Агафон с Кондратом второй день тряслись в телеге. Серая лошадка покорно перебирала ногами, не особо торопясь, и неминуемо приближая людей к Люшкам. Так деревня у старых гор называлась, а тамошних жителей во всей округе величали не иначе как темными люшкинцами.
Мужики в который раз обсуждали предстоящий визит:
— А давай, ты один к ним заедешь, а я на окраине спрячусь и тебя подожду, — погрызывая ноготь на мизинце предложил Агафон.
Кондрат нахмурился и помотал головой:
— Нет. Вместе поедем. Аввакум велел вместе держаться и до заката уехать от них. Только девчонку забрать и деру давать, обратно — в родные Кошники.
Страшно было мужикам соваться в деревню к колдунам-нежити, но деваться некуда — они своими руками жребий вытянули, точнее Кондрат, а верный друг Агафон не бросил. А все началось неделю назад…
На большой ярмарке в городе, которая собирается в конце лета, староста Кошников Аввакум сговаривался с головами соседних селений о невестах. Парней в деревне много, а девок мало, да и то все друг другу родней приходятся: если не двоюродной, так троюродной. Нельзя промеж собой таких женить, дети больные пойдут, и Кошники выродятся… В других селениях дела схоже обстояли, вот и встречались старосты раз в год для обсуждения брачных дел. Только из Люшек никого не сватали.
Подгорная деревня стояла особняком, жители на контакт не шли, и все их почитали за колдунов. А еще они людей крали, девушек. Охотники, бывало, забредали в тут сторону и старались издалека подглядеть за люшкинцами, но видели только несколько женщин и маленьких детей. Днем деревня выглядела почти вымершей, зато ночью в домах загорались огни, на улице звучали песни, смех, а иногда и крики.
Было дело, народ пошел с жалобами к князю, что дескать, людоеды и вурдалаки в Люшках обитают, а тот, как поднялся, да как глянул грозно и повелел:
— Кто посмеет на Люшки напасть и непотребство им учинить, сам будет казнен. Они растят для нас непобедимых воинов. Или вы хотите сами под копья вставать и свои головы на поле брани складывать, когда на нас басурмане налетят?
Народ только покачал головами. И прав был князь: уже давно деревенских парней к воинской службе не призывали, была только одна дружина — люшкинская, а на земли князя никто не нападал. Сильные и быстрые воины сносили все живое на своем пути. Только ради этих воинов держали особые стада быков, коз и овец, которых не резали на мясо, но сливали со скотины понемногу крови и уносили в гридницу… Те, кого Люшкинская дружина захватывала в бою, отправлялись в их родную деревню и пропадали навеки: но только мужики, а вот женщины появлялись в городе, пока были детородного возраста… А особая княжеская дружина пополнялась подросшими люшкинцами.
После ярмарки начали приезжать засватанные в соседних деревнях невесты. По жеребьевке Кондрату выпала девушка Веренея, да не приехала невеста, только брат ее раненный до Кошников добрался и поведал:
— Люшкинские налетели. Сказали, за трех коз сестру вернут, либо через седмицу ее женой одного из своих упырей сделают.
Пришлось Кондрату покупать у соседей коз, которые сейчас семенили на привязи за телегой, и собираться за суженой. Брат тоже порывался ехать за Веренеей, но староста Аввакум воспретил:
— Ты один сын у родителей, а за нее теперь Кондрат в ответе.
К обеду телега подкатила к крайним избам Люшек. Вокруг зеленели огороды, а на вольной травке паслись коровы, козы и овцы. Из дворов начали выходить женщины, следом высыпала ребятня — сплошь мальчишки.
Самая старшая вышла вперед и с усмешкой спросила:
— За кем прибыли, молодчики?
Кондрат и Агафоном поклонились, и несостоявшийся жених ответил:
— За Веренеей приехали. Вот, коз привезли. Выкуп.
Он кивнул на зад телеги и примолк. Как бы ни хотелось решить дело силой, да страшно было. И князь этих защищает, и сами они — не пойми кто. Что еще сотворят? Хотя тут только бабы и мелюзга-детвора…
Старшуха ухмыльнулась и кивнула в сторону:
— Наш погост видишь? Там тридцать свежих могил со спящими девчонками, в одной из них твоя невеста. Откапывай и забирай. Дети, несите коз в стойло.
Она развернулась и пошла в избу, а трое мальчишек лет четырех-пяти подскочили к мекающим животинам, ловко отвязали их и, взвалив на плечи, вприпрыжку побежали куда-то за дом.
Кондрат и Агафон удивленно наблюдали — козы весили вдвое больше мальчуганов, но те несли их с такой легкостью, словно это были пуховые подушки для украшения лежанок.
