— Массовому зрителю имя сценариста Ренаты Литвиновой стало изветво в связи со съемками в фильме «Увлечения». Может быть, это исполнение вашей мечты?
— Ни актрисой, ни балериной, ни певицей — ничего такого в детстве я не хотела, но это был особенный момент. Ты же идешь в кино, чтобы что-то сказать, и если у тебя есть возможность это сделать — почему от этого нужно отказываться?
Я — жертва кинематографа. У меня мама была первой жертвой. Она ходила в кино ежевечерне и брала меня, маленькую с собой, потому что не с кем было оставить. Чтобы я молчала, она давала мне пакет яблок, и я, как сейчас, помню — набитый зал, вечерний сеанс, тогда же люди еще ходили в кино. И вот в этом набитом маленьком зальчике где-то на расстоянии — черно-белый экран, какие-то мужчины, какая-то женщина в белом платье красивом. И вот этот пакет яблок, которые у меня кончаются, и я уже не могу сидеть — я помню это.
Но я всегда предпочитала контролировать процессы. Я всегда что-нибудь сочиняла и думала, что если я буду сценаристом, значит, смогу что-то контролировать. А актерская профессия совершенно другая, для меня очень тяжелая, адская профессия. У меня сильная неприязнь ко многим режиссерам, я не люблю сценаристов, а актеры мне нравятся все. А еще когда я сама в этом ненормальном гриме побыла на площадке!.. Одним словом бесправная профессия.
— Вам предложили написать тексты для этого фильма или сразу речь шла об исполнении роли?
— Кира предложила мне попробоваться на главную роль, но там была одна, совершенно мне не подходящая. Тогда Кира захотела, чтобы у одной и той же героини было два оттенка. Чтобы я произносила те же самые слова, но по-другому, как в «Астеническом синдроме». А я говорю: «Зачем это нужно? Я же сценаристка!» И прямо на пробах у меня эти тексты пошли, пошли, пошли.
— А как у Муратовой возникла идея вашего появления в фильме?
— «Мы с ней были знакомы уже несколько лет, она читала мои сценарии, ей нравилось. Она даже говорила, что хотела мой диплом ставить, но не знала как. Вообще, она очень лукавая, и мне говорит, когда у меня что-то читает: "Ну, это очень сложно, мне бы попроще».
— Тексты, которые вы написали для «Увлечений», — это то самое «попроще»?
— Я не знаю, у нас не происходило объяснений и заказов. Я ей давала листочки с монологами, она говорила: «Вот этот монолог скажите». Их отпечатывали в группе, а Кира делала на полях скобы: «Вот отсюда досюда, остальное не надо».
— То, что вы сыграли в «Увлеченьях» — придуманный образ или это вы сама?
— Думаю, что это не я. Мне захотелось сыграть такую девушку, как Тогатогенос у Ивлина Во в «Незабвенной». Или если бы Гамлет умер, а Офелия не умерла и ее перенесли сейчас сюда.
— Как вы относитесь к такому необычному для сценариста опыту?
— Мне очень нравится, ведь произошла реализация. Когда пишешь сценарий, то реализуешься на какие-то маленькие проценты, а тут я написала, сама это воплотила и поэтому очень довольна этой работой. А всеми другими, что я сделала до этого как сценаристка, — вообще недовольна.
— Расскажите про фильмы, снятые по вашим предыдущим сценариям.
— Был фильм «Трактористы - 2». Братья Олейниковы работали в рамках параллельного кино, и мы с Глебом написали сценарий «Весн», но он был очень необычный, и никто не решался его снимать. Тогда мы пошли на компромисс, решили сделать что-то коммерческое.
Кстати, за исключением «Трактористов», все артистки получали в моих фильмах призы за главные женские роли. Немая актриса в «Ленинград. Ноябрь», Ксения Качалина в «Нелюбви». Мне в Сочи дали приз за женскую роль в «Увлеченьях». Значит, я исследую что-то, связанное с женщинами.
— Как вы определяете сферу своих «исследований»?
— Мне всегда было интересно наблюдать за человеком, за тем, что им движет. Мне интересен такой отрезок жизни человека, когда он или умирает, или делает какие-то ужасные поступки. Меня интересует темная сторона человека, то, что у вас внутри, то, о чем вы боитесь сказать, не хотите, чтобы про вас знали, — это зажигает мое воображение. Мне кажется, для драматурга это поле, я вижу там большие драматургические возможности. Черное, патологическое — то, что меня волнует. Может быть, я такая сама по себе, стою на грани патологии, может быть, я патологична — меня это не страшит. У меня сейчас должен запускаться проект в Ленинграде — опять сценарий «на современную тему», камерный, психологический, с убийствами.
— Какими же приборами вы пользуетесь при изучении этой темной стороны человека?
— А у меня нет таких приборов, только я сама, моя душа, то, как я чувствую. Знаете, в школе разрезают несчастную лягушку, что-то там на нее капают, и у нее мышцы дергаются — вот, мне кажется, я что-то такое на себя капаю.
