Громкий голос Аделины Евгений услышал уже в подъезде, поднимаясь по лестнице на свой этаж. Но, только открыв дверь в квартиру, он разобрал, что она говорит.
- Мама, хватит жаловаться! Ну что за фигня! Все жалуешься да жалуешься! Болит голова – не катай компот! И что, что ягода пропадет? Сдохнуть надо, купоря ее? Перетирай с сахаром и клади в морозилку! Уже полная морозилка? Собирайте и просто варите компот. Что с ним делать? Пейте с дедом вместо воды! Тебя кто-то заставляет заниматься купоркой? Так зачем ты это делаешь? Не надо мне рассказывать! Ты всегда так делаешь! Не зли меня! Не заставляй меня орать! Ты нарочно так поступаешь! Я тебе говорю: хватит! Сделаешь завтра! Да при чем здесь ягода? Это всего касается! Я тебя прошу, не надо сегодня сорняки рвать! Один день ничего не решает! А ты все равно идешь на грядки! А потом умираешь! Мне кажется, тебе нравится издеваться надо мной! Тебе 80 лет, какого хрена ты убиваешься на огороде? Ты, как малое дитё, которое ничего не понимает! Когда человеку плохо, он не будет работать с утра до вечера! Ты так делаешь, потому что хочешь, чтобы за тебя другие переживали! Мы с Ольгой, к примеру! Не хочешь, чтобы переживали? Если бы это было в первый раз, я бы тебе поверила! Но ты же так миллион раз делаешь!
- Да, конечно, если бы Валера с семьей приехал, была бы для тебя помощь! Помогли бы купорить! Но они не могут приехать. Это вам легко рассуждать! Вы сидите дома, ничего не делаете, а Валера с женой работают. У них дел полно! Они не имеют возможности ездить к тебе каждый день! Да, так заняты, что не в состоянии даже на звонок ответить! Ну, во-первых, ты звонишь несколько раз на дню! А, во-вторых, что ты Валере рассказываешь? Что и где у тебя болит? Он не хочет этого слушать! И не будет! Ему это не интересно! У него свои проблемы. Да, я тебя слушаю, но я же - женщина! И не думай, что мне тоже нравятся длинные пространные повествования о твоих болячках! У меня после этого давление поднимается! Я уже не молодая и не очень здоровая!
- Ольга на тебя накричала? Так, наверное, ты ее достала своим нытьем! Ты же знаешь, что Оля заводится с пол-оборота! Ну, так и не трогай ее! Не звони! Она сама позвонит! Долго ждать? Тебе, блин, невтерпёж!
- Прекрати! Нет у тебя никаких смертельных болезней! Тебя же несколько раз просветили всю с ног до головы! И в районе, и в областном центре, и в Москве! Валера кучу денег угрохал! Если бы было - где-нибудь, в какой-нибудь клинике, в диагностическом центре что-нибудь да нашли! Что там у тебя внутри ползает? Нет там ничего! Есть такая болезнь остеохондроз, я тебе сто раз говорила! Нет, даже тысячу! Вот он действует на все органы, и, кажется, что они болят! А на самом деле всё у тебя в порядке!
- Мама, появится время – приедут! И мы с Ольгой приедем! Не знаю, когда! 500 км – не ближний свет! Я понимаю, как бы тебе нравилось! Чтобы мы приехали – я, Ольга и Валера - сели бы вокруг и только тебя слушали, тебе одной внимали! Но этого не будет! Ты должна понимать! У Петровны дочка с ними живет? Приехала – и доглядает за родителями? И сколько ей лет? Пятьдесят с хвостиком? А чего вернулась в родительский дом? С мужем развелась и осталась без работы? Так ты нам тоже такой судьбы желаешь? Эгоистка! Как у тебя язык повернулся? Не желаешь? Ну, ты же сама эту бабу, дочку Петровны, в пример ставила! Как не ставила, если ты о ней упомянула в качестве положительного образца? Вот, мол, какая хорошая и ответственная женщина! А она просто несчастная! Ты хочешь, чтобы твои дети были несчастными?
Аделина беседовала по мобильнику с матерью. Прасковья Ивановна с мужем Платоном Ильичом жила в воронежской деревне, довольно большой, не сказать, что захудалой. Последние 20 с хвостиком лет, общаясь с дочерью, она начинала свой разговор со слов: «Я умираю!» И тут же долго и подробно рассказывала, как умирает.
Прасковья Ивановна требовала к себе внимания. Ее одолевала «нуда», или по-другому, скука, а по-библейски - уныние. Не зря это качество попало в число смертных грехов. Своей нудой женщина доводила Аделину до белого каления, заставляла вопить, визжать и ругаться матом. После разговора с матерью Женина супруга долго лежала обессиленная, пила валерьянку, с трудом приходила в себя. И не звонить было нельзя. Прасковья Ивановна сразу начинала думать: случилось что-то плохое. Она сама набирала номер Аделины и закатывала истерику.