Гливс светился от удовольствия, он уже прикидывал, как и какие клинья, он сможет подбить к губернатору через меня. Не надо морщиться мой дорогой читатель, это светские нравы, такими они были и сто, и двести, и триста лет назад, и такими же, и останутся ещё на сто и на двести лет. Готов держать пари с кем угодно, под гарантии, что он проживет ещё сто лет.
Далее я был представлен местным докторам. Хотя они стояли рядом, и даже переговаривались, но и на дистанции чувствовалось, что отношения между ними натянутые. Ближний к нам, тот что в очках, был просто карикатурно похож на доктора. И вместо платка в нагрудном кармане смокинга ему бы скорее подошла деревянная трубочка стетоскопа для прослушивания грудной клетки и фамилия его была тоже какая-то карикатурная, непохожая на британскую, его звали Безюке. Второй, что стоял рядом с ним, тоже был в очках, и был скорее похож на офисного работника, чем на доктора. Его фамилия звучала тоже не очень по-британски – доктор Шелле. Про него мне сказали, что он ранее имел самостоятельную практику, а сейчас он стал помощником доктора Эшкли. Рядом с ними две стройные дамы, обе были медсёстрами из клиники. Разговор с ними вышел очень короткий.
Далее, то есть по мере потребления бокалов шампанского, всё становилось значительно легче и веселее, хотя нет, не так, всё становилось проще.
Кстати, после знакомства с губернаторской четой, Гливс подвёл меня к двум джентльменам, оба в смокингах, и которые, как оказалось, олицетворяли и осуществляли правопорядок в городе: это были временно исполняющий обязанности начальника полиции Айленда вице - комиссар полиции Уилкин и временно исполняющий обязанности заместителя начальника полиции старший инспектор Уилкинсон. Причём именно так, дословно, оба и отрекомендовались мне. О них, мой дорогой читатель, уже знакомые острословы говорили: начальник полиции и его сын - обыгрывая игру слов «Уилкинсон, т. е. выходило сын Уилкина».
Разговор с ними, как с людьми конкретными, вышел простой, о состоянии уличной преступности в Лондоне и в Тауне, причём, это сравнение вышло не в пользу Лондона. Ещё я заметил, что оба полицейских чина явно знали, кто я такой и с живым интересом поглядывали на меня, чтобы понять, что я за фрукт на самом деле.
Здесь, дорогой читатель, я должен сделать некоторые пояснения, по поводу этих двух служителей закона. Вице-комиссар Уилкин, был очень похож на Доббса, и по возрасту, и по повадкам, только он был не такой кряжистый и более худой. Что же до второго, до старшего констебля Уилкинсона, то он был гораздо более примечательной фигурой и, хотя держался он скромно, вперёд не лез, всё время, стараясь быть, как бы, за плечом своего начальника, но чувствовалось, что он не последняя спица в здешней полицейской колеснице.
Старший констебль говорил сдержанно, с юмором, но всегда по делу, его серые глаза светились живым умом. У него была ещё одна, но очень примечательна черта – его лицо было сильно обезображено с левой стороны. Поэтому старший констебль, а также исполняющий обязанности и прочая, прочая, прочая, старался держаться к собеседнику правой стороной. А правой стороной лица он очень походил на главного героя «Унесённых ветром», которого играл американский актёр Кларк Гейбл. А вот если смотреть на него анфас, то эта часть лица была какой-то третьей, что ли, не похожей ни на правую, ни, тем более, на левую. Когда мы закончили разговаривать с ними, Гливс полушёпотом пояснил мне, что это результат давней аварии, пожара и операции, которую пришлось делать в полевых условиях.
Мы ещё не успели отойти от представителей закона, причём Гливс в очередной раз отшутился по поводу отсутствия самого губернатора и самого же начальника полиции, на что получил в ответ смущённо-понимающие улыбки обоих слуг закона, как к нам, сопровождая даму, подошёл военный.
Он был в гражданском, в смокинге, как и все гости, но будь на нём, даже ещё один фрак, и пара макинтошей в придачу, вы бы, мой дорогой читатель, ни секунды не сомневались, что перед вами офицер, причём не опереточный, не киношный, а самый настоящий офицер, как говорится, до мозга костей.
Чётко выговаривая слова, он представился сам и представил свою спутницу. - Майор Шортфлайт, это графиня Комтесс, а эти «шалопаи», - майор с улыбкой полуобернулся назад, - пилоты вверенной мне эскадрильи.
