Ваня с ведрами прошел в сторону бани и вскоре двор затянуло остро пахнущим дымом. Баня топилась по-чёрному и дым не сразу находил волоковое окошко, медведем вываливаясь в широко распахнутую дверь.
Иванна больше не стала скрываться.
-О, да тут проснулись уже! Не замерзли ночью-то? Банька вот топится, правда без трубы, по-старинному, а вот видел давеча белую. Дым в трубу тянется, ни золинки на стенах, благодать. Уж и разобрал бы, новую так и тянет срубить, да больно уж эта хороша, теплая, не угарная, моет-парит. Да и для кого? Одному мне и этой хватает, слышь-ка, один ведь я.
Ваня как будто и стыдился старой бани своей, вроде и дорога она ему была - не замечая того, поглаживал дверной косяк. Что-то горьковатое послышалось Иванне в Ваниных словах.
- Ну, так что же, так и будете молча жить, словечко не молвите?
- Большое спасибо вам, - Иванна вздрогнула от звука своего голоса, таким он показался ей незнакомо-скрипучим.
Скрипнула дверь, показалась кудлатая голова, а затем и сам Никас вышел во двор. Следом, нащупывая опору, потянулась тоненькая нога старшей дочери.
-В нужное место вам? А вот дальше, к конюшне, там увидите, - Ваня который раз понял все без объяснений.
Иванна торопливо вернулась в амбар. Дети проснулись, сынишка, весь измурзанный, так и не выпустил во сне кусок измусоленного хлеба. Тут и Ваня подоспел с теплой водой, отмыли заскорузлые щёчки и ручки. Между делом настало время и в баню отправиться. Хозяин терпеливо и в подробностях объяснил, как мыться щёлоком, как париться подготовленными вениками.
Поначалу казалось, что жар просто нестерпим, на полу спасались. А затем… Счет времени был утерян, происходило омовение и очищение от всей пережитой скверны. В звонком сухом жаре каждая косточка ныла и стонала, кожа, казалось навсегда пропитанная дорожной грязью и несносными запахами, отмытая теперь до скрипа, рдела, а больное горло, казалось, прямо здесь и сейчас излечивалось. Одно было неясно, зачем это Иван говорил о вениках, к чему было себя ими хлестать, да и Бог с ними. Отмывшись, отлежавшись на скамьях и банных полках, принимались снова и снова натирать лыковым мочалом друг друга и детей. Наконец, обессилевшие, едва набросив ожидавшую их в предбаннике одежонку, дотащились до амбарной кровати и повались на нее вповалку. На какое-то время опять провалились в сон.
Сам Ваня после бани аж будто помолодел, расправились тревожные морщинки на лбу, загорелись румянцем впалые щёки, зарозовели острые скулы. Уж он-то попарился всласть- не один веник исхлестал об себя.