— Кого вы считаете своими предшественниками в этом нелегком деле? Назовите какое-то имя или традицию.
— Мне очень нравится «Волшебная гора» Томаса Манна.
— А в кино?
— В американском сценарии есть «проблески», но это задавлено американской режиссурой, пришлепнуто синтетическим способом производства фильма. У них большой банк информации, куда собраны идеи со всего мира, но тут нужна какая-то субъективность, а они все делают так, чтобы субъективности избежать.
— О ситуации в отечественном кинематографе говорят как о кризисной. Что вы думаете о возможности реализовать себя здесь и сегодня?
— Мне кажется, если человек хочет реализоваться, то тем или иным образом он обязательно реализуется. Если нет — значит он недостаточно этого хотел. Все преодолимо, главное — желание. Раньше не давали что-то сказать, а сейчас можно найти маленькие деньги, сделать дешевый проект — и реализоваться.
— Как вы определяете происходящие в стране изменения?
— Сейчас начался капитализм, сейчас самое важное — деньги, проблема денег. У меня даже был такой сценарий «Теория денег» — очень тонкая теория. К кому приплюсовываются деньги, кто их притягивает, кто их отталкивает, как их заработать и приносят ли они тебе то, что ты хотел. Деньги — это независимость, это почти все сейчас. Но мне кажется неправильным нагнетание, наоборот, сейчас более светлое время, чем пять лет назад.
Жизнь так устроена — сегодня что-то одно, а завтра все поменяется, появится что-то другое, и люди будут интересоваться иным. Тут есть справедливость: кто-то уходит в тень, кто-то выдвигается.
— В связи с этим вопрос о преемственности. У вас был Учитель?
— Я не могу про себя сказать, что у меня был учитель в жизни. На меня никто не оказал решающего влияния. Киру я встретила только теперь, а мне сейчас уже двадцать шесть лет. Вот если бы я ее встретила раньше...
С Кирой произошло счастливое сочетание, когда она меня не ущемляла. Она мне дала возможность реализации, как подарок. Она новатор, ее фильмы не устаревают, они очень энергетические.
— Вам бы хотелось сняться у нее в новом фильме?
— Опять же, если я отвечу себе на вопрос: «Зачем?» Если это будет отвечать моим задачам, то почему бы нет? Я люблю кино, это моя жизнь. Зачем я пришла сюда чтобы строчить на бумажке и потом, глядя на экран, переживать, потому что больно смотреть, больно слышать?
— Вы всегда так воспринимаете фильмы, снятые по вашим текстам?
— Наверно, я слишком зациклена на своем воображении, на том, как я себе это представляю. Меня всегда ранит чужое изображение, ранит в буквальном смысле — мне больно и слышать, и видеть. Может быть, надо наращивать толстую кожу, не реагировать, в конце концов можно смириться. Некоторых это устраивает, некоторые начинают писать романы, думая, что там в полной мере воплотятся. Иллюзии помогают им жить, переносить тяготы, ведь человек защищается разными путями. Некоторых устраивает такое положение вещей, у них проблемы как продать сценарий, жить как-то на это. У меня нет потребности зарабатывать на этом, для меня это не способ зарабатывания денег, а «задача жизни», выполнить которую очень важно.
Меня обидело, когда вы сказали, что у меня, как у актрисы, успех более значительный, чем у сценариста. Но когда ты работаешь как сценарист, ты всегда словно «под паркетом», без тебя нельзя, а голос твой чуть слышен. В сценаристах есть какая-то ущербность, но некоторым идет подавленность, а для меня такая работа не может быть успешной. Я хочу распространяться дальше — хочу сама сделать картину и полностью производить контроль всех процессов.
— Ваше желание самой снять фильм — это бунт?
— Бунт, но иначе я просто заболею. Вечное чувство недовольства влияет на тебя чуть ли не физически, ты превращаешься в неудачника. Люди же сублимируются по-разному.
— «Подавленность», «сублимация» термины психологии. Для сценариста знание психологии — необходимость?
— Не скажите. Многое зависит от человека — откуда у него его дар, откуда он черпает силы. Я интересуюсь психологией и оттуда черпаю силы свои, а есть люди, которые, например, изучают какую-нибудь среду. Есть отстраненные сценаристы, которые не интересуются жизнью, у них есть сверхидея в голове, и они ее воплощают.
— Когда вы пишете сценарий, «видите» ли вы фильм?
— Для того чтобы дальше снимать, надо обязательно видеть, представлять себе картинку в какой одежде входит герой, как он садится, какое освещение. Могут быть какие-то вариации, но ты пишешь в сценарии «то, что видно, и то, что слышно». Сценарист должен быть профессионалом. Откуда-то прийти извне и вдруг написать сценарий — я в это не верю. У дилетанта может один раз хорошо получиться, но у этой профессии есть свои законы.
Юлия Гриба
©Киносценарии, 1994
