Глава 49.
- Алечка, солнышко! Как ты похудела! Совсем не ела ничего в своем Ленинграде? - хлопотала вокруг внучки Варвара Петровна.
- Да, ладно тебе меня накармливать, бабуль. Лучше ещё раз расскажите о папе! Как я хочу на него хоть одним глазком посмотреть. Я говорила вам, что он найдется, а вы не верили. Надо ждать, как у Симонова "всем смертям назло!"
- Я тоже верила, что он жив, Алечка. Ни секунды не сомневалась, сердце мое чувствовало, - сказала Зина, погладив дочку по упрямым кудрям. - Ты ешь давай, студентка! В кого она у нас такая упертая? Все сама! Посмотрите на эту даму! Сама улетела в Ленинград, поступила и назад вернулась! Молодец!
- Наверное, в меня. Я всегда своего добивался. Девку самую красивую отхватил, хоть и однорукий, - вмешался в разговор Григорий Семенович. - Алия наша боевая девчонка. Такую не страшно и в большой город отпустить. Не сидеть же ей около нас неучем! Все дети вылетают из гнезда - закон природы, ничего не попишешь!
- Мама, обещай - как только узнаешь что-то новое о папе, срочно и мне сообщи. Обещаешь? - настаивала Аля.
- Конечно, доченька! Ты первая сразу все узнаешь, - заверила ее мать.
Но дело с освобождением Васима затягивалось. Он находился на лечении в госпитале и был ещё очень слаб. В плен Васим попал самым обычным образом для Афгана тех времён. Старенький джип советников попал в засаду. На дороге они наткнулись на груду камней, преграждающих путь. Пришлось остановиться. Дорога в этом месте была узкой. Справа скала, слева обрыв и пропасть. Развернуться не получилось. Тут их накрыли автоматные очереди. Фарида, который был за рулём, сразили наповал. Инсур был тяжело ранен в живот и истекал кровью. Васима тоже ранили в плечо, пуля прошила верхушку лёгкого. Последнее, что он видел: ослепительное солнце в каком-то жёлтом мареве, наклонившиеся над ним страшные бородатые лица и... темнота, поглотившая весь мир и его, Васима Гюльматова, в том числе.
Очнулся Васим в темном подвале. Плечо невыносимо болело, полыхало огнем. Голова была, как ватная. В горле так пересохло, что язык казался сухой деревяшкой, слюны не было вообще. Губы растрескались и кровоточили. Он застонал. Кто-то из темноты протянул ему кружку с водой. Васим схватил ее трясущимися руками, припал к ней, с жадностью выпил до капли. Вода пахла ржавчиной. Он долго не мог понять, что с ним произошло. Тот, кто дал ему воды, хриплым голосом спросил:
- Ну, как ты, братишка? Ожил немного? Ты кем будешь? Одет не по-армейски.
Васим замычал, качая головой и делая вид, что не понимает. Мало ли кто здесь! Вдруг провокатор? Потом, когда в маленьком оконце под потолком забрезжил свет, Васим рассмотрел соседа. Это был мужчина или парень неопределенного возраста в лохмотьях, которые были когда-то солдатской формой. Лицо его было в кровоподтеках, отекшее, синюшное. Ноги босые, черные от грязи. Сосед назвался Федором Богдановым, солдатом срочником, рассказал, как он с товарищем пошел в кишлак купить молока и попал в засаду. Товарищ погиб, а его ранило. Очнулся, как и Васим, в этом подвале. Только все это было полгода назад. Рассказал Федор и о том, что за него душманы требуют выкуп, избивают почти каждый день. Есть дают объедки. Он уже не надеется выйти живым.
В подвале было душно, пахло помойкой, сортиром, гниющими ранами. Время тянулось бесконечно долго. Но вот заскрипела дверь, показалась бородатая голова, обмотанная грязной тряпкой в виде чалмы:
- Эй, ты! Айда! - он ткнул палкой в грудь Васима. Васим попытался подняться и не смог. Тогда моджахед позвал ещё одного. Вдвоем они выволокли Васима во двор, обнесенный высоким глинобитным забором. У стены сидели бородатые люди, изподлобья поглядывавшие на пленника.
Васима затащили в жилище, где в переднем углу на ковре сидел, по всей видимости, главарь банды моджахедов.
- Ты таджик? - спросил он. Васим утвердительно кивнул головой.
- Твоё имя и фамилия? Адрес родных?
Не получив ответа, он встал, наклонился к пленнику и прорычал:
- Если хочешь живым выйти отсюда, отвечай на вопросы! Твои родные или твое правительство должно заплатить за тебя хороший выкуп, - главный кивнул душману, стоящему в дверях, тот пнул Васима ногой в тяжёлом американском ботинке. От адской боли сознание покинуло пленника.
- Махмуд, ты идиот? Полегче не мог? Умрет, нечего с него взять будет! Посмотри, у него рана ужасная. Надо будет его американцам отдать. По одежде видно, что он не простой. Хоть с них что-нибудь получим. Неси воды.
Махмуд, ворча себе под нос проклятья в адрес пленника, принес ведро воды и окатил Васима. Он застонал.
- Жив. Ладно, тащите его в подвал. А я попробую связаться с американцами.
