Александров Анатолий Александрович (1927–2003) — поэт, арестован в Томске 30 августа 1945 года.
Анатолий родился 25 апреля 1927 в Маньчжурии, куда занесла судьба его родителей. Его отец, Александр Алексеевич Александров, родился в семье врача в городе Тобольске. Окончил духовную семинарию, служил регентом, но в годы советской власти, когда храмы закрыли, вынужден был зарабатывать музицированием, дирижировал духовным оркестром, играл на скрипке на радио в Чите, куда семья выехала из Маньчжурии в 1929 в период советско-китайского конфликта. Дед, отец матери, Николай Федорович Петров, происходил из казаков, родился в 1880 в станице Урюпинской Царицынской губернии, ныне — город Урюпинск Волгоградской области, имел до революции крупное состояние. Бабушка, Мария Казимировна Жевток-Миткевич, родилась в 1890 в семье польского шляхтича, имение которого находилось под Киевом.
В Томск Александровы переехали в 1933, где его отец стал руководить хором в драмтеатре.
Из книги Анатолия Александровича Александрова «Чудная планета»:
«10 октября 1937 года мой отец был арестован (взяли со службы) и брошен в концлагерь при городе Чибью, где отбыл почти девять лет (по суду имел семь, но задержали, как тогда было принято говорить, "до особого распоряжения"). Осудили его за то, что, будучи художественным руководителем хора в Томском драмтеатре, он удостоился "высокого" рукопожатия: однажды после концерта к нему на сцену взошел находившийся в те дни в Томске кремлевский деятель по фамилии Эйхе, которого вскоре расстреляли по указке Сталина. Роковое рукопожатие — отцу пришлось связать с этим человеком.
Бедный мой отец! Вернувшись в Томск летом 1946 года (я был в это время в лагере под Асино), он нашел мою мать замужем и уехал с другом в Красноярский край, где затерялся, так что на все мои попытки найти его мне отвечали: в списках не значится».
Во второй половине 1930-х был репрессирован и его дядя, Георгий Николаевич Петров, погибший в одном из лагерей под городом Чибью в 1940 году.
Таким образом, живя и взрослея в обстановке постоянных тревог и утрат, Анатолий Александров рано начал понимать политическую обстановку в стране. Не раз он слышал в семье такое: «Напрасно мы приехали в Россию, многие "кавэжэдинцы" предпочли заграницу, живут теперь, горя не знают». Семейное воспитание, особенно пример бабушки, сделали его не только глубоко верующей личностью, но и рано познавшего все лицемерие власти. Сознательно отказался вступать в комсомол. Учась в школе, Анатолий стал выкладывать на бумагу свои соображения, в возрасте девяти лет сочинил первое стихотворение далеко не детского содержания и потом все — в нелояльном духе. Мать не раз сжигала его записки, но не наказывала за них, а он не оставлял своего занятия….
Причина в жизни есть всему
Мне десять лет, но — что за чудо!
Страдаю, будто прожил сто:
Тяжелых, горьких мыслей груда
Сдавила сердце. И никто
Мне посочувствовать не хочет.
Соседка хмурится, ворчит,
Ее беспечный сын хохочет,
А бабушка моя молчит,
Когда я спрашиваю прямо:
«За что мой папа осужден?»
Но вот ответила мне мама:
«За то, что добрым он рожден,
За то, что улыбался людям,
Но правду говорил плохим».
«Вот это да! Но разве судьям
Не ясно, что он был таким?»
Тут мама прошептала: «Крошка,
Причина в жизни есть всему.
Вот подрастешь еще немножко
И разберешься, что к чему».
1937. Томск
Над моими предками свистели
Вражеские стрелы и мечи,
Иноземцы их сломить хотели
И свои терзали палачи.
Мучили их в недрах на Урале,
Гнали их в Сибирь, как на тот свет.
Только если предки умирали,
К жизни путь указывал их след.
Вот и мой отец куда-то загнан,
Обвиненный в вольности ума.
Что же ждет меня за смелым шагом:
Соловки, Печора, Колыма?
1940. Томск
В 1944, оставив школу на девятом классе, учился Анатолий в школе №3, он перешел в Томский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта — ТЭМИИТ — на курсы ускоренного обучения и, получив в том же году аттестат о среднем образовании, подал заявление во ВГИК, на сценарный факультет, и был допущен к вступительным экзаменам. Но 30 августа 1945 получил «приглашение» в НКГБ, где после трех суток допроса был арестован. Обвинялся в том, что, учась на курсах, высказал недовольство тем, что в аудитории часто гаснет свет, и учиться приходится при керосиновых лампах. При этом добавил: «Вот станем электриками и наведем порядок»…
При обыске ничего не нашли, так как предусмотрительная, много потерпевшая его бабушка спрятала все его бумаги, которые он обнаружил лишь после ее кончины в 1965. Не веря даже хрущевскому времени, вообще не веря в постоянство советских законов, она из боязни потерять внука вторично, хранила свою тайну, уверяя, что все уничтожила.
После изнурительных допросов, 24 ноября 1945 Томским областным судом он был приговорен по ст. 58-10 УК РСФСР к шести годам лишения свободы и трем годам поражения в правах, в то время как прокурор требовал десять лет.
Обвинение:
«…Называл советский социалистический строй диктаторским режимом. Порочил колхозно-советскую систему, называя ее рабской… Высказывал пораженческие настроения в пользу англо-американской системы государственного строя… Клеветал на органы Советской власти, выражая обиду за своего отца, изъятого как враг народа в 1937 году… Писал антисоветские стихи...»
Летом 1946 года Анатолий Александров прибыл в пересыльный лагерь в Асино Томской области. Около трех месяцев находился здесь, а в конце октября несколько сот заключенных погрузили в товарные вагоны и повезли. В середине ноября прибыли в Находку. Потом погрузили на пароход «Советская Латвия» и — на Колыму. 2 декабря 1946 пароход вошел в бухту Нагаева…
До 1948 года Александров находился в одном из магаданских лагерей, трудился на строительстве жилых и производственных объектов. В октябре 1948 был этапирован в лагерь «Пестрая Дресва» Омсукчанского ГПУ. Всю зиму работал на оловянной обогатительной фабрике в должности мастера-концентраторщика.
Весной 1949 этапирован на рудник «Галимый», на строительство обогатительной фабрики. Потом в шахте уголь кайлил, вагонетку груженую по штреку гонял, бревна, трубы таскал, зимой скалу на сопке под клин на кувалду дробил…
— Как-то будит меня среди ночи дежурный надзиратель, — рассказывает Анатолий Александрович. — Вставай, — говорит, — ты, оказывается, беглец, из верхней зоны.
— Да ты что? — говорю. — Я давно здесь живу, ты же меня не раз видел.
— Видать-то видел, но коли начальство говорит что беглец, значит — беглец. Вставай!
Ведет меня в верхнюю зону, что на взгорье, возле рудника расположена. На вахте фамилию, имя, отчество спрашивают. Называю.
— Все верно, он, — говорят. — Значит, перебежал в ту зону?
Я оправдываюсь, но мне никто не верит, пинают, добиваются признания. Надевают на меня «рубашку» — приспособление, сшитое в виде комбинезона с длинными рукавами и штанинами. Её одевают на провинившихся. К рукавам привязывают веревку, к штанинам — другую. Концы веревок закрепляют на вделанный в потолок крюк и медленно начинают тянуть. Человек, лежащий в комбинезоне вниз лицом, сперва отделяется от пола, потом руки и ноги начинают сближаться за спиной. Спина при этом прогибается, хрустят суставы, и жертва теряет сознание. Периодически веревки слегка отпускают, что бы наказуемый мог ответить на один и тот же вопрос: «Признаешь свою вину?»
«Рубашку» на меня насильно одели, остается лечь на пол, но я медлю, надеюсь на чудо. Взываю голосом души: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!»
