ГОВОРЯТ, пароходство было тогда завалено детскими письмами. В отдел кадров — компаниями и в одиночку — приходили подростки: мальчишки и девчонки. И не только свои, приморцы, сюда ехали из Сибири и Средней Азии, с Урала и из Москвы, организованными группами и на свой страх и риск, подчас сбежав из дома: «Возьмите юнгой...»
Шел второй год войны. Народный комиссар морского флота в октябре сорок второго подписал приказ о введении на судах Наркомморфлота Союза ССР Института воспитанников юнг. Это была суровая необходимость времени. Остро и больно, каждым своим экипажем чувствовало ее Дальневосточное пароходство, которому с первых месяцев Великой Отечественной пришлось взять на себя доставку основной части военных, хозяйственных грузов из портов США, Канады, других стран. Суда отправлялись в далекие рейсы с неполными командами. Мальчишкам предстояло заменить на море отцов, ушедших на фронт.
В архиве начальника Владивостокского порта хранятся удивительные свидетельства тех лет. Бережно перевязанные листы — списки экипажей: длинный перечень фамилий, должностей. Отдельной графой «год рождения», «партийность». Читаю: капитан, помощник, механик, матрос, кочегар... И вот: «Пароход «Сухона» — Агромаков Александр Алексеевич, юнга, 1930 год, пионер...», «Пароход «Фабрициус» — Неведомский Александр Иванович, юнга, 1929 год, пионер...», «Пароход «Новороссийск» — Державец Альберт Яковлевич, юнга, 1930 год, пионер...»
Появление на флоте группы юнг памятно ветеранам до сих пор. «С болью смотрели мы на мальчишек, поднимающихся по трапу на палубу. Одежда на многих была явно с отцовского плеча. У одного парнишки пальто было сшито из старого одеяла. Совсем дети. Глаза голодные. А лица такие серьезные. Мы знали, какой нелегкий, недетский труд ждет их. Какие тяжелые испытания будут в море. А что могли сделать? Только накормить да дать два дня, чтобы освоились в новой обстановке, привыкли к судну. Дальше начиналась работа...»
Морской транспорт сороковых годов. Старые, видавшие виды пароходы. Как тяжек был труд! Умные механизмы еще не пришли на помощь человеку, не заменили его руки. Они нужны были всюду: в машине и на палубе. Юнги выполняли ту же работу, что и остальные: чистили, красили, отбивали ржавчину. Вместе со всеми занимались погрузкой и разгрузкой. Моряки шли на риск — брали критическую загрузку и в трюмы, и на палубу. В море приходилось постоянно быть начеку, то и дело проверять крепление: любое, самое малое смещение многотонного груза грозило гибелью парохода.
Не меньше обязанностей было и у ребят, которых определили в машинную команду: смазка, чистка механизмов, ремонтные работы, дежурство у котлов и топок. Море, суровое время жестоко испытывали мальчишек.
На трудном переходе из США во Владивосток умер кочегар первого класса парохода «Трансбалт» Шишенин. И на горячий пост встал 13-летний юнга Николай Брыков. Не всякому взрослому под силу работа у парового котла! Подросток выдержал этот экзамен.
КАЖДЫЙ день, каждый рейс моряков-дальневосточников был на пределе человеческих сил. Далеко на западе Родина вела смертельную борьбу с фашизмом. А здесь, в Тихом океане, союзница Германии — Япония, «сохраняя нейтралитет», чинила нашему флоту всевозможные препятствия, устраивала провокации. В начале декабря 1941 года в нарушение всех международных законов японское правительство объявило проливы Лаперуза, Сангарский, Корейский своими «морскими оборонительными зонами», взяв под контроль все выходы из Японского моря. Были закрыты удобные морские трассы. Советские суда могли пользоваться лишь проливом Лаперуза, и то с большими ограничениями. Японские военные корабли то и дело задерживали их, обыскивали, подолгу держали под арестом. Наши транспорты подвергались нападениям японских подводных лодок и авиации. «Перекоп», «Кречет», «Свирьстрой», «Майкоп», «Павлин Виноградов», «Обь»... Длинен список жертв пиратского разбоя. Немногим удавалось спастись... Даже, находясь в постоянной готовности, команды не всегда успевали спустить шлюпки, плоты. Подводные лодки нападали глубокой ночью, когда не только перископ, но и след от торпеды разглядеть невозможно. Тонущих людей нередко расстреливали в воде. Мальчишки-юнги делили судьбу своих экипажей.