— У нас лопаты нету, — спохватился Кондрат.
Тут же ему под ноги прилетели две лопаты и со звонким лязгом воткнулись в землю отточенными лопастями.
За забором торчала рыжая, косматая мальчишеская голова без пары передних зубов во рту. Проказник хохотнул и крикнул:
— Только копайте скорее, на закате наши папки придут, тогда навеки тут останетесь.
— Слышь, конопатый, — обратился к нему Кондрат, — а как мне Веренею узнать? Я же ее не видал никогда.
— Эх ты — жених, — сплюнул на землю мальчуган, — у нее зеленые бусы на шее.
Кондрат с Агафоном подхватили лопаты и побежали к девичьему погребению. Агафон на ходу пробормотал:
— Это что же, они за раз тридцать девок украли и со всех выкупы требуют? А князь их покрывает… Где же совесть его?
— Его совесть люшкинские воины покрывают, — тоже тихо ответил Кондрат, — если у них мелюзга такой силой обладает, что же до взрослых мужиков? Этот рыжий так лопаты метнул, что при желании мог нам и ноги перерубить.
— Точно колдуны и нежить, — испуганно прошептал Агафон.
Они добежали до погоста и начали раскапывать первую могилу. Земля была рыхлая, и яма быстро углублялась. Когда мужики зарылись по пояс, лопата ударилась о крышку деревянного ящика. Вскоре Кондрат отворил дверцу и убрал покрывало с лица незнакомой девушки. Русоволосая, с румяными щечками, красавица спала волшебным сном. Бус на шее не было.
Кондрат вылез из могилы и начал раскапывать вторую, Агафон принялся за третью. Тут, словно из-под земли выскочил рыжий мальчуган и, подбоченившись, потребовал:
— Сперва эту закопайте, а то не выпустим.
Пришлось мужикам приводить в порядок первое погребение, и только потом копать дальше.
Солнце давно перевалило полдень и неминуемо клонилось к старым горам. Хотелось есть и пить, руки болели, а спина деревенела от страха: вокруг погребения столпились люшкинские мальчишки и довольно поглядывали на мужиков. Если они не найдут нужную могилу, то не уедут из деревни, а это значит, что на ужин будет не только животная кровь…
Два десятка живых захоронений уже было вскрыто и снова закопано. Мужики не разговаривали, пересохшие горла слиплись, но отходить к телеге за бурдюком с водой времени не было. Солнце неумолимо шло на закат.
Кондрат докопался до очередной крышки и открыл ее. Откинув льняное покрывало с лица девушки, он облегченно выдохнул и засипел:
— Агафон, Агафон! Сюда! Я нашел.
Вдвоем мужики вытащили теплое тело Веренеи из могилы и положили рядом на траву. Вечерние лучи сверкнули на гранях зеленых стеклянных бусин. Солнце коснулось нижним краем гор и начало быстро прятаться за темными скалистыми вершинами.
Агафон начал быстро зарывать могилу, что сам раскапывал, а Кондрат подхватил невесту на руки и побежал к телеге. Когда он вернулся, то они быстро привели могилу Веренеи в порядок и припустили к повозке. Солнце спряталось больше, чем наполовину. Мальчишки рванули следом за мужиками.
Те запрыгнули на свою телегу, Кондрат схватил вожжи и начал быстро разворачивать лошадь:
— Скорее, скорее, родненькая! Но!
Повозка развернулась и быстро помчалась по утоптанной дороге.
Старшуха вышла из избы и смотрела им вслед. К ней подошел рыжий мальчуган и спросил:
— Мам, а может, мы их догоним…
— У нас уговор, — женщина погладила сына по голове, — нельзя нарушать, а то люди совсем от нас разбегутся, далеко за ними ходить придется. А на ужин выкопайте девку из крайней могилы, дюже она страшненькая. Такую выкупать не приедут…
Телега мчалась через лес в последних закатных сумерках. При новом скачке на ухабе Веренея открыла глаза и испуганно спросила:
— Вы кто такие?
— Я жених твой, — представился Кондрат, — Кондратом кличут, а это друг мой Агафон.
— А почему вы меня от счастья увозите? — нахмурила брови девушка.
— Какого счастья? — не понял Кондрат. — Тебя люшкинские упыри украли и в могилу живьем уложили!
— Ох, батюшки, — испуганно прижала руки к груди Веренея, — ничего не помню. Только сон видела, что живу тут в счастье и уезжать не хочу.
— Точно люди говорят, — вздохнул Агафон, — они и колдуны, и упыри. Сновидениями дивными девкам головы морочат, вот те и живут с нежитью и сыновей им рожают. Для княжеской дружины.
Читайте на канале: Брусничный морок, Жертва для Акары