В избе стояла звенящая тишина. Только мирное жужжание зеленой мухи нарушало это безмолвие.
Старик стремился собраться с мыслями. Крупные морщины сложились в одно хорошо заметное коромысло, а уши шевелились, словно пытались уловить звуки, которые уже давно исчезли. Всё вокруг притихло... После смерти его бабки.
«Тьма сгущается перед рассветом». Он даже не мог вспомнить, слышал ли он эту фразу раньше, но теперь она словно застряла в его голове. Кто сказал ему, что перед рассветом сгущается тьма? Он не знает. Он знает только, что эти слова вызывают у него теплое, успокаивающее чувство, как будто его укутывают в одеяло. У деда есть еще шкура медведя для холодных ночей и дней, но даже под ним он дрожит по утрам. Вечерами, иногда, становится теплее, а в маленьком оконце появляется слабый лучик света.
Ум его давно сдвинулся, как будто крышка на чугунке. Вода кипит, бунтует: «убирай, убирай, огонь залью, бежать некуда». Кошка спрыгнула со стола. Бесшумно ступает мягкими лапками по неметеному грязному полу. Крыса забилась в угол избы и ждет, когда кошка пройдет мимо. Мыши в ворохе тряпья тоже ждут. Ждут, когда можно будет выдвинуться на разведку.
Никого не осталось у старика. Пауки, кошка да мыши. Да домовой за печкой живёт, - не бросает.
Дед с ними делит всё поровну. А они ему тем же отвечают. Наплетут пауки паутины, муху какую, или другую жужжащую тварь поймают в сети, а крылышки старику отдают. С чаем попьешь, старый. А он и тем доволен. Хоть какая забота.
Вскипятит воду дед, разольет травяной чай по глиняным чашкам и сидит, ждет. Вот они и пьют со стариком чай. Его это устраивает. По крайней мере, им не все равно. Хоть какая-то забота, хоть какой-то контакт с живыми существами. Старик немигающим взглядом смотрит в окно и видит, как тьма постепенно рассеивается перед рассветом. Он знает, что перемены не за горами, но он готов принять их, какими бы они ни были.
Старый сидит на скамейке, сжав руки в кулаки, и вспоминает былые времена. Раскачивается в такт кукушке. За стеной скулит кикимора или сыч? За печкой шуршит домовой. А время словно остановилось. Он задерживает дыхание, открывает глаза и шепчет: «Что ты медлишь, Марана? Пора умирать!» Кукушка, старая дрянь, за дверью: «ку-ку,ку-ку. Ку-ку, дурак старый. Пень сушёный: ку...ку».
А помирать не хочется. Потому что не понимает уже старик, где он. В этом мире или в другом? Что за окошком: Явь или Навь? Надо бы кошку покормить, да и остальных. И снова задышало всё вокруг. Редким дыханием, шажочками шаркающими, "ширк- ширк, топ-топ". Глаза закрыл старик, и картинки из жизни: лето, береза, глаза Марфы, словно у кошки - зеленые...
Кошка обвила ноги старика, как хмель ограду. Того и гляди дыру протрет в штанах. Другие ждут. Они более терпеливы. Хорошо, что время принадлежит богам. Хуже, когда боги отворачиваются от людей, и еще хуже, когда боги уходят. «Это время не за горами»,- проносится в голове у старика. «Две тысячи лет молчать будут боги. Когда огонь прогорит, да пепел в душах людских останется. Забудут простые люди свои корни, выжгут даже пни от вековых деревьев веры чужестранцы в черных одеждах. Расскажут о новых богах, вернее новом БОГе».
Но старик этого уже не увидит. Для него, вообще больше времени не существует. Он ждет, пока сотлеет, пока весь не выкипит, да дно не пригорит на углях. А пока он так и будет болтаться между реальностью и действительностью, между Явью и Навью. А кто иначе паучкам муху подложит, мышатам крошек насыплет, кошке кашку…ку-ку…
Больше читать тут:
Огромная благодарность, что дочитали. Пожалуйста, не пожалейте лайк.
