«По статистике каждый четвертый человек в мире китаец…»
(с) некогда популярное утверждение
В повестях о мире «Полдня» братьев Стругацких упоминаются персонажи самых разных национальностей. Американцы, немец Максим Каммерер, поляк Рудольф Сикорски, русские, еврей Айзек Бромберг, японцы, негры… Но почему-то среди героев первого и даже второго плана нет представителей одного, без сомнения, великого и очень многочисленного народа. Китайцев. Хотя в остальном творчестве братьев-фантастов, не относящемся к «Полуденному» циклу, есть как минимум один весьма колоритный китаец — пожилой дворник (а также кузнец и директор обувного комбината) Ван Лихун. То есть дело не в неприязни писателей к этой национальности, а в чём-то другом.
Конечно, никакой особой тайны здесь нет. Достаточно вспомнить, что эти повести писались с 1960-х по начало 1980-х. То есть во время «Культурной революции» Мао Цзедуна и охлаждений отношений между СССР и КНР, дошедших до военного столкновения на острове Даманский. Не менее известный, чем Стругацкие, советский фантаст Иван Ефремов откликнулся на эти события, выведя жителей антиутопии на планете Торманс идейными наследниками «китайского муравьиного лжесоциализма». Но в будущем по-Стругацким никаких межнациональных конфликтов внутри земного социума заведомо и принципиально быть не могло, а отправлять группу отщепенцев на другую планету, как это сделал Ефремов, они не захотели.
Кроме того, упоминать маоизм в связи с коммунистическим обществом, победившим во всём мире, было крайне неудобно с политической точки зрения. Если показать, что в будущем маоисты влились в мировое коммунистическое движение, значит председатель Мао был хотя бы отчасти прав, а это полностью противоречило как идейным установкам вождей СССР, так и пониманию идей коммунизма самими Стругацкими. Если же показать маоистов идейными врагами (как поступил Ефремов), то нужно продемонстрировать и победу над ними, причём не на поле боя, а на политическом и пропагандистском фронтах. А как это сделать?
Даже заочная полемика с маоизмом означала признание этой идеологии в качестве чего-то значимого, с чем не зазорно дискутировать. Политическая дискуссия подобного рода была в СССР дозволена разве что центральным партийным изданиям. Конечно, братьев Стругацких это бы не остановило, ведь писали же они «идейно невыдержанные» тексты, которые не надеялись опубликовать при жизни из-за цензурных ограничений. Но дело было в том, что Стругацкие специализировались по Японии, а о Китае, и тем более китайском варианте коммунизма, знали не больше, чем остальные советские граждане. Придумывать же некоего абстрактного маоиста в качестве идейного оппонента, чтобы показательно с ним расправиться, они скорее всего считали ниже своего достоинства.
Стоит отметить, что персонажи Стругацких, даже самые умные и крутые, прямо скажем, не являются мастерами переубеждения идейных врагов. В самом мире «Полдня», например, прогрессор Корней Яшмаа не смог переубедить даже не шибко умного пацана, курсанта школы «Бойцовых котов» Гага. Впрочем, он и не особо старался. А в повести «Пикник на обочине», в котором действие происходит в близком будущем, советский учёный Кирилл Панов не смог переубедить убеждённого преступника Рэда Шухарта. Наконец, в романе «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» гениальный воспитатель Г.А. Носов не только не смог убедить в своей правоте «отцов города» с «представителями общественности», но даже не все его собственные ученики поддержали учителя в критической ситуации.
Получается, что если бы Стругацкие и вывели в одной из книг о мире «Полдня» китайца, то это был бы некий совершенно абстрактный китаец, нечто вроде «полупрозрачных изобретателей», над образами которых сами братья посмеялись в описании путешествия по придуманным мирам в повести «Понедельник начинается в субботу». А если бы им удалось показать настоящего маоиста, то он так идейным маоистом и остался бы, и что с ним таким делать в светлом коммунистическом мире? Кстати, по той же причине в мире «Полдня» нет (во всяком случае в поле зрения читателя) ни одного сталиниста, антисемита, да даже хотя бы просто глубоко и искренне верующего фанатика любой религии.