Погиб на торпедированном пароходе «Кола» 14-летний Май Быстряков в 23 часа 30 минут 16 февраля 1943 года, когда один за другим раздались два оглушительных взрыва, уничтоживших судно. Он нес вахту. Умер в шлюпке и его друг и ровесник Спартак Ганзюк. Всего несколько членов экипажа остались в живых после многодневного дрейфа на шлюпке в зимнем море и допросов в японской тюрьме. Один из них — радист Иван Кириленко — вспоминает, как мужественно вел себя погибающий Спартак: «У него буквально замерзала душа, но никто не слышал от него ни стона, ни жалобы. Он страдал молча, не желая беспокоить товарищей».
Замерз на льду Охотского моря Гера Лопаков. С группой моряков с потопленного подводной лодкой парохода «Белоруссия» мальчишка на плоту спустя пятнадцать дней добрался до ледяного поля. Преодолеть его удалось лишь двоим...
Да, путь мирных судов в океане был по-фронтовому опасен. Но всем смертям назло шли они с ценным грузом к родному берегу. Мобилизуя все свое мужество, волю, люди противостояли вероломству.
Володя Месенев был юнгой палубной команды на пароходе «Осмуссаар». Старательному пареньку уже доверяли стоять ходовые вахты у руля. Рейс в Сан-Франциско весной сорок третьего проходил в необычайно сложных условиях. В Тихом океане продолжались военные действия между США и Японией... Шли среди минных полей. Молчали радиобуи, погасли маяки. Едва покинув порт, радист принял сообщение о гибели «Колы»...
Трудно приходилось и «Осмуссаару». Впередсмотрящий снова и снова подавал сигналы: «Справа по борту плавучая мина», «Слева по носу, 45 градусов, перископ...» Японские сторожевики несколько раз задерживали и обыскивали судно.
Ту памятную вахту Володя нес за штурвалом под командованием капитана Малыгина. Японский самолет-разведчик на бреющем полете прошел над транспортом. Исчез и привел за собой целую эскадрилью бомбардировщиков. Включив сирены, с воем шли они в пике, сбрасывая бомбы. Только умелое маневрирование позволило избежать прямого попадания. Экипаж замер у орудий и пулеметов и, сцепив зубы, молчал. Моряки не имели права отвечать на провокации. Родина дала им задание, и они должны выполнить его любой ценой. На открытом мостике, продолжая вести судно, стояли капитан и 13-летний мальчишка-рулевой. Самолеты пролетали над их головами так низко, что можно было разглядеть лица пилотов, нацеленные на тебя пулеметы. Взрослый и ребенок выдержали.
МАЛЬЧИШКИ мечтали о подвигах. Распевая любимую песню из кинофильма «Морской ястреб» «На этой дубовой скорлупке железные люди плывут», жгуче завидовали героям картины.
— Погрузили нам в американском порту Беллингэм, — вспоминал бывший юнга Владимир Чапланов, — около четырех тысяч тонн взрывчатки, и отправились мы домой. В этом рейсе спать не пришлось. По пути встречались плавучие мины. Не давали покоя подводные лодки. Все понимали, что находились на пороховой бочке. В случае чего от парохода останутся дым и брызги. Поэтому после вахт приходилось дежурить у зенитных пулеметов.
Дети, всенародной бедой призванные в ряды взрослых. Как ждали они конца войны, как мечтали о встрече с отцами-фронтовиками! Как счастливы были, когда этот день наконец-то наступил! Но им, как и многим другим дальневосточникам, еще пришлось повоевать.
В августе 1945 года Советский Союз вступил в войну против милитаристской Японии.
— Когда капитан нашего «Жан Жореса» Анна Ивановна Щетинина начала объяснять нам, подросткам, необходимость подобного шага, мы зааплодировали. Уж кто-кто, а мы-то знали подлый нрав самураев, не раз встречаясь с ними в плавании. Понимали: если не выбить из их рук оружие, не будет мира ни на море, ни на суше. На комсомольском собрании решили: не пожалеем сил, понадобится, и жизни для разгрома врага, — вспоминает Лев Андреев, бывший юнга машинной команды.
Он и его друзья и впрямь не жалели сил. Экипажи Дальневосточного пароходства перевозили войска и боевую технику в минированные порты Южного Сахалина, Курильских островов, Кореи. В тяжелейших условиях на открытых рейдах, под обстрелом вражеской артиллерии, под бомбежкой авиации шли разгрузочные работы. Юнги были незаменимыми помощниками и как могли приближали победу на Тихом океане...
На высоком берегу бухты Золотой Рог стоит памятник морякам торгового флота, погибшим на боевом посту. Бьется, гудит на упругом морском ветру пламя Вечного огня. Через каждые четыре часа, когда на судах отбивают полные склянки, над плитами мемориала звучит реквием. Двадцать четыре плиты. Двадцать четыре судна, 380 моряков не вернулись из огненных рейсов... И на тяжелых плитах рядом с именами взрослых чеканными буквами отлиты имена мальчишек — отважных юнг Дальневосточного пароходства.
Е. МАТВЕЕВА (1985)
