Найти в Дзене
Анна Приходько

Гришкина любовь

— Меня заругают, — ворчал всю дорогу мальчишка. — Сказано было — передать письмо. Дождаться ответа. Вы думаете, вас там ждут? Карантин. Никого не пускают. Матка моя санитаркой там работает. Лика попросила её с вами связаться. — Разберёмся, — строго отвечала Марийка. У больницы стояли Лазаревский и Григорий. Гена отчитывал Гриню, а тот переминался с ноги на ногу и опускал глаза. "По дороге с ветром" 38 / 37 / 1 Увидев Марийку, Лазаревский выпрямился, важно поднял подбородок, подошёл к Марийке и поцеловал её руку. — Боже мой, вы даже в гневе прекрасны, Мари… — Прошу вас, Геннадий Михайлович, не называйте меня так. — Хорошо, — кивнул Лазаревский, — не буду. Маша вас устроит? — Вполне. — А я вот тут новоиспечённого отца уму разуму учу. Дело в том, что Лика предприняла попытку уйти… Ну уйти не просто ногами, а улететь на небеса. И оставила записку, что сделала это от неразделённой любви. А виновником оказался Геромович… Вот так-то… Марийка испуганно переводила взгляд с Лазаревского на Гр
Оглавление

— Меня заругают, — ворчал всю дорогу мальчишка. — Сказано было — передать письмо. Дождаться ответа. Вы думаете, вас там ждут? Карантин. Никого не пускают. Матка моя санитаркой там работает. Лика попросила её с вами связаться.

— Разберёмся, — строго отвечала Марийка.

У больницы стояли Лазаревский и Григорий.

Гена отчитывал Гриню, а тот переминался с ноги на ногу и опускал глаза.

"По дороге с ветром" 38 / 37 / 1

Увидев Марийку, Лазаревский выпрямился, важно поднял подбородок, подошёл к Марийке и поцеловал её руку.

— Боже мой, вы даже в гневе прекрасны, Мари…

— Прошу вас, Геннадий Михайлович, не называйте меня так.

— Хорошо, — кивнул Лазаревский, — не буду. Маша вас устроит?

— Вполне.

— А я вот тут новоиспечённого отца уму разуму учу. Дело в том, что Лика предприняла попытку уйти… Ну уйти не просто ногами, а улететь на небеса. И оставила записку, что сделала это от неразделённой любви. А виновником оказался Геромович… Вот так-то…

Марийка испуганно переводила взгляд с Лазаревского на Григория.

Молодой отец отводил глаза.

— Ну люблю я её, — вдруг сказал он. — Я когда её увидел впервые, в сердце у меня сильно печь стало. А она была такая молодая и несчастная. Вы видели когда-то в глазах любовь и грусть одновременно? И я подумал, что она никогда меня не полюбит.

Она была пьяна. Вот просто как падшая девка. Она и была падшей… И, знаете, мне захотелось, чтобы она касалась меня. Я отбросил всё: страх, стыд, нравственность. Я заплатил за неё.

Она не помнит нашей первой ночи. Она думает, что я её обманываю. Мне трудно об этом говорить. Но с вами, друзья, как-то легко. Вы же меня поймёте, да?

Лазаревский похлопал Григория по плечу и сказал:

— Давай, брат, лей свою душевную муть. Кому ты ещё расскажешь об этом?

Григорий взглянул на Марийку, подошёл к ней близко и произнёс:

— Прости… Я думал, что люблю тебя. Но ты тогда была ребёнком. А мне хотелось чувств. Многое мне потом о тебе рассказали. Я не буду сейчас.

Григорий украдкой взглянул на Гену, боясь, что тот может что-то заподозрить.

Но Лазаревский отвлёкся, он рассматривал выходивших из больницы.

— Кто рассказал? — шепнула Марийка.

— Дмитрий…

Марийка покраснела.

Григорий протараторил:

— Гена не знает, что я с ним знаком.

Марийке стало очень страшно.

Лазаревский повернулся к друзьям и требовательно попросил:

— Давай дальше, Гриша!

— Я заплатил за неё немало. Просто от сильного желания швырнул в хозяйку притона все свои деньги. Она тотчас их прибрала к рукам.

Лика оказалась нетронутой. Понимаете? Она была тогда только моей.

Мне стало её жаль. Я приходил туда и после.

Но всегда чувствовал себя перед ней важнее всех, кого она обслуживала после меня.

И я решил её забрать.

Хозяйка заупрямилась. Но её припугнули, и Лику я забрал очень выгодно. Даже получил её жалование.

Она была опустошена. Полностью. Мне казалось, что внутри неё ничего нет. Словно её выели черви. Долго она не оживала. Я хотел её каждый день. Она была покорна и молчалива. Я признавался ей в любви, а она смеялась.

