Проснулся я, на удивление легко, хотя было только начало седьмого, наверное, сказывалась четырёхчасовая разница во времени между Лондоном и Айлендом. Проделав обычные утренние процедуры, я оделся, взял трость и шляпу, и спустился к завтраку. Потом у стойки портье попросил соединить меня с Фортом, узнал у Доббса, как дела, велел не торопиться, сказав, что сегодня осматривать Форт не буду и вышел прогуляться по парку Пансионата.
Двери в фойе были с обеих сторон зала и для выхода, я выбрал те, что вели в парк. Выйдя из них на просторную террасу, мне сразу стало понятно почему пансионат называют “Botanic garden”, буйство здешней растительности бросалось в глаза. Но бросалось в глаза не только это, а ещё и то, что парк состоял как бы из двух частей. Ближняя, что начиналась прямо у террасы, представляла собой французский регулярный парк со строгими линиями аллей, разгороженными абсолютно ровными шпалерами подстриженных кустов, но затем аллеи плавно переходили в ландшафтный парк, устроенный, скорее, на британский манер. Это отражало разные этапы в истории Айленда, когда его французский период сменился на нынешний британский.
Терраса у входа была довольно просторной и спускалась к парку четырьмя ступенями. Справа от входа, на освещённой утренним солнцем участке, в плетённых креслах расположилось не меньше дюжины обитателей пансионата. Там были и мужчины, и женщины. Одни пили чай и кофе, другие читали газеты, третьи о чём-то разговаривали в полголоса - все наслаждались утренним ласковым солнцем.
Выйдя на террасу и оглядевшись, я решил, что спущусь и пойду влево, проходить мимо людного места не хотелось. Ведь это означало бесконечные приветствия и расспросы. Мне хотелось, пока, побыть одному, немного прийти в себя, понять, где я и что это за место. Приветственно помахав рукой сидящим в креслах, я спустился по ступенькам и направился к началу левой аллеи. Но едва я вступил в неё, как услышал за спиной громкий стук. Обернувшись, я увидел, как плотный мужчина старается протолкнуть через двери знакомое инвалидное кресло на велосипедных колёсах. Кресло никак не пролезало в дверь. Наконец, один из коридорных пришёл ему на помощь и открыл вторую створку. Небольшой усилие памяти и я вспомнил, что этого человека зовут Джон Денс и что он лакей мистера…, мистера…, как бишь его там, а-а, - вспомнил! - барона Коргиуса, того типа, что показался мне на вчерашнем приёме весьма неприятным, и даже, наглым. Едва я успел подумать, что фамилия мужчины, как нельзя лучше характеризует его комплекцию (на British English «dens» означает плотный), как он, спустив кресло по боковому пандусу, поднялся по ступенькам обратно и исчез в дверях. Разворачивающаяся сцена привлекла не только моё внимание, но и внимание других отдыхающих, что сидели в плетёных креслах, лёгкий шум голосов, доносившийся со стороны сидящих, внезапно стих.
В дверях вновь появился Денс. На руках он нёс барона, который держал белую шляпу. Спустившись по ступеням, Денс усадил барона в кресло, взяв из его рук шляпу, водрузил её барону на голову. Затем, будто художник, отступил на шаг, оглядел барона, вновь подступил, поправил шляпу, галстук бабочку и слегка поддёрнул вверх платок в нагрудном кармане пиджака, оглядев ещё раз и оставшись удовлетворённым увиденным, вновь поднялся к дверям.
Я уже было собрался продолжить мой путь, как в дверях появилась мисс Мэллоуин, которую мне вчера представили, в качестве секретаря барона. Сегодня на ней было не тёмное вечернее платье, сегодня она была одета в белое теннисное платье, в руках она держала чехол с теннисной ракеткой. Обычно женская форма для игры в теннис состоит из двух деталей - белых жакета или блузки и расклешённой юбки, но платье мисс Мэллоуин разительно отличалось от обычной формы, скорее, оно напоминало длинную приталенную майку белого цвета. Этот наряд смотрелся не только спортивно, но и выгодно представлял к обозрению загорелые руки и плечи мисс, её стройные ноги. Видно, зная об этих особенностях своего наряда, мисс Мэллоуин замерла на секунду на террасе, давая возможность окружающим оценить увиденное, и затем, вприпрыжку, спустилась по ступенькам.
Но в этот момент с ней случился казус - один из шнурков на её теннисных туфлях развязался и грозил не только испачкаться, но и уронить хозяйку. Мисс Мэллоуин, досадливо всплеснула руками, наклонилась, положила чехол на траву и стала завязывать шнурок. Всё это она проделала так нарочито медленно, что невольно закрадывалась мысль, а не нарочно ли она это сделала. Почему я так подумал? Просто наклоняясь, она повернулась, э-э…, так сказать, кормой к сидевшим на террасе, являя им на обозрение весьма деликатную часть своего тела. Сидевшие в креслах все наблюдали эту картину, причём мужчины смотрели с большим интересом, а дамы возмущённо подняв брови. Эту картину оценивали не только сидевшие на террасе, но и сидевший неподалёку в кресле на велосипедных колёсах барон Коргиус. Барон оценил её настолько, что, не дожидаясь Денса, потрудился сам подкатить своё кресло к мисс Мэллоуин. Он подъехал к ней сзади и попытался ущипнуть её за, э-э…, филейную часть, аппетитно обтянутую тонкой материей. Все замерли от такой наглости.