Хотя он употреблял просторечные выражения, говоря о своих подчинённых, было понятно, что он ими по-настоящему гордится. И «шалопаи» это прекрасно знали, улыбались до ушей, и поглядывали на хорошеньких «аборигенок», которые воспользовались этим «бокалом шампанского» для демонстрации своих «вооружений».
Про майора я уже рассказал, а теперь самое время рассказать про его спутницу. Стройная, подтянутая, словно пантера, она действительно походила на эту представительницу семейства кошачьих, не только своими повадками и упругой гибкостью тела, но и чёрным облегающим платьем с глубоким декольте, и с длинными перчатками. Да, она пришла с майором, но это была лишь необходимая дань условностям, о которых я говорил в начале этой главы, с одного взгляда было ясно, она кошка, которая гуляет сама по себе.
Описание взаимных представлений затянулось, и, пожалуй, я его сейчас завершу, про остальных персонажей, дорогой читатель, я расскажу по мере их появления на страницах этой повести. Лишь добавлю несколько слов о чете Доббсов: отставной штаб-сержант вам известен и был одет также, как во время нашей первой встречи, миссис Доббс была видная, моложавая женщина, высокая, во всяком случае, немного выше своего мужа, одетая чуть старомодно, что излишне добавляло ей лет. Я подошёл к ним один, Гливс, правильно решил, что его представления здесь не понадобятся, и отлучился, как он сказал, по делам.
Мы разговорились, Доббсы, и особенно миссис Доббс, благодарили меня за этот вечер, за возможность побыть среди людей, и, что называется потолкаться, я тоже говорил какую-то светскую чепуху, что мол это только начало, и что ещё должен играть оркестр. Миссис Доббс, вспыхнув, сказала, что она уже сто лет не танцевала.
Музыканты действительно появились и прошли в угол зала, но перед этим возникший будто из ниоткуда Гливс, увлёк меня к какому-то очередному знакомству. Музыканты заняли свои места, достали инструменты, приладились, извлекли несколько пробных нот, настраивая их, дирижёр взмахнул трубой, он потом сам играл на ней, и по залу проплыло несколько музыкальных тактов, долженствующих означать сигнал, слушайте все.
Все послушно примолкли и повернулись в сторону оркестра. Дирижёр в безмолвии взмахнул ещё три раза, и на четвёртый взмах полилась мелодия медленного вальса, всё правильно, сначала надо постепенно всех расшевелить, а уж потом дать жару.
Прозвучал призыв, - кавалеры приглашают дам. Я не смотрел, кто куда пошёл, кого приглашать, а повинуясь какому-то наитию, подошёл к чете Доббс, и попросил у главы семейства разрешения пригласить его супругу, миссис Доббс, на тур вальса. Доббс только смущённо кивнул, миссис Доббс ещё больше смутившись и покраснев как школьница, приняла приглашение, и вот мы, медленно кружась, и обстреливаемые со всех сторон взглядами стоявших вдоль стен, поплыли по кругу вместе с остальными парами.
Не буду скромничать, но танцую я хорошо, и миссис Доббс, хоть и не танцевала, по её словам, сто лет, каждое новое па делала всё увереннее и раскованнее. Медленный вальс закончился, но, поблагодарив, я не стал отпускать свою партнёршу. Разминка закончилась, и оркестр заиграл быстрый вальс. И уже ничуть не смущаясь, мы закружились в стремительном вихре, миссис Доббс была на высоте, я лишь успевал ловить восхищённые взгляды её супруга. Потом была полька, а потом оркестр заиграл модный фокстрот, и я, чтобы не сбивать впечатление, вернул, с благодарностью, миссис Доббс её супругу. Она почти красная от танца и от удовольствия, достала из рукава маленький дамский платочек, украдкой промокала лоб, верхнюю губу и подбородок, что-то, смеясь, говорила мужу, время от времени бросая в мою сторону благодарные взгляды.
Вечер пошёл по накатанной: вальс сменился фокстротом, затем последовали свинг и тустеп, потом опять фокстрот. Я, заметив, что чета, губернатор и его супруга, чтобы не смущать гостей официозом, покинули зал, потолкался ещё немного среди гостей. Больше танцевать я не стал, хотя ловил на себе взгляды и мисс Мэллоуин, и ещё нескольких дам, включая графиню Комтесс, подошёл к Гливсу, и остаток вечера простоял рядом с ним, и лишь в самом конце сказал, что чертовски устал, что пружина ослабла и что-то ещё в этом роде, и покинул зал.