Я перестал платить. Думал, что ей это надоест, и она будет упрашивать меня, умолять, ползать в ногах.

Потому что я ползал перед ней. Я! Григорий Геромович так низко пал перед бабой.

Признаюсь честно, её беременность выбила меня из колеи. Ещё и Инкерман притащил ко мне Марийку. Баб развелось. Что с ними делать — я не знал.

Но я точно знал, что Лика будет жить под моим крылом. Я не простил бы себе её ухода. Я боялся, что она станет чьей-то, но не моей.

Бабы не голодали. У меня было много работы, я не мог быть рядом с ними. Я боялся, не знал, что с ними делать, о чём говорить.

Присутствие Лики делает из меня тряпку. Я готов как пресмыкающееся перед ней стелиться. Но тогда вся моя спесь растеряется. Как я буду вершить революцию? Что будут думать обо мне старшие товарищи?

— Дyрак ты, Гришка, — воскликнул Лазаревский. — Да помимо тебя тут есть кому революцию делать. У тебя баба есть, сын есть. Живи ради них.

— Не могу… — Гриша насупился.

Геннадий подошёл к нему и ударил по лицу.

— Ползи к ней, тряпка! Сына сиротой оставишь…

Григорий обиженно надул губы, махнул рукой и стал отдаляться от больницы.

Лазаревский свистел ему вслед.

Но тот побежал.

Марийка тяжело вздыхала. Она не понимала, как можно вот так любить и не сделать первый шаг.

Геннадий взял Марийку за руку и сказал:

— Маша, он остынет… Я подключу старших товарищей. Они люди семейные, образованные. Пусть поработают с ним. Лика плоха. Тебе придётся за ней ухаживать. И за ребёнком тоже. Это всё до того времени, пока Гришка не вернётся. А он вернётся, поверь мне.

А сейчас пойдём. Нужно забрать роженицу.

Лика была бледна.

Лазаревский нёс её на руках.

Марийке достался маленький пищащий комочек.

Она мимолётно взглянула на него и увидела схожесть с Григорием.

Улыбнулась, прижимая к себе малыша.

Лазаревский нанял экипаж и просил не гнать, а ехать очень медленно, чтобы Лика не чувствовала боли.

В квартире Григория Лика немного ожила.

Она была ещё в каком-то полусознательном состоянии. Заикалась, временами несла какой-то бред, просила налить ей хмельного.

Миша плакал.

Он хотел есть. Лазаревский стал упрашивать Лику покормить ребёнка. Она с трудом согласилась.

— Мне больно, — кричала она.

— Терпи, — требовал Гена, — всякая баба может это делать. Что мне, своё доставать? Так там сушь и растительность. А у тебя вон — плодородное поле. Корми, Лика, иначе, я тебя свяжу.

Лика кормила сквозь слёзы.

А Марийка украдкой поглядывала на Лазаревского и стала им восхищаться.

Какая-то тоненькая искорка осветила его глаза.

Марийка даже зажмурилась.

Малыш успокоился и засопел рядом с Ликой.

Она отвернулась и заплакала.

— Как хотите его кормите, я не буду больше. Пусть Гриша просит меня об этом. Это его сын. Пусть на его совести будет наша смеpть.

Марийка совершенно не узнавала ласковую и нежную Лику.

У неё в голове не укладывалась, как эта хрупкая и несчастная теперь уже молодая женщина вот так могла себя вести.

Лазаревский ещё некоторое время побыл в квартире Григория и ушёл.

Вернулся он с виновником всего происходящего.

От самой двери Гриня полз к Лике на коленях.

Он рыдал и просил прощения.

— Не верю, — недовольно сказала Лика и отвернулась, — он пьян.

Лазаревский недовольно фыркал.

Остался ночевать и ждать, когда Григорий протрезвеет и повторит свою душещипательную речь.

И Григорий не подвёл.

Проснувшиеся утром Марийка и Геннадий увидели, как молодые родители сладко спят, нежно положив руки на своего малыша, примостившегося между ними.

Утром Лика встала на ноги так резво, как будто и не болела.

Её глаза светились счастьем.

— Так вы это всё подстроили? — насупился Григорий и тут же улыбнулся: — Спасибо, товарищи, за жену и сына.

Свадьба Григория и Лики, несмотря на непростое время, была с размахом.

Продолжение тут

Дорогие читатели! Всем желаю добрых снов и добрых мыслей.

Осень наступает как-то очень быстро, я чувствую её дыхание.

Давайте греть друг друга душевным теплом.

Спасибо, что вы со мной!

Завтра я открою предзаказ на книгу "Купчиха".

Вы мои крылья!!!

-2