Давно собирался написать о звездной паре Серебряного века Дмитрии Мережковском и Зинаиде Гиппиус, но все время что-то останавливало. То ли величие этих громадных (с точки зрения культуры) фигур, то ли непонимание их личной жизни, без разъяснения которой все попытки охватить и систематизировать их творчество будут безуспешными.
Но тут почитал побольше (хотя существующего материала незаслуженно мало) про сестер Зинаиды Николаевны, и что-то начало вырисовываться. Быть может, пазл еще не сложился окончательно, но в центре его есть четыре женские фигуры с общей для всех хромосомой неприятия физиологической близости. Не любви, заметьте, а именно близости.
Что русскому здорово, то немцу смерть
Род Гиппиусов ведет свое происхождение от некоего Адольфуса фон Гингста, который в свое время переселился из Германии в Москву, где сменил фамилию на фон Гиппиус и открыл первый в России книжный магазин.
Символично, что его потомки исповедовали привязанность к немецкому порядку (служа в войсках, полиции и жандармерии), а также любовь к русской культуре и словесности, ставшей просто фамильным делом представителей рода Гиппиусов.
Отец четырех дочерей Николай Гиппиус одно время служил обер-прокурором Сената, но болезнь легких не позволяла долго находиться в сыром и неприветливом климате Санкт-Петербурга, поэтому молодой, но уже авторитетный юрист получал должности в более солнечных местах Российской империи, отмечая на карте страны текущие локации рождением дочерей.
Старшая из них, Зинаида родилась в 1869 г. в Белеве Тульской губернии, младшая Наталья в 1880 г. в Нежине. А еще в семье подрастали Анна (1872 г.р.) и Татьяна (1877 г.р., Харьков). К сожалению, организму Николая Романовича не помог и теплый климат Малороссии, в 1881 г. отец большого семейства приказал долго жить.
Самое грустное, что заболевание по наследству могло передаться и дочерям. Во всяком случае, так полагала вдова Анастасия Васильевна, решившая кардинально изменить локацию проживания на Крым, а позже перевезти семейство в Грузию.
На холмах Грузии рождается семья
Историю о знакомстве девятнадцатилетней Зинаиды и двадцатитрехлетнего Дмитрия Мережковского многие биографы передают, восторженно заливаясь соловьиными трелями.
Хотя мне ближе версия о спокойно-рассудительном решении обоих быстренько обвенчаться - одинокий поэт-путешественник мечтал о семейном уюте, а, просмотревшая весь мужской фонд женишков-петушков славного Боржома и не нашедшая достойной кандидатуры, девица на выданье оценила незаурядный ум и начитанность поэта Димы.
В 1889 году после свадьбы они переезжают в Петербург, где Зинаида начинает активную литературную деятельность.
Зинаида Николаевна быстро взяла штурвал семейной яхты в свои руки. Она фонтанировала идеями, помогала в работе мужу, сочиняла сама, контролировала доходы и расходы, при этом успевая создавать неповторимый имидж себе и "популярить изыски" их семейного литературного салона, который быстро стал знаменит в столице.
Дом Мурузи, как центр притяжения богемы
Мать Мережковского, обожавшая своего "младшенького" (в семье всего было девять детей), сняла и обставила для молодых квартиру в доходном доме Мурузи — сразу после свадьбы Дмитрий и Зинаида перебрались туда.
К переезду Мережковский уже сделал себе поэтическое имя - выпустил первую книгу своих стихов, в свое время нежно дружил с Надсоном (последний умер в 1887г.) и был известен в литературных кругах. Молодая жена тоже писала стихи, порой позволяя розыгрыши читателей. Зинаида любила "подарить" мужу сочиненные ей строфы, чтобы он опубликовал их в своей подборке. А потом оказывалось, что они уже были напечатаны в многочисленных тогда литературных изданиях. Возможно, так Зиночка выравнивала литературные таланты и достижения.
Жили так, как полагается столичной богеме, - у каждого отдельная спальня, собственный кабинет и общая гостиная, где супруги встречались, обменивались мнениями, принимали гостей. Все знаменитости побывали в гостях у Мережковских. Многих из них продвигала из неизвестности к триумфу сама Зинаида Николаевна, помимо способностей поэтессы открывшая у себя талант публициста и критика.
Супружеский долг? Друг другу прощаем
Если быт семьи был налажен, как часы, то супружеский долг сторонами не исполнялся вовсе, поскольку оба они не считали данную часть семейной программы обязательной, скорее, наоборот, сторонились этого дела, причем, в остальном отношения были самыми нежными, добрыми и уважительными друг к другу.
Что говорить, если в конце жизни сама Зинаида Николаевна трепетно вспоминала, что за 52 года совместной жизни они с Мережковским не расставались ни на день!
Сохранились восторженные воспоминания современников о Зинаиде Николаевне.
«Общенье с ней, как вспых сена в засуху»,
– вспоминал друг-соперник Блока Андрей Белый.
«…Красива? О, несомненно!»,
– писал о Гиппиус издатель и критик Сергей Маковский.
А красивая женщина не может быт не востребована, не так ли?
Окончен журнальный роман...
Романы (любовные) Зинаиды Николаевны становились моментально достоянием Петербурга. Вот, в начале девяностых на горизонте нарисовался г-н Минский (он же Виленкин), который своими поэтическими усами пощекотал не одну дамочку на стороне.
Только если с предыдущими любовницами все было - одна только издательница "Северного вестника" Любочка Гуревич измотала женатого поэта и морально, и физически, то с Гиппиус - дальше поцелуев ни-ни.
Аналогичная картина у Зиночки нарисовалась и с критиком Акимом Волынским (Хаимом Флексером, если быть точным до конца). Страстные письма, объятия, поцелуи, горячие признания и... стоп-машина. Большего не надо. Или не дано?
Во всяком случае, пообщавшись с этими ребятами, Зиночка поняла, что оба еврейских товарища любят попользоваться своим служебным положением (оба входили в редакцию "Северного вестника" и вершили суд над присланными произведениями), казня-милуя, печатая-не печатая в зависимости от интимно-удовлетворяющих отношений.
Так, Аким Волынский, не отходя от Мережковских, путешествуя с ними по Италии, слушая рассказы Дмитрия Сергеевича о Леонардо да Винчи, материалы о котором тот собирал в итальянских путешествиях:
- самым нахальным образом ревновал Зинаиду к Дмитрию, забыв о субординации и межличностных отношениях
- сумел разругаться с обоими спутниками, наговорив им кучу гадостей и укатив в одиночку домой
- напечатал под своим именем (!) изыскания Мережковского о Леонардо да Винчи и потом еще обзывал литератора негодяем, когда возмущенный писатель потребовал объяснений
- закрыл доступ к публикации во всех контролируемых им и его дружками изданиях романов Мережковского, выдавливая того из России еще на стыке веков
- аналогично поступил со стихами и критикой Антона Крайнего (псевдоним Гиппиус), закрыв ей доступ в "Северный вестник" и другие журналы
Ну, как вам, "порядочность" Акима - критика и "балетоведа", о котором на склоне лет Зинаида Николаевна напишет такие строки:
«Я, впрочем, не очень верила в его «литературность» и даже в его способность литературно писать (впоследствии оказалось, что я была права). Это был худенький, маленький еврей, остроносый и бритый, с длинными складками на щеках, говоривший с сильным акцентом и очень самоуверенный..."
После Волынского Зинаида Николаевна зареклась иметь даже подобие флирта с мужчинами.
Но на женщин ее обет не распространялся. Через некоторое время весь Петербург судачил о том, что Гиппиус состоит в близких отношениях с английской баронессой Елизаветой фон Овербек. Та, как композитор, сотрудничала с Мережковским, а как женщина - с его супругой.
В стихотворении, посвященном баронессе, Гиппиус просила:
Возьми же сердце мое в ладони,
Согрей – утешь – утешь, любя...
При этом Зинаида Николаевна, не упускала повторить, что при всей своей чувственности она не желает, категорически не хочет определенной формы любви...
Г-жа Гиппиус, кто же вы?
Таким вопросом задавались современники, силясь определить секскуально-психологическую ориентацию "сатанессы" и "белой дьяволицы", как за глаза называли Зинаиду Николаевну ее гости, знакомые и знакомые знакомых.
В переборе девиаций "би-"или "гомо-" неожиданно все чаще стало появляться "герма-". Но не "германофил" (им никогда Гиппиус не была, несмотря на четверть немецкой крови), а "гермафродит", пугающее обывателей определение-диагноз, который никто и никогда не доказывал, но утверждать позволяли себе многие.
Она же поддерживала все эти ребусы-загадки и делом, и словом:
«В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе – я больше мужчина, в моем теле – я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю»
И продолжала шокировать публику, своими повествованиями от лица мужчины, своими нарядами, позами, жестами, где мужское (или мальчишеское) превалировало над женским.
Помните, ее портрет работы Бакста, где на ней курточка, штанишки, жабо, еще что-то пажеское, она полусидит-полулежит вытянув длинные ноги?
И презрительный взгляд насмешливых глаз - никогда вам не узнать разгадку моей тайны!
В следующей части нашего повествования мы все-таки постараемся приблизиться к разгадке, в чем нам, возможно, смогут помочь сестры Зинаиды Николаевны - Анна, Татьяна и Наталья, а также дневники старшей из сестер Гиппиус, где слова отточены, как наконечники рапир, которыми, как и верховой ездой, блестяще владела амазонка от литературы.
Продолжение следует