И тут входит надзиратель. Взглянув на меня, говорит:
— Стоп! Это не он, того я, как облупленного знаю.
В этот день стало известно, что убежал уголовник, у которого были мои данные: фамилия, имя, отчество, год рождения. Только биография другая…
По отбытии срока заключения был освобожден, но лишен права выезда за пределы Магаданской области «до особого распоряжения». Освободившись, больной цингой Анатолий Александрович попадает в больницу для вольных при лагерном пункте. После выздоровления его берут на работу, как специалиста, мастером рудного двора, а весной на следующий год он идет в геологическую партию Управления «Дальстройпроект»…
В 1953 после ареста Берии получил возможность выехать на «материк». Однако это была лишь полусвобода: жить было позволено только в провинции, Александров поселился в сельской местности на Тамбовщине, женился, заимел троих детей.
В 1963 Александров был реабилитирован Верховным судом РСФСР. Работал строителем, затем корреспондентом местной газеты. В 1986 овдовел. Потом жил в городе Фрязине Московской области.
Публиковал рассказы и стихи, большей частью лирические, но ни одного из тех, которые содержали его политические убеждения, ибо даже в период «оттепели» многие его строки звучали, да и теперь звучат слишком дерзко, не укладываются в рамки нашей демократии. Его спрашивали: почему он, в отличие от большинства своих сверстников, пошел по пути многотрудному и опасному, наперекор изуверским законам, выражая в стихах то, что лишь спустя многие годы было частично принято самой властью советской. Он ответил так: «Господь поставил меня на этот путь! Один из следователей назвал меня пророком. Если это так, то истинно и другое: пророк не принимается в своем Отечестве…».
В начале 1990-х Анатолий Александрович Александров, потеряв все надежды на то, что его стихи увидят свет, выпустил несколько экземпляров «самиздатовских» книжек. Они попали в руки некоторых литераторов, которые предложили поэту издать часть его стихов с условием внесения в них своих коррективов и отбора на свое усмотрение. Пришлось автору согласиться. И вот в 1994 почти одновременно в Магадане и в Кирове вышли сборники стихов Александрова, вместившие в себя примерно десятую часть всего написанного им, а в 2000 в Магадане вышел его сборник стихов «Чудная планета».
Умер 15 сентября 2003.
Стеклышко красное
Мне нравилось в детстве сквозь стеклышко красное
Смотреть-любоваться на солнышко ясное.
И небо, и землю — весь мир окружающий
Тогда созерцал я с душой замирающей.
Я думал: все было б гораздо красивее,
Когда б этот цвет был разлит вместо синего,
Деревья б окрашивал вместо зеленого —
Хотел необычного я, незаконного.
Я вырос. И вот, сквозь тюремное стеклышко
Смотреть привелось мне на ясное солнышко;
Лазурь ненаглядную сердцем я впитывал,
Тоску по деревьям зеленым испытывал.
А ночью на следствии было мне велено,
Чтоб черное белым назвал я немедленно.
В лицо меня били — сознанье теряющий,
Смотрел я, и красен был мир окружающий;
Я сплевывал кровь, вспоминая злосчастное,
Меня обманувшее стеклышко красное.
2 марта 1953 г.
Галимый, пос. ГЭС
Библиография
- Александров Анатолий. Чудная планета: Стихи. Магадан : МАОБТИ, 2000. — 221 с. — (Архивы памяти ; вып. 4);
- Александров Анатолий. Под ржавыми звёздами: Стихи . Вступ. ст. А. Бирюкова. - Магадан : Изд-во объединения «Северовостокзолото», 1994. — 86 с. : портр. — (Особый остров ; вып. 4);
- Александров Анатолий. Кровью сердца: стихи. Киров : Гражданин России П. Мурашов, 1994. — 158 с.
Источники и литература:
- В. Кобисский «Поэт из «колымской клетки». Томский вестник. — 1997. 18 февраля;