К счастью Васима, передача состоялась на другой день. Его вывезли в Пакистан и поместили в госпиталь. Там его долго лечили. Пакистанские врачи вернули Васима с того света. Разведка ЦРУ работала хорошо, американцы выяснили, кто попал к ним в руки. Как только Васим пришел в себя, его начали обрабатывать, склоняя к измене. Выпытывали, кто из членов ДОМА работает в подполье на территории, занятой моджахедами. А активисты ДОМА наносили большой ущерб Талибану, подрывали склады с оружием, минировали и взрывали мосты, действовали, как настоящие партизаны. Васим своих не выдал, и тогда ЦРУшники вышли на наших с предложением обменять Васима на полковника, военного советника талибов, попавшего в плен в ДРА. Тогда-то и узнала Зина о судьбе своего любимого, об отце своей дочери. Она звонила в Москву, но ответ был один:
- Мы вплотную занимаемся этим вопросом, Зинаида Григорьевна. Потерпите. Это непросто.
И Зина ждала и молилась, молилась и ждала. За это время в её каштановых волосах появились седые пряди, а лоб пересекли горестные морщины.
*****
Сентябрь в Соллогубовке Ленинградской области Мгинского района выдался солнечным, погожим. Прохладный ветерок наматывал паутинки на сетку ограды полевой кухни, находившейся в центре лагеря, срывал листья с берез и кидал, куда ему вздумается. Алька вместе со студентами дефектологического факультета института им. Герцена трудилась в поле. Студенты, как грачи, шли за трактором, утопая в свежевспаханной земле резиновыми сапогами, и собирали картошку в ведра.
Сил хватало и на работу, и на танцы, которые устраивали по вечерам на территории лагеря. Жили в трёх пахнувших сосновой смолой, только что построенных бараках. В двух бараках разместились девушки, в третьем - парни и кураторы, тоже мужчины - "Генрих кровавый" и "Дон Кихот", Юрий Генрихович и Ковшиков, преподаватели. Как впоследствии выяснилось, оба строгие и вредные товарищи. Румяный, симпатичный Юрий Генрихович был беспощаден и коварен на зачётах по детской психиатрии, а длинный и худой Ковшиков только с виду был похож на Дон Кихота. Но в колхозе этих их качеств ещё не знали. "Генрих кровавый", вообще, казался душкой, пел песни под гитару по очереди с красавчиком-студентом Феликсом.
Алия и Светлана попали в шестую группу, в которой в основном были девочки с переферии, поступившие по направлениям. Света от Алии как-то отстранилась. Ей нравилось общество Галки из Челябинска и Наташи из Мантурово Костромской области. Девчонки были красивыми, модными и приветливыми. Они не чурались Светы, и она постоянно вертелась около них. А Алька, немного расстроенная изменой подруги, подружилась со светловолосой девочкой из той же области, что и она сама. Девочку звали Альбиной, Алей. Так и получилось, что две Али черная и белая стали подругами.
Лёжа на тюфяке, набитом соломой, Алька вспоминала, как перед отъездом на картошку она позвонила в Душанбе, чтобы порадовать дедушку Гафура новостью, что она стала студенткой прославленного вуза, спросить про папу, а ей ответили, что дедушки больше нет. Старый Гафур теперь на мазаре. Не дождался отец сына. Предчувствовало его сердце. Не сыграет больше ей никто на дутаре, не споёт таджикскую песенку. В последний раз она разговаривала с ним после выпускного вечера.
Телефон отнесли к нему в комнату, из которой дедушка уже не выходил. Голос у него был тихий. Он поздравил внучку с окончанием школы, пожелал счастья и здоровья. Ему было уже больше восьмидесяти лет. Поздно он взял в жены Асию. Её отец Васим родился, когда Гафуру было уже почти сорок лет. А теперь нет ее дедушки Гафура. Алька всхлипнула, вытерла краешком простыни глаза. Грустные мысли не оставляли нашу героиню. И от папы так и нет известий. Что с ним? Когда она увидит его? Алька вертелась на своем соломенном ложе и никак не могла заснуть. Она поправляла солому, сбивавшуюся в комья от ее телодвижений.
За набивкой матрасов студентов отправили в первый час пребывания в колхозе на дальнее поле. Там стояли огромные скирды с соломой. Дали каждому по здоровенному длиннющему мешку, показали направление, куда идти. Соломы натолкать в мешки надо было, как можно больше, чтобы мягче было спать, и Аля постаралась. Чуть дотащила свой мешок. Возвращение в лагерь надо было снять на камеру, получился бы кинематографический шедевр. Двести странных фигур, согбенных под тяжестью огромных белых мешков, вереницей шли по склону мимо полуразрушенной в войну церкви, мимо немецкого кладбища, где их земли торчали кости фашистов, которых, наверное, не принимала русская земля. Бои в этих местах шли страшные, захватчики рвались к Ленинграду. А сейчас эту землю, обильно политую кровью, пашут мирные трактора, а студенты ленинградских вузов помогают колхозникам убирать урожай.
Алька наконец-то улеглась, дыхание ее стало ровным. Перед глазами кружилась, как в детском калейдоскопе, картошка, картошка, море картошки. Рядом сопела новая подруга, обняв подушку. Слава богу, подушки им выдали настоящие. От нар, на которых штабелем лежали спящие студентки, пахло сосновым лесом.
Прошу прощения за то, что не смогла вчера опубликовать новую главу. Нелегко она мне далась. Трудно писать о таком. Зато сегодня глава получилась большая. Надеюсь на ваше понимание, дорогие читатели! Жду ваших комментариев! Ваши классы и отзывы способствуют продвижению канала и вдохновляют автора!
Продолжение:
Начало: