Домой в этот день Абаза-Мехмед вернулся пораньше в очень хорошем расположении духа.
- А что же Келебек? Её нет дома? – спросил он у служанок.
- Нет, господин. Она уехала в родительский дом и просила, чтобы Вы её забрали, как вернётесь со службы, - ответила прислуга.
- Хорошо, - отозвался Абаза и велел накрывать стол для трапезы.
- Прикажете готовить карету? – спросила одна из девушек-служанок.
- Я же сказал, накрыть стол для трапезы, - повторил Абаза.
- Разве Вы не поедете за госпожой? Она просила…- продолжила та, но подоспевшая главная служанка резко одёрнула её:
- Закрой рот. Господин просил подавать обед.
Абаза покосился на главную прислугу и одобрительно улыбнулся. “Надо повысить Шерифе-хатун жалованье” – подумал он и позвал управляющего.
Дав указание управляющему увеличить денежное содержание Шерифе-хатун, Абаза с аппетитом приступил к трапезе. Плотно пообедав, он растянулся на тахте и тут же задремал.
Проснулся он от пригрезившегося пронзительного взгляда серых бездонных глаз Нургюль-хатун. Встряхнув головой, он приказал подать холодную воду, умылся, собрался и поехал за супругой.
Он совсем не был против, что жена часто навещает родителей, ему это даже нравилось. Одной дома ей было скучно, а ему, возвратившись вечером, хотелось уединения.
По правде говоря, они с супругой были совсем разными, и общих тем для разговоров у них не находилось. Но Абаза не роптал. Он считал, что так и должно быть. Красивая молчаливая жена, рожающая детей, - что ему ещё надо для семейного покоя? Вот сына он очень хотел и с нетерпением ждал благой вести от супруги, но та пока молчала.
С этими мыслями Мехмед-паша подъехал к дому тестя и вышел из кареты.
После дождя сад, по которому Абаза шёл к дому, благоухал. Растения стыдливо распускали закрывшиеся на время бутоны своих соцветий, наполняя воздух пьянящими ароматами.
Мехмед наслаждался дивными благовониями сандала, иланг-иланга, магнолий и чего-то ещё терпкого и дурманящего, прислушивался к негромкому и ненавязчивому щебетанию птиц и вдруг замер.
Слева от тропинки под ветками мандаринового дерева стояли Нургюль и Юсуф и о чём-то разговаривали. Юсуф был молодой парнишка, служивший садовником у Мусы-паши, и он был немой.
Парень активно жестикулировал и открывал рот, словно рыба, показывая то на один куст, то на другой. Девушка внимательно следила за его руками и ртом, улыбалась и согласно кивала. На голове у неё была лёгкая прозрачная вуаль, и Абаза впервые увидел лицо девушки.
- О, Аллах, какая красавица! – только и смог вымолвить он.
Тем временем молодые люди увидели мужчину и замолчали.
Заметив на себе любопытный взгляд паши, Нургюль схватила край вуали и прикрыла лицо.
Абаза стоял, как вкопанный, не в силах сделать ни шагу, и пристально смотрел на девушку, его дыхание замедлилось, казалось, он совсем забыл дышать…
Нургюль двинулась с места и медленно пошла к нему сама. Остановившись в трёх шагах, она взглянула на Мехмеда исподлобья и вежливо спросила:
- Пан хочет что-то мне сказать?
Услышав низкий чарующий голос девушки, да ещё и необычное обращение, Абаза растерялся.
- Да нет, простите…
Но в нём тут же проснулся сердцеед, и Мехмед бравурно продолжил:
- Хотя, пожалуй, хочу. Почему Вы никогда не улыбаетесь? Вам очень идёт улыбка, - обольстительно посмотрел он на девушку.
Её ответ с лёгким акцентом, не похожим на турецкий, вперемежку с польскими словами, заставил Абазу покраснеть.
- Мехмед-паша, пшепрашам бардзо…извините, до сей минуты я уважала Вас. Если ещё раз Вы посмотрите на меня таким же сладострастным взглядом, Вы потеряете навсегда моё уважение. Вы человек гордый, самолюбивый и высоко себя цените. Думаю, Вам важно отношение к Вам окружающих, и моё в том числе. Прошу не обижаться на меня. А мою улыбку однажды навсегда убил вот такой пожаданы…похотливый взгляд, которым Вы ещё минуту назад меня удостоили.
Нургюль кивнула, повернулась и ушла по тропике в глубь сада. А Абаза стоял и смотрел ей вслед. Он увидел в глазах этой молодой женщины столько боли, сколько не могло бы вместить целое море, на которое он так любил смотреть.
Всю дорогу домой ему не давали покоя эти глубокие, хранящие тайну, глаза необыкновенного цвета.
Мехмед успел разглядеть их удивительное свойство - они менялись так же быстро, как меняется море: из нежно-лазурного оно, вдруг, становится тускло-серым, а потом начинает излучать серебряный блеск отменной дамасской стали, из которой была выкована его сабля, безжалостно рубившая головы врагам.
“Что же могло произойти в жизни такой молодой девушки, вероятно, ровесницы его жены? Почему её одежды всегда мрачные и скрывают её прекрасную внешность? Может, она вдова? Чей взгляд убил её улыбку? Откуда этот акцент?”
От нескончаемых вопросов, крутившихся в его голове, ему было не по себе, и он решил однажды расспросить жену о Нургюль-хатун.
Перед ужином Мехмед подошёл к Келебек и ласково коснулся ладонью её щеки.
- Роза моя, до чего же ты красива, - улыбнулся он, накручивая на палец блестящий каштановый локон супруги. - Вот только меня беспокоит твоя излишняя бледность. Да и формы твои значительно округлились. Может, тому причиной твоё состояние? – с надеждой заглянул он в глаза жене.
Женщина нахмурилась и недовольно повела бровью.
- Какое ещё состояние? Что ты имеешь в виду?
- Прости, не сердись. Просто мы уже полгода женаты, я думал, что ты решила подарить мне наследника, - вздохнул Мехмед.
- Нет, я не беременна, если ты это имеешь в виду. Лишь один Аллах знает, когда это произойдёт, да и произойдёт ли вообще, - безразлично сказала она, зевнув.
Её слова удивили Мехмеда.
- Отчего же не произойдёт? Мы оба молоды, здоровы.
Он придвинулся к ней вплотную и зашептал, обняв за округлые бёдра:
- Идём, радость моя.
Келебек отстранилась, убрав его руки.
- Мехмед, давай сначала поужинаем, - улыбнулась она.
- Разве ты не поела у родителей? – раздражённо спросил он.
- Мы только пили чай со сладостями, а трапезу я хочу разделить с тобой, - обняла она его и увлекла к столу.
Абаза разочарованно вздохнул и уселся на высокую подушку. Его жена была красива, но холодна, как тот дамасский кинжал, о котором он недавно вспоминал.
- Ты ешь, а я не голоден. Скажи, Келебек, я никогда не спрашивал, а откуда у вас в доме появилась эта девушка Нургюль? Она ваша родственница? Вероятно, вдова? – спросил он, отломал от ароматной сырной лепёшки кусок, обмакнул его в соус и подал супруге.
Та взяла его весь в рот и с жадностью стала жевать.
- Почему ты решил, что она вдова? – спросила женщина и зачерпнула ложкой плов.
- М-м-м, как вкусно, - закатила она глаза, смакуя золотистый жирный рис.
У Келебек был хороший аппетит.
- Да потому, что она всё время хмурая, и платья её такие мрачные, что не свойственно молодой девушке, - ответил Мехмед, вновь обмакнув лепёшку в соус и подавая жене.
- Нет, насколько мне известно, она не была замужем. И она нам не родственница. Но её история такая ужасная, наша семья поклялась никогда никому о ней не рассказывать, - прожёвывая пищу, сказала Келебек.
Мехмед напрягся.
- Очень интересно. И мне не расскажешь? – стараясь казаться беззаботным, спросил он жену.
- Тебе? – продолжая жевать, Келебек покосилась на мужа, - тебе, пожалуй, расскажу, - немного подумав, ответила она. – Ведь мы с тобой теперь одно целое. Будь добр, пододвинь мне вон тот соусник, - указала она глазами на изящный фарфоровый предмет на краю стола.
Мехмед послушно взял сосуд в руки и поставил рядом с супругой.
- Благодарю, дорогой. Закончу трапезу и расскажу тебе. Только обещай, что никому ни слова, - погрозила она пухлым пальчиком мужу.
- Обещаю, милая, - закрыв глаза, Мехмед склонил голову в знак согласия.
С заметным нетерпением он стал дожидаться завершения ужина.
- Мехмед, попробуй айву, чудо как хороша! А сливки на ней такие нежные! – тем временем Келебек уже смаковала десерт.
- Спасибо, радость моя, ты же знаешь, что я равнодушен к сладкому. Можешь взять мою порцию, - напряжённо улыбнулся Мехмед и пододвинул блюдо с десертом супруге.
- Ну и напрасно. Это так вкусно. Однако спасибо, дорогой, - ответила Келебек и потянулась к пирожному.
Абаза окинул взглядом заметно округлившуюся фигуру жены и вспомнил, вдруг, как однажды Фериде-хатун, его тёща, во время семейного обеда вроде бы в шутку сказала ему:
- Мехмед, сынок, если хочешь, чтобы твоя жена оставалась такой же красивой и стройной, не позволяй ей есть так много жирного и сладкого. Да и вообще следи за её аппетитом.
Тогда он просто рассмеялся, а сейчас подумал, что тёща, пожалуй, была права. Но что он мог сделать? Не отнимать же еду от жены силой? К тому же хороший аппетит, считал Мехмед, это признак хорошего здоровья.
Наконец, Келебек вздохнула и, томно прикрыв глаза, произнесла:
- О, это было так вкусно! Я бы не прочь съесть ещё вон тот кусочек, но нет, не буду, не то растолстею, и мой супруг разлюбит меня.
- Что ты, радость моя, как ты можешь так говорить! – сказал он нарочито возмущённо, но тем не менее настойчиво предложил ей салфетку, чтобы утереть рот и руки и одновременно хлопнул в ладоши, призывая слуг убрать со стола.
Взяв супругу за руку, он помог ей подняться и усадил на диван, устроившись рядом.
- Ну а теперь, слушаю тебя, милая, - с нетерпением посмотрел он на Келебек, - Так кто же эта Нургюль? И что за страшная история приключилась с ней?
- Её выгнал из дома отец, и она сбросилась с башни. А мой отец в это время ехал с торговым караваном из Речи Посполитой, увидел девушку в луже крови, подобрал её бездыханное тело и попросил своего лекаря вылечить её и привёз к нам домой. Она долго не могла ходить, почти месяц, а потом быстро пошла на поправку. Да так и осталась у нас. Мы все её полюбили. Она добрая, - сказала Келебек и замолчала.
Абаза слушал жену с широко раскрытыми глазами, лицо его вытянулось от удивления.
- Так девушка не местная? Она не мусульманка? – спросил он.
- Нет, я же сказала, что она шляхтенка. А мусульманкой она стала уже у нас, сама решила веру поменять, и новое имя захотела, - ответила Келебек.
- Полячка, значит…И как же её звали? – не зная, для чего, спросил Абаза.
- Её старое имя Ядвига. Так она сказала, - ответила жена.
При этих словах Мехмеда почему-то охватил непонятный сладостный трепет.
- А за что же отец прогнал её? Что такого страшного она совершила? – не заметил Мехмед, как всё больше стал интересоваться девушкой.
- Откуда мне знать, - пожала плечами Келебек.
- Как же так? Неужели тебе неинтересно было узнать? Разве тебя совсем не взволновала судьба этой девушки? – с раздражением спросил Мехмед, повысив голос.
- А что ты так рассердился из-за этой Нургюль? Кричишь на меня, больше тебе ничего не скажу, - обиженно надула губы Келебек.
Абаза опомнился и взял супругу за руку.
- Прости, если я обидел тебя. Просто, жаль стало её, такая молодая, а уже столько вынесла, сирота…- оправдывался он.
- И вовсе не сирота. Родители же где-то у неё есть. К тому же матушка и отец очень хорошо к ней относятся, как к родной дочери. Ну хорошо, я тебя прощаю, идём спать, - сказала женщина и сладко потянулась.
- Идём, - машинально ответил Мехмед, думая совсем о другом. Голова его сейчас была заполнена мыслями о прекрасной шляхтенке Ядвиге, всё остальное перестало существовать.
С той поры Мехмед-паша стал более задумчивым, мысли о Нургюль назойливо будоражили его голову. Он пытался нацелить свои размышления на другие дела и заботы, но образ девушки вновь и вновь возникал в его сознании.
Он отдавал себе отчёт в том, что ведёт себя глупо, ведь изменить ничего было нельзя, но никак не мог отделаться от навязчивых дум. Такое с ним происходило впервые.
Засыпал он теперь лишь после полуночи, и даже во сне где-то в закоулках его мозга пробуждался лик красавицы-полячки.
Возвращаясь со службы домой и не застав супругу, он теперь сразу же мчался за ней в её отчий дом, не желая признаться себе, что спешит увидеть там Нургюль.
Однажды, ожидая супругу в саду, он так засмотрелся на Нургюль, снимавшую с ветки алычу, откровенно любуясь девушкой, что не заметил, как сзади к нему подошёл Муса-паша. Лишь почувствовав на плече прикосновение чьей-то руки, Мехмед вздрогнул и повернулся слишком быстро, не успев придать лицу бесстрастное выражение.
Он тут же принял деловой вид и хотел что-то сказать тестю в оправдание, но тот вскинул ладонь, пресекая его слова, и, как ни в чём не бывало спокойно произнёс:
- Мехмед, Келебек ждёт тебя в карете.
Абаза почтительно кивнул и быстрым шагом пошёл к экипажу.
Неизвестно, чем бы закончилось это наваждение для паши, если бы не случилась долгожданная беременность Келебек-хатун.