат. – Никогда добра не забуду.
- Живите, - протягивает хозяин твёрдую ладонь. – В любви да ладу.
Теперь у Ульяны подруга появилась. Ходят в гости, вместе хлеба пекут, вместе избу метут да девчонку бабьим премудростям учат. Встретил Касьян Зосима.
- Чего ж ты, зять, сына моего подневольничаешь?
- Кто сплетни разводит? – удивился Зосим. – Своя воля у него, сам себе хозяин. А коли не так судьбу сложил, как вам надобно – что ж с того, на всё воля Господа.
- Себя что ль Богом возомнил? – прищурился Касьян.
Сжал кулаки Рябой, на тестя, с кем ещё недавно ручкался, исподлобья глядит, ненавистью взор пышет.
- Я себя Господом не называл! – качает головой. – А вот ты вздумал имя моё порочить средь крестьян, будто я слова свого не держу. Гляди, Касьян, не посмотрю, что отец жены моей, что старше, да мне тебя уважать надобно. Коли будет за что – стану, токмо пока не вижу в тебе человечности, а лишь притворство.
- А ты не пужай-не пужай, пуганые!
Разошлись мужики, злобу друг на друга затаив. Живёт себе Петька в избе с Аннушкой, сердце трепещет от радости. Рябой его всё ж в батраки взял, чтоб хлеб задарма не едал. Куда молодого пристроить, как не к себе. А Петька молодец оказался, за двоих пашет, не устаёт да улыбается.
- Чего делать станем, Фёкла? – хлебает щи Касьян. – Нет больше работника мне. Коли б женился Петька да девицу привёл – всё ж руки лишние.
- И рты, - трёт чугунок Фёкла, пытаясь злость свою вытереть всю.
- Это Улька воду мутит, будто управы на неё никакой нет! – стукнул ложкой по столу Касьян, что капуста вылетела да прямиком жене на лицо.
Скривилась та, утёрлась подолом.
- Лушка где? – рычит отец.
- Да вот, вечно дома не сыщешь, носится где-то, а матери и помочь некогда!
- Ежели так пойдёт, да Петька не вернётся, надобно Лушку замуж выдавать. А там пусть нам выкуп за неё подносят да с глаз долой забирают, не потяну иначе. Так что сажай её с завтрева приданое готовить хорошее, жениха искать стану.
Лушка потому из дома и бегает, что боится, как бы на неё гнев родительский не упал. Да всё ж, мозоль глаза не мозоль, помнят про тебя.
- Кабы Ульяна не вмешивалась, жила б себе да дитё растила, по-бабьи вела, так и с Петькой решилось. А теперь сам Рябой у него в заступниках, - заканчивает Касьян щи есть, тарелку от себя двигает.
- Знаю, как управу на неё найти, - внезапно говорит Фёкла, а у самой аж глаза от счастья блестят.
- Да? – с интересом смотрит Касьян.
- Сразу делать станет, чего скажу!
Продолжение здесь