– Муренка, Муренка! Кс -кс-кс...
Утро выдалось душным. Этот август так прогревал крышу за день, что ночью она отдавала всё это солнечное тепло в дом.
Ну это ничуть не смущало Егорыча. Он всё равно по привычке поставил чайник на плиту. Утренний чай был их давней традицией. А теперь вот его, одного.
Киры не стало год назад. И когда хандру Егорыч победил, стал делать все почти, как прежде. Как с Кирой было.
– Муренка, Муренка! Кс -кс-кс...
Из всей живности у Егорыча осталась только Муренка – кошка, которую притащил как-то правнук. Назвали Муренкой в честь коровы, которая прослужила им верой и правдой много лет. Такая добрая корова была. Кира её любила очень, горевала, когда та околела от старости.
Хороший верный пёс Тобол тоже отжил, живность раздали и продали. И вот осталась лишь Муренка – довольно молодая ещё кошка.
Спала она с Егорычем. Зимой – в ногах, а порой на груди, а летом все чаще у двери, где прохладнее. Был у неё и лаз – под утро уходила сама и укладывалась в утреннюю прохладу, выискивала где место похолоднее.
Но к утреннему чаепитию всегда возвращалась сама. Стоило чайник на плиту поставить – тут как тут. Но не сегодня.
Егорыч уже пятый раз выходил во двор, звал, но кошки не было.
Без Муренки и чай пился как-то по-другому. Егорыч хмурил брови, и его и без того прорезанное вдоль и поперек глубокими морщинами лицо становилось ещё резче.
Муренка помогла ему преодолеть тоску наступившего одиночества. Скучала ли она по хозяйке? Да Бог знает. Но Егорыч решил, что скучала очень.
– Что, плохо тебе без Киры Михайловны, да? Вот и мне ...
Сам находясь в одиночестве, человек находит себе подобного, помогает ему и от одиночества спасается.
Вот и Егорыч – порой и в магазин бы не пошел, надоела эта жратва! Уж помереть бы, да и все! Так нет, Муренку кормить надо. Она сидит, в глаза смотрит, а как из магазина он придет, у ног ластится.
А в магазине-то и к самому аппетит возвращается. Так вот в заботах о кошке из хандры и вылез. Но тоска нет-нет, да и наваливалась опять. Хоть помирай.
Но куда ж кошка делась сегодня?
– Зой Ивановна, Муренку мою не видела?
– Не-е, не видела. А чё пропала разе?
– Да встал вот, и нету нигде.
Не допив даже чаю, Егорыч отправился кошку искать. Ходил тихонько по своему двору и огороду, тщательно проверяя каждый уголок. Он без конца звал кошку, говорил и говорил.
– Мурен, где ты, поганка серая? В прятки чё ль играть надумала? Так ить найду, уши надеру. Выходь уже, хватит прятаться...
Так приговаривая и пошел по селу. Зашёл и в магазин, и на почту. И вскоре все село уже знало о пропаже Егорыча. Он устал, давно уж не ходил так долго. После смерти Киры сдал Егорыч, отдыхал часто.
Уснул Егорыч прямо во дворе – сидя на скамейке и даже во сне все звал свою Муренку.
А ночью не спал совсем, как ни силился. Голова гудела тяжёлым телеграфным гудом. Под самое утро только и забылся немного. А потом сел у окна и долго смотрел, как по нему стекают капли утреннего тумана.
Где ж Муренка-то? Куда делась?
Егорыч и сегодня, и вчера почти ничего не ел – не хотелось. Печаль наваливалась черной стеной. Он опять и опять отправлялся по дворам, по закоулкам села. Сходил даже на кладбище, рассказал о беде Кире. В руки взял деревянную палку, ноги совсем отказывали.
На обратном пути с кладбища забрел к реке, сел передохнуть там.
