Эта фантастическая история полностью придумана и к реальной жизни не имеет ни малейшего отношения...
Новогодние праздники для сторожа Степана Ивановича Клёпки – событие особенное. Во-первых, его уже третий год подряд выдвигают на роль Деда Мороза в офисе склада по хранению овощей, а во-вторых, его раз в год после выполнения этой сложной работы подвозит на самой крутой машине и выгружает сам завскладом Пётр Иосифович Горюн и бухгалтер Нона.
Вот и на этот раз после проведения финишных дней старого года и приближения стартовых дней нового они подвезли натруженного Деда Мороза ко двору его соседа, вывели под руки чуточку «привялого», разомлевшего в тёплой машине Степана Ивановича, поставили возле первой доски забора его двора, перецепили через плечо одну сумку со сладостями, а вторую – с луком и поблагодарили за проведённую работу.
Бухгалтерша Нона, как и всегда, напомнила:
– Степан, не забывай: двенадцатая доска – это уже твоя калитка.
Руководство быстро скрылось с места происшествия, уверенное в том, что и на этот раз с арифметикой у их Деда Мороза все будет в порядке.
Степан Иванович не сразу начинает движение вперёд. Он стоит некоторое время, медленно вертит головой то вправо, то влево. Сориентировавшись на местности, начинает «идти» коленями по снегу, опираясь на левую руку, а правую таща по забору, считая доски:
«О... Одна... две... Три... четыре...»
После трёх остановок (мешают сумки) добирается до двенадцатой. На коленях заходит во двор. Ближе к дому стоят две фигуры: одна коренастая – слева от тропинки, вторая, стройная – справа.
«Тёща и жена», – сразу мелькнула мысль в голове.
Приунывший Дед Мороз прилёг, поправив рукой сползшую на глаза красную шапку и пристальнее присматриваясь: у одной женщины палка в руке… и у второй!
«Вот те на!» Никогда не били, а это из двух рук могут выбить тебя, Степан, как коврик», – смутился мужчина.
Третьей фигуры, мужской, не было.
«Значит, тесть в доме остался из-за мужской солидарности», – размышлял напуганный зять.
У тёщи на голове была какая-то здоровенная шляпа, у женщины – что-то высокое.
«Никогда же не били, – снова подумал. – Как уходил из дома, было все хорошо».
Тёща даже свой халат пожертвовала для новогоднего костюма, а дочка Оля – свою красную шапочку. Жена Зина обшила искусственным мехом всю спонсорскую помощь. Когда провожала до порога, прошептала в ухо:
«Если и на этот раз не в состоянии будешь справиться и постучать в окно, то будешь ночевать в «пятизвёздочном» отеле у Полкана».
«Говорил же Снегурочке, сортировщице Нине, что негоже «на коня» пить медовуху. И вот имеешь теперь мороку: голова моя, а ноги не мои...»
Дед Мороз размышлял, как избежать расправы:
«Надо брать женскую крепость лаской», – твёрдо решил Степан Иванович.
И он начал, стоя на коленях у калитки, сыпать вслух словами:
«Добрый вечер вам, дорогая, тёщенька, тёщенечка!»
В ответ – молчание. Чтобы как-то задобрить женщину, Дед Мороз-зять затянул песню, выбивая руками о колени и сумки:
«Ой, люблю душой я тёщу,
Как она танцует, я плещу,
А как поёт, то слушаю,
Не перебиваю...»
– Папа, а что вы здесь делаете? – перебила высокоэмоциональное пение дочь Оля, зашедшая во двор.
– Для бабушки твоей стараюсь, а она стоит и хоть бы что…
– Так это у вас репетиция?
– Какая репетиция? Все в оригинале. На колени упал перед тёщенькой, а она в ответ ни слова…
– Папа, что с вами? Где вы здесь видите мою бабушку?
– Да вон же мать твоя, а вот бабушка – тёща моя, – кивнул головой в сторону фигур.
– Вы меня насмешили, папа. Это же снежные бабы: одну я слепила, а вторую – Костик наш.
– Хм ... Хм ... Я же так старался, Олечка, помоги папочке встать, потому что колени уже окоченели, одеревенели.
К дверям дома Дед Мороз едва доковылял. Колени так закляли, что, показалось, уже никогда не разогнутся.
«Полежу в тёплой избе – попустит», – подумал про себя Степан Иванович.
– Ой! Чуть не забыл, Олечка, постучи в окно. Сжалилась судьба на этот раз над горемыкой. Буду ночевать в доме, а не в «пятизвёздочной гостинице» у пса. «На коня» медовуху больше не пью, точка, – заключил Дед Мороз.