Алла опустила глаза, по щекам её текли слёзы. Все приняли это за проявление горя, кое-кто даже шепнул – вон, смотрите, молодая вдова наконец-то заплакала. Никто не понял, что это были слёзы обиды. Она, Алла, согласилась в определённом смысле загубить свою молодость и красоту, выйдя замуж за «папика», и что она получит теперь? Жалкие крохи. Всё достанется этой толстухе Кате, которой пристало жить где-нибудь в «хрущёвке», а не в роскошном особняке, который Алла с такой любовью обставила.
Нет, надо действовать быстро, пока завещание не оглашено и не вступило в силу.
…Где Алла наняла этого отморозка, доподлинно установить не удалось. Когда Егор покупал первой жене квартиру, он перебрал несколько вариантов, и не хотел приобретать ту, которая была на первом этаже. Но Кате понравилась именно она.
— Тут будто в своём доме живёшь. Сирень под окнами. Да и лифты… Время от времени они даже в элитных домах ломаются, а мне, с моим весом, подниматься наверх будет трудно. Нет уж, давай мы с Майей поселимся здесь. Не разрешила Катя и ставить решётки на окна. Ей никогда не нравилась эта практика – будто в тюрьме живёшь.
И вот теперь глубокой ночью злоумышленник без всякого труда проник в квартиру и устроил пожар. Работал профессионально. Дверь оказалась заблокирована, а от окон Катю и её дочь отделила огненная стена. Соседи слышали страшные крики, но до приезда пожарных помочь ничем не смогли.
После того, как огонь был потушен, выяснилось — Катя погибла. Но перед этим она сделала всё, чтобы дать дочери шанс на спасение. Укрыла Майю одеялами, легла сверху…. Видимо, понимала – надо продержаться несколько минут, до того, как прибудет помощь.
Катерина обгорела так, что хоронить её пришлось в закрытом гробу. Дочери на похоронах не было. Майя в эти дни лежала в реанимации, и врачи были не слишком уверены в том, что она выживет. Большой процент ожогов, от дыма пострадали лёгкие…. Девушка получала сильные обезболивающие препараты, и сознание её было затуманено.
Вопреки прогнозам Майя выжила. В первое время ей ничего не говорили. Да и сама она жила только сегодняшним днём. Уколы, лекарства, сильная слабость. Нам бы день простоять, да ночь продержаться. Лечащий врач Майи даже предполагал у девушки амнезию. Она ни разу не заговорила о пожаре, о том, как оказалась в больнице, не спросила о матери.
Но, как выяснилось, это были последствия шока. Постепенно возвращались силы, а вместе с ними пришло и чувство отчаяния. До Майи дошло, что теперь она осталась одна на свете. К ней пропустили следователя, он расспрашивал девушку - что она помнит о той ночи? Но какой-то связной картины восстановить не удалось. Вроде бы стук рамы – Майя думала, что окно распахнулось от ветра, и почти тут же — гул пламени. Девушка даже не могла предположить, кто поджог дом. Следователь молчал. Он чувствовал, что здесь замешана Алла – ей выгоднее всех было бы устранить с пути первую семью своего мужа. Но никаких доказательств не было. В тот вечер молодая женщина поехала к подруге – говорила, что просто не могла оставаться дома одна. В гостях и заночевала.
После разговора со следователем у Майи началась депрессия. Раньше она воспринимала смерть матери просто как трагедию, теперь же поняла, что их обеих пытались убить. Майя перестала есть, по вечерам засыпала рано, но просыпалась посреди ночи, и до общего подъёма лежала без сна. Думала о том, что ей делать дальше. Она только что окончила школу, совершеннолетняя, то есть ей не грозил ни интернат, ни детдом. Но как же трудно остаться сиротой в восемнадцать лет!
Пожар оставил уродливые шрамы на руках девушки, но не тронул её лицо –хоть с этим Майе повезло. Мама хотела, чтобы дочка осуществила ее мечту – стала актрисой. Но девушку никогда не привлекал театр. Она хотела сейчас найти себе дело, которое вернуло бы ей желание жить.
Майя пробыла в больнице долго. Женщины в палате, где она лежала, менялись, у девушки со всеми, как правило, были хорошие отношения, но близкой подруги здесь она так и не нашла. Чаще всего в травматологию попадали старушки, которые неудачно упали и сломали шейку бедра, или женщины средних лет с какими-то бытовыми травмами. У них были свои интересы, их навещали родственники, к Майе же прийти было некому. Её история передавалась из уст в уста, многие жалели девушку, старались подсунуть ей что-то из своих передачек – но Майе это было больно. Она никогда не любила, чтобы её жалели, а теперь понимала, что её судьба, её состояние здоровья — внушают другим только жалость. И ещё ей почему-то ужасно хотелось сырников, которые мастерски делала мама и поливала их своим несравненным абрикосовым вареньем.
Но потом у Майи появился настоящий друг. Это произошло не сразу. Саша учился в медицинском институте и подрабатывал медбратом в ночные смены. Уже после отбоя, когда все засыпали, Майя выходила в коридор – он в больнице был очень длинным, и ходила по нему туда-сюда. Она понимала, чтобы вернулись силы, нужно как можно больше двигаться. Такие тренировки давались девушке нелегко. Бывали минуты, когда от слабости у неё кружилась голова, подкашивались ноги. В один из таких моментов рядом оказался Саша. Подхватил Майю под локоть, помог ей дойти до лавочки, спросил – не надо ли принести сердечные капли? А потом отпер дверь на балкон (пациентов туда не больно-то пускали), принёс для Майи стул, и девушка долго сидела, вдыхая свежий воздух. Закончив неотложные дела, к ней присоединился и медбрат. И они болтали обо всём на свете, только не о трагедии, которую пережила Майя.
В следующее свое дежурство Саша уже специально заглянул в палату, где лежала девушка.
— Хочешь еще «погулять» на балконе? — предложил он.
Так началась их дружба. Кое в чём и Майя помогала Саше – заполнять разные медицинские бумаги, иногда ему на дежурстве поручали и такую работу. А медбрат заказал в кафе и принёс девушке сырники с вареньем, которые снились ей по ночам.
Саша был единственным человеком, которому Майя призналась, что боится выписываться из больницы.
— Я не знаю, куда мне теперь идти. Нет, не в том смысле, что у меня нет крыши над головой. Но вот вернусь я домой – и что дальше? У меня больше нет никого близкого. Ради чего мне теперь жить? Какой лежит путь впереди?
Саша, влюблённый в медицину, даже не задумался.
— Поступай в медколледж, — посоветовал он, — Ты умница, с программой справишься. Будешь помогать страдающим людям, увидишь, что некоторым из них куда хуже, чем тебе. Захочешь – пойдешь потом в институт. А если нет – профессия медсестры всегда востребована, на кусок хлеба заработаешь.
И Майя стала склоняться к тому, чтобы последовать его совету. А Саша всё больше привязывался к этой девушке – красивой и утонченной, доверчивой и всё понимающей. Ему хотелось оберегать её – ведь за свою короткую жизнь она уже испытала столько горя!
Их отношения сделались настолько близкими и тёплыми, что накануне выписки Майи Саша сделал ей предложение.
— Я понимаю, что сейчас не смогу тебе много дать, ведь я всего лишь студент. Но сам я воспринимаю как чудо — то, что тебя встретил. Это тот самый случай, когда действительно находишь свою вторую половину, будто недостающую часть души….
Майя жестом остановила его и рассказала о своих родителях. Они-то в своё время поженились, ломаного гроша в кармане не имея. Это их не остановило.
— Значит, подождём пару дней, ты как раз обживёшься дома — и подаём заявление в ЗАГС. Помпезная свадьба нам ни к чему. Ты только что пережила такое горе, я тоже не рвусь приглашать кучу друзей, а из родственников у меня одна сестра, родители умерли…
В тот же вечер Саша поставил сестру перед фактом – он женится, показал в телефоне фотографию невесты.
— Ни за что! — к удивлению парня воскликнула женщина.
— Но почему же? Мне двадцать три года, я взрослый человек. Если ты боишься, что мы сядем тебе на шею, то этого не будет. Я и сейчас зарабатываю себе на жизнь, готов трудиться ещё больше.
Сестра постаралась взять себя в руки.
— Сашка, ты сам не понимаешь, что несёшь! Ты должен полноценно учиться, а не пахать днём и ночью. Так ты загонишь себя, и диплом не получишь. К тому же, эта девушка… Я слышала о ней не очень хорошие отзывы.
И сестра вылила на Майю такой ушат грязи, что Саша побледнел, встал и сказал:
— Считай, что все отношения между нами закончены. В этот дом я больше не приду, и жену свою, конечно, сюда не приведу...