Текла жизнь, как эта река. Сначала ходко и весело, а потом, как высохла вся. Белогорка– река тоже изменилась. Помнится ныряли они тут с её берегов мальчишками, а теперь берега затянули густые камыши, обмелела река. Сейчас она напоминала болото, и даже умыться в ней не хотелось, не то что купаться.
И что за жизнь наступила! Маета одна...
Егорыч вернулся домой, долго сидел на крыльце, подстелив ватник. Сейчас ему казалось, что и лето, и жизнь прошли – так устал.
Но вот в калитку быстро вошёл Сашка – сын Зои, соседки.
– Лексей Егорыч, здрасьте. Кошку-то не нашли?
– Не-ет, пропади она, гадина!
– А я вот видел похожую.
– Где? – Егорыч встрепенулся.
– В Завьяловке ведь. Да, – Сашка присел устало рядом на крыльцо.
Работал он на стройке, уставал, тоже уж не мальчик.
– Я чего подумал-то. Может я ее туда и отвёз. УАЗ у меня открыт был, а я в Завьяловку-то за ребятами заезжаю, может там она и выбежала. Я ее в доме напротив Веденеевых видел. Он отдельно стоит, недалеко от реки, зелёным крашеный. Только ведь, может и не она, похожа просто...
Завьяловка была совсем недалеко – за рекой. Но это если напрямки. Но мост вел в город из Завьяловки далековато. И чтоб дойти до туда, надо было делать большой крюк – до моста, до трассы, а потом идти как-бы назад.
– А ты когда опять туда-то? – спросил Егорыч.
– Завтра, в пять примерно. Мы сейчас пораньше, чтоб не по жаре работать.
– Возьмёшь меня?
– Так я-то возьму, а обратно как? Далеко, Лексей Егорыч, обратно-то, не дойдешь сам, а мы ведь поздно едем назад, уж вечером. Вот я сейчас только и вернулся.
– Разберусь. Ты возьми только. Я рано встаю, сам приду к УАЗу.
Утром рабочий УАЗ соседа вез в Завьяловку и Егорыча.
Дом, где видел Сашка похожую кошку, огороженный невидимым проволочным забором, стоял отдаленно между Завьяловым и рекой Белогоркой. Егорыч направился к нему, окликая Муренку.
Калитка открыта. Егорыч посмотрел сквозь сетку, но увидел лишь пушистого толстого кота на крыльце. Зашёл. И тут из-за угла дома показалась пожилая женщина, она несла в руках миску, а за ее юбкой бежала и ластилась его Муренка.
И вместо того, чтобы поздороваться, Егорыч выругался:
– Эх, ети тебя, окаянная, вот ты где!
Женщина остановилась, как вкопанная. И тут Егорыч сообразил, что напугал её.
– Кошка-то – моя. Ищу её третий день, вот и... Уж простите, что вот так зашёл, без приглашения...
– Ааа! А я думаю, чего это я – окаянная-то, – и женщина улыбнулась с добрым прищуром так, что морщинки разошлись от глаз, как лучи солнца на рассвете, – Она прибилась, ну, думаю, пусть остаётся, да и Кешка мой принял ее как-то спокойно. Он вообще-то не жалует кошек-то.
– Как это? Кот, а кошек не жалует? Молодая она.
– Так она-то может и молодая, да он кастрированный. Дети из города привезли, не прижился у них.
– Вот бедолага, – сочувственно глянул на него Егорыч, и опять увидел лёгкую улыбку в глазах хозяйки.
Мурена уже терлась у ног хозяина, чуть не сшибая с ног.
– Вот ведь, пропажа нашлась. Дуреха! – он смотрел на любимицу, – А я извелся. Она, видать, в машине соседа уснула, а он сюда едет перед работой, вот и закрыл в машине-то, не приметил.
– Бабушка, – из дома выкатился карапуз в майке и трусиках.
– Вот ведь, не спится ему! Чего рано как встал, Андрюшка?
Андрюшка застеснялся постороннего и исчез в доме.
– Ну, раз так, пошли к нам завтракать.
– Что Вы, что Вы! – Егорыч поднимал Муренку на руки, – Пойду я, спасибо Вам, что подкармливали гулену.
– А откуда Вы?
– Из Белогорьевки, тут недалеко.
– Ну, далеко-не далеко, а все равно. Пошли, а то правнук расстроится, что кошки нет. Играли они тут, подружилися. Кешка-то ленивый, толстый, а ваша вон какая игривая. А сегодня уезжает Андрейка мой, забирают родители. Пойдёмте в дом.
И она пошла вперёд, на крыльцо. Уходить, забрав кошку, было неловко.
В доме пахло сдобой и мылом. На голубой клеенке стояла банка свежего молока под марлей.
Егорычу тут стало так хорошо и так просто.
Малыш баловался. Его как-то мягко поругивала хозяйка. Муренка разбушевалась, поев, тоже. Её поругивал Егорыч.
– Уйму нет на них! Целый день друг за другом носятся. Умучал кошку.
– Ну это, кто кого еще умучал, – глядя, как Муренка из-за длинной скатерти нападает на пацаненка, возражал Егорыч.
– Отдохну уже сегодня. Заберут правнука. Вроде б радоваться, а грустно. Опять одна останусь время коротать. Скучаю я одна-то.
– Так не одна Вы, Кеша вон у Вас.
– Ох! Кеша...Кеша спит, да ест. Толку-то от него.
– Я Алексей, Егорычем кличут. А Вас как величать?
– А меня Верой зовите просто. Вера Сергеевна я. Пейте чаек, вот мед свежий.
Обратная дорога Егорычу далась нелегко. Уж больно далеко было до моста. Сначала он все оглядывался на дом, и его оконца смотрели на него с тем особым добрым прищуром, с каким смотрела и его хозяйка.
Нога заболела правая, он захромал. Да и Муренка никак не хотела сидеть на руках. Поначалу терпела, а потом взбунтовалась, устала, видать – начала царапаться и вырываться. Хорошо хоть от моста до Белогорьевки попутка попалась – добросили.
На следующий день Егорыч затопил баню, побрился. Чего-то он совсем себя запустил. Весь день читал нотации Муренке, ругал за побег, рассказывал ей как искал, как волновался, что сгинула.
А вечером, сидя на крыльце и глядя за речку Белогорку, спросил:
– А не хочешь ли ты, Мурен, опять в бега податься, а? Я б нашел тебя.
Но Муренка, видимо, не хотела. Утром была на месте.
И через пару дней, по самой жаре, Егорыч взял Муренку на руки и направился к реке.
Река пахла сыростью, мокрой осокой, увядающими кувшинками. Блестящие паутинки лениво кружили, покачиваясь в прозрачном воздухе. И речка петляла далеко-далеко меж холмов в желтоватых солнечных берегах.
Она звала. Захотелось вдруг, как в детстве, с разбегу – да в воду. Но это уж никак себе позволить Егорыч не мог.
А вот просто искупаться....
Он прошел по берегу, нашел место, где камыши расступались, разделся до трусов, и пошел в воду. И совсем не ил на дне, а мягкий песок, и вода приятно охладила усталые больные ноги.
Хорошо-то как!
Егорыч поплыл. И показалось ему, что опять он юный, и река все та же, и сейчас вот прибегут пацаны и с гиканьем полезут купаться.
В воде сразу почувствовал он, что впереди у него будет жизнь, а может ещё и счастье. Он остановился, собрался с духом и нырнул. Потом вынырнул и вдохнул несколько раз, набирая полную грудь свежего душистого воздуха и медленно с сожалением выпуская его из себя.
Как же красиво-то, как просторно и хорошо, Господи! И нету никакой старости...
И кстати, так – через реку – совсем близко до Завьялова. Вон и село за перелеском, а там и дом с прищуром, куда так тянуло Егорыча.
Но просто так заявиться туда не было повода. Некрасиво и подозрительно как-то.
Разве что опять – за кошкой. Но она в УАЗ навряд ли опять заберется. А вот ...
Вот ведь приключение себе сочинил на старости лет!
Всю реку можно было перейти в брод – по шею Егорычу. Главное, не напороться на камыши на том берегу. Он нашел под ивой ветку, соорудил из футболки подобие мешка и сложил туда все, привязав к ветке. Муренку взял на руки. Она испугалась, поцарапала хозяину грудь, но Егорыч не уступил.
– В гости тебя веду, в гости, дуреха.
Егорыч, освеженный купанием, напрямки быстро дошел до знакомого дома, обошел со стороны сараев, с глухой стены дома и пересадил Муренку через забор в огород.
– Иди, давай, гостевай.
А сам скоренько направился обратно к реке. Надо было выждать время, чтоб явиться, типа, за беглянкой. Он задыхался.
Но не успел он отойти и нескольких метров, как услышал знакомое "мяу". Оглянулся, а Муренка бежит следом.
– От, напасть. Чего ты! Приду я, побудь там чуток, молочка попей. Горе ты мое.
Он вернулся опять, пересадил Муренку через сетчатый забор и спрятался за угол забора, за сарай – из зоны видимости кошки. Стал наблюдать.
Муренка прыгнула на забор, начала карабкаться и спрыгнула сверху вниз наружу. Оставаться на этот раз она почему-то не хотела. Замяукала в поисках хозяина.
Егорыч решил поменять тактику. Если Муренку посадить на пологую крышу сарая, то она, всего скорей, побоится высоты и спустится во двор, а там уж и останется на время. Но для этого надо было самому забраться хотя бы на середину сетчатого забора. Он поставил туда ногу и подпрыгнул, но неудачно – не достал до крыши. Стал пытаться подсадить Муренку ещё.
Ей процесс этот не нравился, Егорыч тихо уговаривал, гладил, успокаивая ...
Вера возвращалась из магазина, когда издали увидела, что возле дома её кто-то скачет у забора. Поближе подошла – узнала.
Сначала думала, что кошку новый знакомый достает – видать, опять прибежала к ней. А потом разглядела – нет, кошка при нем, и он её пытается посадить на крышу сарая.
Вера ничего не поняла. Было пошла на помощь человеку, почти окликнула. Почти.
Как вдруг догадалась. Она остановилась растерянная, постояла чуток. А потом улыбнулась с добрым прищуром и потихоньку направилась в дом.
А вскоре услышала царапанье в дверь. Удалось, значит.
Открыла:
– Вот те и на! Опять – двадцать пять. Ну, заходи, гостья дорогая, – она закрыла дверь и добавила, – Только ты, чисто по-женски, уж не выдавай, что тайну его я знаю. Мне ведь знаешь ли тоже одиноко бывает очень, как и ему, Егорычу твоему. Будем вместе хозяина твоего ждать. Ладно?
А Егорыч ушёл к реке. Надо было выждать время.
"А что? – глядя на бегущую воду думал Егорыч, – Вот и вода не знает куда несётся, и что с ней будет за ближайшим поворотом, так ли она потечёт или по-другому. Но как бы ни было, жизнь хороша уже сама по себе, как эта речка, как сегодняшнее его купание, как этот дом с прищуром и его хозяйка"
И не было вокруг земле ни конца, ни краю.
Через пару часов Егорыч полнялся и с досадой, в которую и сам верил, произнес:
– Ну, и где ж тебя искать, дуреха? Может опять – там же. Пойду, проверю ...
***
«И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».
Друзья, спасибо, что остаётесь со мной и моими героями.
Пишу для вас. Ваш Рассеянный хореограф.
Напомню, друзья, мои рассказы вы можете прочесть и в книге "Обыкновенные чудеса" издательства АСТ 2023 г.
Приобрести ее можно в любом интернет-магазине) для прочтения или подарка.
Читайте еще на канале: